– Мы все не ангелы, Микелла, – перебивает меня профессор Миллер. – Я имею право грешить, как и любой человек.

– Мой грех лишил меня семьи и спокойствия.

– Возможно, другой грех откроет глаза на прекрасную жизнь и освободит тебя.

Он смахивается большим пальцем слезу с моих глаз. Окутывает чуть шершавыми ладонями мое лицо. В этот момент мне становится так тепло. Так спокойно. Никогда не ощущала ничего подобного. Ничего роднее и естественнее этих действий. Правильнее. Будто мне снова подарили родительское тепло, которого лишили год назад.

Если бы я знала, насколько мои чувства обманчивы.

Тут же жалею, что спросила о той девушке из машины. Это личное. Не мое. Тем более я давно хотела забыть об этом и, как сказал профессор Миллер, не оглядываться назад.

– Не переживай, – прерывает мои размышления профессор, – я никому не скажу о твоем прошлом.

– И я не скажу о вашем прошлом, профессор. Мне нужна стипендия в Уилок Браун.

Он улыбается, чуть приподняв уголки губ. Не победно, как раньше, не хитро, когда он попросил меня сделать доклад при всех студентах на лекции. Скорее успокаивающе. Его пальцы все еще на моем лице. Они не отпускают меня. Профессор не отпускает.

Он слишком близко.

Я разглядываю его.

Замечаю маленькие, едва видные на темной коже морщинки под глазами. Небольшое углубление в носогубных складках. Маленькие золотистые лучики, выстреливающие из зрачка к окружности радужки. И губы. Полные, налитые. Коричнево-розоватые.

Боже…

– Кстати, – профессор резко отходит к столу и разрывает наваждение, – у тебя «А+». Идеальный тест.

– С-спасибо.

Нас больше ничто не держит рядом. Я забираю рюкзак и выбегаю из аудитории полностью опустошенной. В голове роется так много вопросов. И один из них:

Что это было?

Но найти ответ на него не удается. Мысли в голове разбросаны по разным отделам, как пазл, который нужно собрать. Но на это потребуется время, прежде чем картина встанет перед моими глазами.

– Какая хитрая! – летит мне в спину от… черт! Опять она здесь!

– Почему хитрая? – удивленно спрашиваю я у Рамильды, повернувшись к ней. Ее коричнево-рыжие брови сведены на переносице, а полные красные губы сомкнуты. Ощущение, что она сейчас их прокусит от злости на… на меня? Но за что.

– Профессор Миллер ни разу не давал задания индивидуально. Он распределял силы поровну, уделял внимание каждой из нас. Чем ты заслужила его почести?

– Написание доклада разве почесть?

– Ещё какая! Ты отняла время у нас, отняла силы. Знаешь, сколько я готовлюсь к семинарам, чтобы он обратил на меня внимания! Вон, в порядок себя привожу, доказываю, что мозги в голове есть, а ты…

– Просто зажми его в машине и дело с концом, – парирую я и покидаю коридор. На улице ужасно жарко, особенно в кардигане, а я не могу его снять. Непозволительно. Рукав три четверти, он в любой момент может задраться.

Но лучше купаться в жаре, нежели слышать презрение одной наглой полячки.

Я тоже стараюсь, но не ради профессора, а ради себя. Я люблю искусство, люблю кино. Люблю историю.

Когда отхожу подальше от кабинета, останавливаюсь в попытке отдышаться и глотнуть немного воздуха. Разворачиваюсь. Цепкий взгляд преследует меня, цепляется за форму. Он стоит возле дверей своей аудитории, скрестив руки на груди. Рукава рубашки закатаны, обнажая крепкие предплечья, взгляд такой же строгий, внимательный. Он будто говорит: «Это ничего не значит», а я отвечаю: «О’кей».

Интересно, он слышал мой разговор с Рамильдой Псаровски?

Однако этот вопрос меркнет, когда я касаюсь пальцами своих губ и прикрываю глаза, представляя… его. В голове остается только один вопрос.

Почему я хотела, чтобы он поцеловал меня?

Глава 10

Почему я захотел поцеловать ее?

Этот вопрос не оставляет меня в покое всю неделю. Даже сейчас, сидя в гостиной с ноутбуком, не могу отделаться от посторонних мыслей. С утра, до того как Карла уехала за продуктами с Ханной, мне удалось немного отвлечься на девочек, затем на работу. Но не сейчас, не в абсолютной тишине нашего дома.

Трудно отрицать схожесть. Трудно не представлять ее на месте одной из моих бывших студенток. Я не идеален. Я грешен. Но у всякого греха есть свой предел. Однажды я перешел границу, больше этого не повторится. Я обещал себе, обещал Карле.

Но, видимо, эти слова так и останутся словами…

Жалею, что дал свой телефон девчонке. Но мне все равно нужно было бы поделиться контактом. Работу над докладом никто не отменял. Она умная девочка, но еще совсем юна. Первый курс, как никак.

На экране ноутбука текст для утверждения, а перед глазами ее взгляд. Зеленый, магнетический. Я должен поработать, но вместо этого вспоминаю полные девичьи губы. Розоватые, слегка покусанные. Из-за нервов, наверное. Интересно, сколько она проревела тогда, после студенческой вечеринки? Надеюсь, не все дни, которые пропускала мои пары.

Помню, как нашел ее совсем невменяемую, пьяную. Она улыбалась, не понимала, что происходит. А я не сразу понял, чем ее накачали. Явно не одними коктейлями. На одной руке висел наручник, но она не была ни к чему привязана и не выглядела отчаянной и морально убитой. Помню, как отвез ее в больницу и позвонил родителям, записанным в ее телефоне за случай экстренного случая. Больше я ничего не слышал об этой девчонке, даже забыл о ней.

Когда Кеннет мне скинул полную информацию, осознал, как ошибся. Предложение помощи с моей стороны было лишним, я понимал, что наступлю на те же грабли, что и десять лет назад. Но иначе я бы не смог. Однако она не воспользовалась моей «услугой». Ни разу. Ни звонков, ни сообщений. Справилась сама? Молодец. Я рад за нее. Микелла сильная девочка, справится.

– Папочка! Мы пришли! – в голову внедряется звонкий голос Ханны. Она бежит ко мне на диван и садится рядом. – А что ты читаешь?

– Это сценарий будущего фильма, милая.

– Ты взялся за съемки? – спрашивает Карла и заглядывает в экран.

– Нет. Попросили дать оценку, – объясняю, закрыв ноутбук. Я отвык от упоминаний о съемках. Сначала было больно бросать любимое дело, но рождение Ханны расставило все по своим местам. – Как съездили?

– Как мы можем съездить за продуктами? – Карла скрещивает руки на груди. – Нормально, нормально.

– Пап, а давай мультики посмотрим!

– Чуть позже, хорошо?

– Позже я поедут мамой на рисование, – надув губки, говорит Ханна.

Карла записала ее на рисование? Почему я узнаю об этом последним? Гляжу на жену, которая смотрит что-то в телефоне и улыбается. Мы поговорим позже насчёт дополнительных занятий Ханны. Черт возьми, почему она ничего не сказала мне?

– Я не сделал даже половину работы. Если хочешь, я встречу тебя после рисования.

– Я хочу сейчас!

– Милая…

– Собери пока рюкзак, – вмешивается Карла. Неужели оторвалась от телефона и слышала наш разговор? – Я подожду тебя в машине.

Малышка слезает с дивана и поднимается в комнату, окинув меня уничтожающим взглядом. Класс. Я поссорился со своей дочерью. Знаю, что Ханна не будет дуться долго, и знаю, чем смогу ее задобрить, но сам факт ощутимо ударяет в грудь. Неприятно.

– Когда ты хотела сказать, что записала Ханну на рисование? – спрашиваю у Карлы, когда хлопает дверь в детскую на втором этаже.

– Она сама попросила.

– Она могла попросить меня.

– Ты вечно работаешь.

Начинается… Этот уничижительный тон, руки в бока, взгляд, готовый прострелить меня насквозь тысячами пуль из огнестрела.

– Мне нужно извиниться за то, что я приношу домой деньги?

– Нет, Доминик! – Карла повышает голос. – Тебе нужно извиниться за отсутствие внимания к своей дочери!

– Я часто с ней общаюсь. Где пропадаешь ты по вечерам – большой вопрос.

– Ты упрекаешь меня? После всего, через что мы прошли с той сумасшедшей девчонкой?

Молча проглатываю ее крик. Надеюсь, Ханна не слышит его, не замечает, как наша семья рушится на глазах. Как мама уходит неизвестно куда, а папа пытается спрятаться за рабочими вопросами, чтобы не думать о своей студентке, похожей на…

Моя принцесса спускается через пару секунд и идёт с мамой к машине. Она ни разу на меня не взглянула. И правильно сделала. Иначе увидела бы своего папочку разъяренного, как быка. Разъяренного и подавленного после разговора с женой.

Когда я в последний раз злился на Карлу? Сложный вопрос. Давно. Год назад, когда уехал в Вегас с Кеннетом и нашей компанией. В тот день она тоже напомнила о прошлом. Напомнила о моей студентке, которой я преподавал десять лет назад. И о последствиях, гложущих до сих пор.

Вибрация телефона заставляет вернуться на грешную землю и удивиться. Потому что звонит Микелла.

– Профессор, кажется у меня проблемы! – тараторит жалобно моя студентка.

– Что случилось? – подскакиваю с дивана, чувствуя, как сердце учащенно бьется в груди.

– Мне нужна ваша помощь! Срочно!

Глава 11

Как я могла так облажаться?

Зачем позвонила ему перед тем, как проверить информацию еще в одном источнике? Дура! Перспектива выступить перед важными людьми настолько замылила мне глаза, что я стала в последнее время слишком невнимательной, рассеянной, но старалась не показывать окружающим мое состояние.

Или всему виной иная причина со смуглой кожей и бархатным голосом?

Дура!

Хожу из стороны в сторону по коридору, жду профессора возле его кабинета в главном корпусе, как он и просил. Чувствую, как подрагивают коленки, а сердце колотится как бешеное. Он неспроста дал свой номер, и я грела надежду в душе, что обязательно позвоню при необходимости. Без злоупотребления положением. Но сейчас у меня складывается ощущение, что я воспользовалась ситуацией.

Что сделано, то сделано. Я так переживала из-за нестыковки в источниках, что переволновалась, а профессор сам вызвался подъехать к кампусу. Он сказал, что живет недалеко, ехать всего пятнадцать минут. Как я взгляну в его глаза и скажу, что уже решила вопрос? Я пыталась позвонить ему сразу же, как нашла ответ, но он не брал трубку. И сейчас не берет. Я испортила ему выходной.

Черт, Микелла, почему ты глупишь? Ты же умная девочка. Ага, как же! Если бы у тебя в голове имелись мозги, ты бы не звонила профессору Миллеру раньше времени. Ты же хотела избегать его, не смотреть в глаза, не любоваться его предплечьями, обнаженными рукавами накрахмаленной рубашки.

Черт!

Целую неделю мы вели себя как преподаватель и студентка. Я думала, если наши отношения наладятся, если профессор не будет относиться ко мне предвзято, то все вернется на круги своя. Но это не так.

Я думала о нем слишком много. Слишком часто. Слишком красочно. В голове отложился его светлый взгляд, отличающий чистым золотом. Маленькие лучики, стремящиеся к окружности зрачка. Его полные коричнево-розовые губы. Его улыбку. Стоило мне только закрыть глаза, я представляла его лицо. Смуглое, скульптурное. Представляла его закатанные рукава, обнажающие крепкие предплечья. Он красив. Чертовски красив.

Я снова думаю о нем…

Дурацкие мысли лезут в голову именно в тот момент, когда мы должны встретиться. Когда он идет по длинному коридору. Замечает меня. Сердцебиение ускоряется. Сейчас он не столь официальный. На нем нет костюма, только пуловер синего цвета и синие джинсы, но рукава привычно закатаны до локтей. И я по привычке смотрю на них. Недолго.

– Привет. Показывай, – сходу начинает он, отвлекая меня от дурных мыслей. – Где не сходится?

Виновато протягиваю ему планшет с набросками. На мгновение наши пальцы соприкасаются. Меня словно бьет током. Снова. Как в тот раз, когда мы остались в кабинете одни и откровенно разговаривали о прошлом. Однако это сладостное мгновение проходит, когда он прочитывает мои наброски.