Первый учебный день вышел, как всегда, несколько скомканный. Домой мы шли, тяжко нагруженные полученными книгами – вот где пригодилась вместительность германского ранца, куда кроме моих учебников вместилась ещё и половина Ленкиных. Их, ясное дело, нёс тоже я – нашу парочку провожали завистливые шепотки одноклассниц, насмешничать над такими вещами в девятом классе уже не принято. Так что проводить спутнице на этот раз пришлось до двери её квартиры, после чего я решительно отклонил предложение зайти, выпить чаю, и поспешил домой за Бритькой. Знаем мы эти чаепития – за столом, да за обсуждением летних каникул не на один час застрянешь.

А так беседа состоялась сначала во время неспешной прогулки по бульвару на улице Крупской, а потом и на «собачке» – обширной площадке, напоминающей пустырь, которую спокон веку облюбовали местные собаковладельцы. Сейчас тут пусто – не время, народ всё больше на работе. Джерри с Бритькой носились, как оглашенные, двумя мохнатыми молниями – одна чёрно-рыжая, другая палевая. Это сперва вызывало недовольство бабушек, выгуливавших внуков на соседней детской площадке, но когда выяснилось, что собаки дружелюбны, безопасны и охотно играют с детьми, вызывая у тех ответные восторги – сменивших гнев на милость. Так что никто не мешал нашему сеансу обмена впечатлениями в стиле «Как я провёл каникулы у бабушки».

Как я и ожидал, расспросы крутились вокруг Артека и «космической смены». Мои попытки перейти к обсуждению удобств жизни в Советской Прибалтике (три раза ха!) потерпели сокрушительную неудачу.

А чего, собственно, скрывать? Решительно нечего – и я выложил собеседнице всё, как было. И о красотах «Лазурного», и о тренажёрах орбитальных «крабов», и ребятах-иностранцах, с которыми мы прожили этот месяц бок о бок, и о забавной коллизии с именами «юных космонавтов» из Калуги.

Когда дело дошло до победы моего фантпроекта и последовавшего за этим фиаско, Ленка схватилась за щёки. «Как же так! – возмущалась она, – Это же несправедливо, ты всё придумал, а отобрали других!» Пришлось напомнить, что отбор проводился всё же не на праздничный утренник, а для серьёзного дела, в котором дисциплина и способность к самоконтролю играют далеко не последнюю роль – а вот с этим у меня, как выяснилось, проблемы. О том, что на авантюру с Пушкинским гротом я пошёл сознательно, предпочтя бонус в виде «юниорского» отряда космонавтов (о котором я ничего на тот момент не знал и даже не догадывался) сохранению положения отца-командира, я благополучно умолчал.

Повествование завершилось вполне резонным вопросом: «И как же ты теперь дальше?» Ленка умница, и понимает, что смириться с нынешним своим положением мне будет непросто – вернее сказать, было бы непросто, если бы я был тем самым четырнадцатилетним, полным амбиций подростком, за которого она меня принимает. Но мне-то, спасибо тому, кто организовал этот попаданство, лет раза эдак в четыре, побольше – если не в телесном, то в интеллектуальном и эмоциональном плане уж точно. Хотя, как раз эмоции в последнее время всё чаще и чаще дают сбой, пытаясь вырваться из-под контроля рассудка. Гормоны, будь они неладны…

Кстати, о возрасте. О грядущем в середине сентября моём пятнадцатилетии вспомнил не я, а Ленка – я ещё на её дне рождения имел неосторожность об этом рассказать и даже пригласить кое-кого из гостей к себе. А именно: Таню Воронину, голенастую, похожую на обиженного журавля, интеллектуалку Олю Молодых и, разумеется, Андрея Полякова. Теперь – хочешь, не хочешь, а придётся соответствовать.

IV

Отец вернулся домой поздно вечером, в пятницу – как обычно в последнее время, он проторчал в Центре Подготовки всю неделю. С утра, после школы он предложил всем вместе на машине отправиться в Серебряный Бор, к воде – искупаться, отдохнуть, пожарить шашлыки, в общем, провести время в счастливом семейном кругу. Я согласился, ясное дело, тем более, что у меня накопилось к отцу немало сугубо специальных вопросов. Серебряный Бор на мой взгляд, место чересчур людное, зато недалеко и сравнительно цивилизованно. К тому же, знаменитый с конца восьмидесятых нудистский пляж там ещё отсутствует, а пристань с беседками-колоннадами, наоборот, в исправности и принимает прогулочные катера и теплоходики – а значит, поехали!

Разговор о Проекте зашёл ещё по дороге. В числе прочего, отец рассказал, что им продемонстрировали американскую новинку – портативный компьютер на базе недавно разработанного в США процессора 6502. Проект, сообщил он, заключил с разработчиками большой контракт, согласно которому такие компьютеры (они получили название “Эппл-1») будут поставляться для всех трёх Центров Подготовки – в СССР, США и Франции. И в данный момент идёт разработка новой модели «Эппл- II», которую будут использовать уже не на земле, а на орбитальных и лунных поселениях, прежде всего, на станции «Остров-1», причём американцы активно сотрудничают в этом с нашими электронщиками из Зеленоградского центра «Микрон». Предполагается, что в результате этого сотрудничества возникнет совместный советско-американский «микроэлектронный гигант», который и будет снабжать своей продукцией все космические программы.

Отец с таким энтузиазмом рассуждал о применении «яблочных» компьютеров в Проекте, что я не удержался и спросил: а нет ли в планах нарождающегося микроэлектронного гиганта размещения производства в Китае? Он аж поперхнулся: «Откуда такая странная мысль? И почему именно в Китае? Ты ещё скажи на Тайване! Да, сейчас планируют строительство сразу трёх заводов – головной в Зеленограде (он будет выпускать, прежде всего, продукцию космического назначения) и ещё два в Штатах. Первый тоже будет работать на нужды космоса, а на втором развернут выпуск коммерческих моделей.

Что же, осведомился я, у нас «персоналки» производить не собираются? Конечно, собираются, ответил отец, но со временем, а пока придётся обойтись привозными, американскими. Их там сразу станут выпускать приспособленными для нашего пользователя, с клавиатурой, дублированной на кириллице.

«Кстати, – удивился он, – где ты подцепил это термин – «персоналка»? Пришлось выкручиваться: «само как-то с языка сорвалось…» На этот раз прокатило, но впредь надо внимательнее следить за словами…

Между прочим, первые компьютеры собираются установить в Центре Подготовки, и «юниоры» будут осваивать и работу в качестве операторов.

«И, знаешь что, – говорил отец, – у них имеются очень любопытные планы: выпустить на базе своей новой разработки домашний, бытовой компьютер! Представь, что такая штука будет в каждом доме по цене цветного телевизора! Нам обещали, что как только эта новинка появится, её выдадут для индивидуального пользования ведущим сотрудникам! То есть и у нас дома появится такое чудо техники – так что осваивай основы программирования, пригодится. Вон, в бардачке глянь, специально прихватил с работы, хотел вчера отдать, да забыл в машине…»

В бардачке оказался увесистый том «Программирование на IBM-360». Я едва сдержал вздох разочарования: именно по такому «талмуду» семьдесят третьего, между прочим, года издания, я пытался приобщиться к азам информационной премудрости в институте – без особого, надо сказать, успеха. Может, здесь получится лучше? Нет, вряд ли – тут понадобятся другие книги и другие языки программирования.

Хотя – могу ошибаться, конечно…

Память – странная штука. Порой она скрупулёзно сохраняет подробности самых незначительных событий, имевших место много лет назад, и одновременно в её закоулках совершенно теряется то, что произошло в то же самое время – гораздо более значительное, по-человечески важное и… трагическое. И, затерявшись там, это всё же существует, оно есть, но не подаёт признаков существования, пока не возникнет обстоятельство, прямо на него указывающее. И вот тогда – всплывает из черноты забвения, чтобы поставить всё с ног на голову и подвигнуть к таким вещам, о которых иначе и не задумался бы.

Она появилась в начале сентября, буквально на следующий день после памятной поездки в Серебряный Бор. Я возвращался из школы и увидел у нашего подъезда фургон с надписью «Грузовое такси» на борту – трое небритых грузчиков выносили из него столы, шкафы, шифоньеры, а вокруг суетилась миниатюрная женщина с ярко выраженными семитскими чертами лица, и ещё более миниатюрная девочка примерно моего возраста. Когда я подошёл к двери, незнакомка держала створки, пропуская грузчика со штабелем картонных коробок; тот неловко споткнулся о порог, коробки закачались – и посыпались бы, не подхвати я верхнюю. Грузчик буркнул что-то матерное и потопал вверх по лестнице, не озаботясь судьбой утерянного имущества. Я обернулся к девочке – и наткнулся на совершенно детскую, и вместе с тем задорно-очаровательную улыбку. «Спасибо, – сказала она. – Поставьте здесь, возле лифта, мы потом заберём». На что я выдавил из себя «Да ничего, мне не трудно…» и направился вслед за грузчиком, угадывая за спиной лёгкие шаги и обворожительную улыбку внезапной знакомой.

Её звали Мира, и об этом она сообщила мне, стоя перед распахнутой настежь дверью квартиры на пятом этаже. Они с матерью (отца у Миры не было, но об этом я узнал позже) только что получили эту квартиру – и вот, перебираются на новое место. Я занёс коробку в прихожую, обменялся парой слов с мамой, (Так вы наш сосед? Лёша? Заходите как-нибудь в гости, Лёша, мы с Мирочкой вас чаем напоим, только вот порядок наведём…) распрощался и заторопился вверх по ступенькам. И пролётом выше, перед нашей лестничной клеткой споткнулся и едва не полетел с ног от внезапно нахлынувшего узнавания.

Потом, когда я получил возможность хорошенько всё обдумать, стало ясно, почему это совершенно вылетело у меня из головы. Мира не училась в одном со мной классе, или хотя бы в одной школе – мать записала её в другую, с двух кварталах ближе к метро. И в нашем подъезде они прожили всего ничего, меньше недели. Наверное, даже вещи не успели толком разобрать и мебель расставить, когда одним недобрым сентябрьским вечером в четверга Мира, возвращаясь из музыкальной школы, (еврейская девочка, и чтобы не училась музыке?) за ближними гаражами была зверски изнасилована, а потом убита, зарезана какими-то подонками. И маму Миры я больше так и не видел – на следующий день после гибели дочери её увезла «скорая», как потом говорили соседки по подъезду, в психиатрическую клинику. Квартира их несколько месяцев стояла пустая, потом в неё заселились другие люди… в общем, черноглазая улыбчивая девочка Мира с их страшной судьбой канула в чёрные омуты моей памяти – чтобы вынырнуть оттуда вот сейчас, на лестничной площадке перед обитой дерматином дверью нашей квартиры…

Дома меня никто не ждал (Бритька и бабулин обед не в счёт) и я, не переодеваясь, присел на стул в своей комнате и принялся думать.

Итак, что мы имеем? А имеем мы сведения о предстоящей трагедии – и если не попытаться как-то пустить их в оборот, предотвратить, спасти – то я не смогу после этого без отвращения глядеть на своё отражение в зеркале по утрам. Обратиться к участковому, благо опорный пункт через дом от нашего? Но что я там скажу? Что мне привиделось, будто на нашу новую соседку по подъезду нападут злодеи с ножами? Так я даже не знаю, кто это такие – в «том, другом» семьдесят пятом их так и не поймали. Правда всплыла гораздо позже, в конце восьмидесятых, и узнал я о ней сугубо случайно – маме рассказала соседка, в свою очередь, узнавшая это от родственника, служившего в нашем Октябрьском РУВД. Помню только, что один из убийц вроде бы, отсидел год по малолетке, был опущен на зоне, причём уголовники наградили его ещё и сифилисом, озлобился на весь свет и, оказавшись на свободе, решил отомстить за свою загубленную молодую жизнь. Что и проделал в сентябре за гаражами вместе со своим шестнадцатилетним приятелем.

Жертва была выбрана случайно – соседка говорила даже, что ублюдки разыграли её в карты. Этому я не слишком-то верю: пожилые кумушки, к которым относилась мамина «информаторша», обожают такие жуткие подробности и сплошь и рядом додумывают их, сами того не осознавая.