Преподаватель, насколько я знаю, у нас один. Семенов Лев Арнольдович. Вот действительно – Лев. Я его боялась до трясучки, стоило единожды увидеть. Стефа, конечно, говорила, что он нормальный, но его холодный взгляд и тон, которым он прибил меня на третий день, меня в этом не убеждали. Мне не повезло. Я попала в поле зрения преподавателя, и теперь он пристально за мной наблюдал. Спрашивал, как назло, тогда, когда я была не готова, так что теперь операционные системы – самый сложный для меня предмет. Я готовлюсь к нему, как ни к одному другому, а Ким собирается просто так прогулять?

– На самом деле, мне обеспечен зачет, поэтому я там могу даже не появляться.

– Это как?

– Я слишком много знаю, – ухмыляется. – А если серьезно – я изучил тему всего второго курса, и на парах для меня нет ничего нового. Лев Арнольдович об этом знает, и если я несколько раз прогуляю – не страшно.

– А по первому курсу у тебя конспектов нет? – спрашиваю с надеждой.

– Есть. Нужны?

– Правда? Поделишься? Я отдам, когда изучу.

– Если пообещаешь прогулять пары со мной – поделюсь.

Конечно, у меня нет выбора. Иметь конспекты лекций Льва Арнольдовича – почти неосуществимая мечта. Так как присоединилась я к обучению позже остальных, то и учить мне нужно больше.

Мы с Кимом выходим из столовой вместе. За руки не держимся, но и того, что он пропускает меня на выходе вперед – хватает. Я столько завистливых взглядов получаю, что начинаю волноваться не о сводном брате, а о разбитых сердцах других девушек. Особенно одной. Той, которая взглянула в нашу сторону лишь несколько раз, но как она это сделала! У меня было ощущение, что Ася убила меня одним взглядом. Только вот я жила и продолжала дышать.

Мы с Кимом забегаем в кафешку, расположенную неподалеку от университета. Здесь я позволяю себе отвлечься и поесть, тем более что в рот пристально никто не заглядывает. После кафе просто гуляем. Заезжаем за Зевсом и уходим в парк. Мы с ним подружились. Не так, как он принимает Асю, по крайней мере, команды выполнять не спешит, но и не пытается откусить от меня кусочек. Пока Ким бегает с Зевсом, я сижу на лавочке. Никогда не думала, что прогуливать – это так здорово. Еще и погода сегодня прекрасная. Тепло, солнышко светит, мама возвращается домой или даже уже вернулась. На остаток пар мы решаем не идти. После прогулки Ким отвозит меня домой. Тан должен быть еще в университете, но его машина припаркована во дворе, значит, уже приехал. Одно радует – мама тоже дома.

Я прощаюсь с Кимом объятиями. Никогда не думала, что встречу в его лице близкого друга, который встанет на мою защиту. В дом иду в приподнятом настроении. Успокаиваю себя тем, что здесь мама, и Тан не станет ко мне подходить, да и вообще, Ким говорил, он отстанет, но когда вижу сводного брата на втором этаже, сердце замирает. Он стоит, вальяжно прислонившись к перилам лестницы. Смотрит прямиком на меня.

– Привет, – решаю быть вежливой, когда подхожу ближе, но дальше на контакт не иду, прохожу мимо.

– У меня к тебе просьба, – пригвождает к полу своими словами.

Станислав Танский и просьба – это такие же несовместимые вещи, как огонь и вода. Я разворачиваюсь и смотрю на него в ожидании. Я пообещала себе больше не делать попыток с ним подружиться. Хватит быть мячиком для пинг-понга, который постоянно швыряют в разные стороны.

– Какая?

– Я хочу, чтобы ты его отшила.

Уточнять, кого именно, нет необходимости.

– Зачем?

– Ты ему не подходишь.

– Ты это решаешь?

– Да, я.

– Он мне нравится.

– Разонравится. Слушай, – тон Тана вмиг меняется с дружелюбного на угрожающий. – Я дважды повторять не стану. Ты должна отшить Кима.

– И ты от меня отстанешь?

– А что, уже надоело мое общество, сталкер? Потеряла надежду со мной подружиться? Эх, а столько пафосных разговоров было.

– Я серьезно.

– И я. Ты оставляешь Кима в покое, я оставляю в покое тебя.

– У меня есть условия.

Тан кривится, но в конечном итоге выдает:

– Валяй.

– Ты отстанешь от меня совсем. С этого момента я буду делать все, что хочу, и ходить туда, куда хочу. Если ты проводишь вечеринку, я буду решать, присутствовать мне или нет.

– Нет.

– Нет?

– Ты расслышала, – хмыкает. – Я поставил условие “Ты отшиваешь Кима, я оставляю тебя в покое”. Больше продавить не выйдет или попробуй предложить мне что-то еще.

– Что например?

– Что-то, что меня заинтересует. Поблажки, сталкер, нужно заслужить.

– Прекрати называть меня сталкером!

Руки сами сжимаются в кулаки. Приходится себя контролировать, чтобы не наброситься на Тана. Господи, он ведет себя так, что и святого из себя выведет! Как можно быть таким жестоким и бескомпромиссным?

– Это тоже нужно заслужить, – хмыкает. – У тебя пока не получается.

– Тогда я ничего не скажу Киму. Продолжу с ним встречаться, слышишь? – останавливаю его у двери в спальню. Не позволю ему оставить за собой право последнего слова!

– Продолжишь – пожалеешь.

– Ты ничего не сделаешь!

Несмотря на уверенность, голос предательски дрожит, а сердце в груди стучит сильнее обычного.

Стас слегка поворачивает голову в мою сторону. Смотрит из-под опущенных бровей. Его взгляд до костей пробирает, несмотря на то что один глаз полностью скрыт челкой.

– Проверим, сталкер?

От его рыка я вздрагиваю и подпрыгиваю на месте, как только Тан скрывается в комнате, громко хлопнув дверью.

Глава 27

Она как наркотик, но противостоять я все еще в состоянии.

© Станислав Танский

Тан

Двадцать минут кардио и сорок – интенсивной тренировки не помогают сосредоточиться и избавиться от злости. Вчерашний секс со Златой ни хрена не помог. По ощущениям, стало только хуже, потому что у меня на телефоне десяток смс и столько же пропущенных. Вчера она обмолвилась, что ее нельзя просто трахать. Принцесса, блядь, нарисовалась.

После очередного звонка с удовольствием вношу ее имя в черный список. Я намеренно долго обходил ее стороной. Она и раньше цеплялась, обращала на себя внимание, но прокурорская дочка вроде как, нахуй надо. Вчера со злости решил, что можно. Я был не в себе, она подвернулась под руку и была совсем не против запрыгнуть на меня прямо на заднем сиденье. Ее пафос про “нельзя просто трахать” я, конечно, пропустил мимо ушей.

Вообще, жалею, конечно, что к ней полез. Расслабиться и отвлечься это помогло лишь на некоторое время. Стоило увидеть Кима рядом с инфузорией, как все вернулось на круги своя.

Удар, еще удар. Я бесконтрольно колочу грушу. Выливаю на нее всю свою дурь, но все равно не помогает. Ничего не чувствую, когда наношу удар за ударом, только усталость дикую и желание полезть в драку. В реальную. Давно, кстати, такого не было. Мы, как говорил Ким, выросли, пора браться за голову. У меня, правда, ни хера не выходит. Проблемы с контролем своих эмоций, но это у нас семейное. От папочки досталось. Прицепилось и никак не отлипнет.

После тренировки иду в душ, делаю воду похолоднее, но мысли то и дело лезут непонятные. То вчерашний секс со Златой вспоминается, то инфузория, а когда все вместе соединяется, я вообще капитально так охереваю. И внезапно нахлынувшее возбуждение выбивает почву из-под ног.

От того, чтобы подрочить прямо в душе, отвлекают другие посетители. Я выдыхаю, переключаю внимание на планирование предстоящего заезда и вскоре забываю о случившемся. Из зала выхожу расслабленным, но на улице сталкиваюсь с Кимом. Перебросив сумку через плечо, он шагает к двери и тормозит прямо передо мной. Мы всегда тренировались вместе, но сегодня после пар он поехал отвозить инфузорию, и мне пришлось идти одному.

– Справился? – хмыкаю.

– Я думал, ты меня подождешь, – выдает так, словно я ему был обязан.

– Тренировка закончена, я домой.

– Это ты, да? – спрашивает.

– Что я?

– Соня сказала, что не будет со мной встречаться.

– И? – давлю.

Делаю вид, что не понимаю. Ким, конечно же, знает. Догадался и по мне все видит. Так уж вышло, что я не умею ему врать. Кому угодно – запросто, а ему – нет.

– Я так и думал. Она тебе нравится?

– Хуйню не неси, – толкаю его плечом и вынуждаю спуститься на пару ступенек вниз.

– Ты же сам потом пожалеешь, – бросает вдогонку. – Я не отступлю.

– Молодец, – киваю. – Добивайся.

У самого в этот момент сжимаются руки в кулаки на лямках рюкзака, но к машине шагаю уверенно и с парковки выезжаю спокойно. Другое дело, что по трассе гоню под двести и все равно не могу привести мысли в порядок. “Я не отступлю”. А я? Я смогу отступить? Она, блядь, моя сводная сестра. Я ненавижу ее всем нутром. Разве я могу отступить и оставить ее счастливой? Блядь, еще и Ким. Меня кроет с каждым километром только сильнее. Домой приезжаю злой до такой степени, что когда отец пытается остановить в коридоре, смело выдаю:

– Пошел на хуй.

– Куда? – гремит на весь дом.

– На хуй. Это, отец, тот орган, который у тебя без дела между ног болтается.

Папаша остается стоять словно вкопанный. Я же взбираюсь на второй этаж, переступая сразу через две ступеньки. Влетаю в свою комнату и закрываюсь на ключ. Меня ломает. Выворачивает наизнанку одна лишь мысль, что инфузория может мне нравиться. Что вся эта долбаная реакция – не ненависть. Ким прав. Причин так сильно ее ненавидеть у меня нет, но рядом с ней я чувствую, с какой скоростью кровь течет по венам. У меня под кожей все горит, когда я ее вижу, в груди сдавливает от желания сжать пальцы вокруг ее тонкой шеи.

Настойчивый стук в дверь игнорирую, хотя в какой-то момент кажется, что отец сорвет ту с петель, но этого не происходит. Он уходит, и я остаюсь в тишине. Почти оглушающей. Чтобы не оставаться наедине с мыслями, переодеваюсь в плавки, беру полотенце и спускаюсь на цокольный этаж. По обычаю закрываю дверь и подхожу к бассейну, только сейчас замечая вещи инфузории, небрежно брошенные на шезлонг. Она спокойно плывет ко мне спиной. Рассекает воду руками и ни о чем не подозревает.

Я снова злюсь. Ее размеренному спокойствию, ее непринужденности, с которой она плавает. Меня почему-то все в ней бесит, начиная от светлых волос, собранных в высокий пучок, и заканчивая ногами, которыми она слишком сильно ударяет о воду. Порываюсь уйти, но потом решаю, что нахожусь у себя дома, и с легкостью прыгаю в бассейн. Скрывать мне нечего. Все, что она могла увидеть, она уже видела.

Выныриваю и с удовольствием наблюдаю, с каким испугом инфузория на меня смотрит. Замирает на середине бассейна, а потом продолжает плыть и ныряет. По крайней мере, я думаю, что она ныряет, но когда начинает барахтаться, понимаю, что тонет. Бассейн у нас глубокий. Три метра. При ее небольшом росте это много. Я медлю лишь мгновение, а потом подплываю к инфузории и выталкиваю ее наружу. Она плюется, кашляет и цепляется за мои плечи, словно я достал ее, чтобы собственноручно утопить. Доплываю с ней до бортика и выталкиваю из бассейна. Вылезаю следом и почти сразу набрасываюсь с вопросом:

– Что это было?

– Судорога, – оправдывается. – Ногу свело, я ничего не смогла сделать и запаниковала.

– Тут, блядь, три метра глубины. Запаниковала? Если бы меня не было – здесь нашли бы только твой труп.

Она обхватывает себя руками, растирает плечи, а затем они у нее начинают подрагивать. Инфузория плачет. Всхлипывает, растирая слезы по щекам. Она испуганная, мокрая и расстроенная. И мне ее почему-то жаль настолько, что я набрасываю свое полотенце на ее плечи и слегка их сжимаю.

– Ну, ты чего разревелась? Нормально же все. Живая.

Она шмыгает носом и что-то бормочет. Полотенце принимает с благодарностью. Перехватывает края и натягивает ткань повыше. Натыкается холодными пальцами на мои костяшки. Меня словно током пронзает, так на нее реагирую, но руку не убираю. Чувствую, как по телу скользят языки жара, растекаются, словно горячая магма, и собираются почему-то в паху. Там начинает ныть и пульсировать, а еще инфузория резко ко мне оборачивается. Едва лбами не сталкиваемся, так она близко.

– Спасибо, – шепчет одними губами.