Прозрачный дом (страница 5)
– Ирина Ивановна всегда желает чего-то лучшего. Это ее тактика, заставляющая нас совершенствовать мастерство, но, мне кажется, достигнуть вершины этого мастерства невозможно, – мужчина дотронулся до Ольгиной руки будто для рукопожатия и представился: – Тимофей Михайлович, учитель истории.
– Очень приятно, – Ольга Васильевна хотела поддержать начатый мужчиной разговор, но услышала свое имя, сказанное завучем, и поняла, что ей придется провести урок Мира вместо классного руководителя 10 «Б».
– Не дайте себя растерзать этим зубастым акулам, – доставая из шкафа стопку учебников, предостерег Ольгу историк, на что она лишь улыбнулась:
– Акулам?
– Да-да, не смейтесь. По отдельности они все отличные ребята, но, когда чувствуют себя единым коллективом, могут действовать по законам стаи.
Ольга не приняла слова историка всерьез, она была убеждена, что раз она каждый день справляется с двумя детьми, то и с двадцатью двумя сможет разобраться.
Раздался до невозможности резкий и бодрый звонок, и все степенные члены большого педагогического коллектива словно по команде направились к выходу. У двери Ольга замешкалась, попав в небольшое столпотворение, когда почувствовала, что в ее ладонь кто-то вложил холодный металлический предмет, напоминающий гвоздь. Она резко обернулась, но лица женщин и мужчин, спешащих в классы, были спокойны и безучастны к ее ищущему взгляду. Ольга Васильевна сжала неизвестный ей предмет, впопыхах вышла в коридор и машинально пошла по лестнице на третий этаж. Щеки ее пылали от волнения, она не понимала, что произошло и что ей нужно делать. Дождавшись, когда коридор и лестница совсем опустели, Ольга, сгорая от нетерпения, разжала кулак и увидела на своей вспотевшей ладони небольшой ключ.
– Ключ! От чего? – невольно прошептала дама. Она еще раз испуганно огляделась, вокруг не было ни души, лишь стены зловеще молчали. Ольга взволнованно прижала к груди счастливые часики.
– Урок! – спохватилась она, – опаздываю уже на три минуты! – негодовала пионервожатая, поглядывая на маленький циферблат. Она сунула непрошеный ключ в карман юбки и быстрым шагом направилась в класс.
Чтобы больше не думать о странном происшествии, Ольга Васильевна начала вспоминать своих учителей, которые часто казались ей неоправданно строгими, иногда даже злыми, ей не хотелось уподобляться им. Она придерживалась мнения, что доброе отношение, внимание и улыбка имеют необыкновенную силу. Ольге казалось, что если она покажет ребятам, что собирается относиться к ним по-человечески, то они ответят ей тем же. Но ее теория рассыпалась в прах в первые же несколько минут пребывания в 10 «Б».
Ольга Васильевна широко открыла дверь кабинета, где стоял гул, напоминающий жужжание огромного пчелиного улья. Гул этот прерывался взрывами смеха и звуками музыки, исходящими из переносного радиоприемника, водруженного на первой парте среднего ряда. Увидев вошедшую вожатую, ребята не спеша начали рассаживаться по своим местам, внимательно рассматривая молодую женщину, прикидывая в уме, как ее можно испытать на прочность. Ольга Васильевна молча ждала, когда все утихнут, и как только, на ее взгляд, можно было начать урок, она уверенно проговорила:
– Меня зовут Ольга Васильевна, я назначена в вашу школу старшей пионерской вожатой, и так как освобожденного комсорга у вас нет, то за работу комсомольской организации буду отвечать тоже я.
– А сколько вам лет? – послышался развязный голос развалившегося за последней партой долговязого десятиклассника-акселерата с легким пушком темных усиков над верхней губой.
– Это сейчас не имеет значения. Сегодня по всей стране проходят уроки Мира и памяти, чтобы… – начала Ольга Васильевна, но молодой человек не дал ей продолжить:
– А почему вы думаете, что вам виднее, что для меня сейчас имеет значение? Мне вообще плевать на мир и тем более на войну, я хочу знать ваш возраст.
И не успела Ольга опомниться, как в классе все зашумели, а потом в считаные секунды организовались и начали хором выкрикивать: «Воз-раст! воз-раст!» и четко отбивать рукой о парту слаженный ритм.
«Воз-раст! Воз-раст! Воз-раст!» Крики становились все громче и громче. Шум нарастал. И Ольга вспомнила предостережение историка не дать этим акулам ее разорвать. Она собрала всю свою волю, выпрямилась, как натянутая струна, стоя за столом, который, словно оборонительное сооружение, отделял ее от класса, сжала руки в кулаки и громко, чтобы ее могли расслышать, но не переходя на крик произнесла:
Помните!
Через века, через года, —
помните!
О тех,
кто уже не придет никогда, —
помните!
Молодые люди не ожидали такого поворота событий. Они, переглядываясь, один за другим начали опускать руки, прекращая стучать, голоса стали тише.
Не плачьте!
В горле сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти павших будьте достойны!
Вечно
достойны!
Люди!
Покуда сердца стучатся, —
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье, —
заклинаю вас, помните!
Эти строки из «Реквиема» Р. Рождественского как пощечина подействовали на ребят. Они затихли, пристыженно опустили глаза, и никто больше не посмел мешать Ольге Васильевне рассказывать о подвигах советских солдат во время Второй мировой войны. И как пионервожатая ни пыталась исключить схожесть с учителями своего детства, сейчас чувствуя, как от волнения на ее лбу выступили крошечные капельки пота, осознала, что ее тактика – мило улыбаться и быть добренькой – слаба. Вначале нужно завоевать доверие и уважение этих испытывающих ее на прочность подростков.
А в 9 «А» урок Мира начался с запозданием. Его должен был проводить тот самый историк, который давал советы Ольге Васильевне, но он сидел за своим столом, делая вид что заполняет классный журнал, а сам из-под густых бровей наблюдал за повзрослевшими за лето учениками. Тимофей Михайлович был классным руководителем этих подростков уже пятый год, и каждый раз первого сентября удивлялся, как меняют их три месяца лета.
Он помнил их совсем детьми, знал, кто и при каких обстоятельствах потерял родителей, знал душевные качества, умственные способности и моральные принципы каждого. Но сейчас ему казалось, будто за парты рассаживались незнакомцы. Вчерашние нескладные смешные мальчики начали превращаться в стройных пылких юношей, а живые непосредственные девчонки – в задумчивых и манящих девушек. Им шел шестнадцатый год, и историк знал, что для этих ребят настало время дерзких поступков и принятых в горячке решений.
Когда в класс вошла Ника, историк не был удивлен, поскольку тоже жил в учительском доме, а там слухи распространялись быстрее воздушно-капельной инфекции. Он несколько раз видел эту девочку во дворе, а забегавшая накануне вечером за стаканом сахара химичка рассказала про пионервожатую и ее детей, а уходя, в свойственной ей неподобающей манере заговорщическим тоном добавила: «Кстати, у вас будут общие темы для разговора, ее дочка будет учиться в твоем классе».
Так как Тимофей Михайлович был одиноким мужчиной, ему любили приписывать несуществующие интрижки. Друзья неустанно знакомили его с разными женщинами, но время шло, а он все так же был одинок, как и много лет назад поселившись в этом доме.
Ника вошла в класс последней, она хотела сесть за вторую парту, но тут же послышался писклявый голос крупной брюнетки: «Здесь занято!», и девочка, пожав плечами, прошла дальше по ряду к следующему свободному месту. Ей преградил дорогу вездесущий Валера и, бросив на свободный стул свой портфель, развел в сторону руки, давая понять, что он сожалеет, но там тоже занято. Классный руководитель, огорченный таким недружелюбным поведением своих подопечных, уже был готов вмешаться, когда раздался голос самой яркой и эксцентричной девочки в классе – Лоры:
– Эй, новенькая, греби сюда, у меня свободно.
Ника с облегчением выдохнула и направилась к особе, которая с первых секунд произвела на нее двоякое впечатление. Лора единственная предпочла школьной форме белую рубашку и юбку. Ее голова была выбрита наголо, в ушах сверкали крупные серьги, а миндалевидные глаза и черные брови идеальной формы были настолько шикарными, что Ника даже застыла на мгновение, разглядывая ее. Без зависти, но с интересом, как изучают редкий цветок или причудливый узор.
– Тебя как зовут?
– Ника, – доставая ручку и тетрадь, с любопытством рассматривая необычную прическу соседки по парте, проронила новенькая.
– Я Лора, – радостно представилась девушка, показывая на круглый самодельный значок со своим именем, висевший на груди. – У тебя что, мать училка?
– Она старшая пионервожатая, но, может быть, будет вести еще и этику.
– И жить вы будете в учительском доме?
– Да, – односложно ответила Ника.
– Надеюсь, не в квартире библиотекарши? – зрачки Лоры расширились, как будто она вспомнила что-то жуткое.
– Именно в ней, а что такого? – насторожилась Ника.
– Про эту квартиру разное говорят, – начала шептать Лора, но закончить фразу не успела, потому что ее окликнул учитель:
– Lora, magister dicit! («Учитель говорит!»)
– Он говорит с вами на латыни? – поинтересовалась Ника.
– Да, Тимыч увлекается античной историей.
– Тимыч?
Лора глазами показала на учителя истории и, наклонившись к уху новенькой, прошептала:
– Тимофей Михайлович, наш классный руководитель, пижон и слегка с приветом. Думаю, дома по ночам он обматывается в простыни как в тогу и мнит себя Александром Македонским.
Девочки прыснули со смеху, а историк снова укоризненно посмотрел в их сторону. Он начал урок Мира с разговоров о важности истории: – Scientia vinces, – заявил он, – наукой победишь. История – это не просто забавные факты из прошлого, а истинная царица наук, которая позволяет избежать многих ошибок, – объяснял Тимофей Михайлович.
Ника слушала преподавателя рассеянно, ее больше заинтересовал необычно яркий цвет его костюма, явно сшитого на заказ, и плавные движения ухоженных рук, которыми он указывал то на карты, то на гипсовые бюсты античных философов. Достаточно изучив учителя Ника еще раз оглядела соседку по парте и спросила:
– А зачем тебе шарф? На улице двадцать градусов.
– Для кайфа.
Новенькая удивленно подняла брови.
– Ты что, не знаешь, что такое собачий кайф? – поинтересовалась Лора.
Ника промолчала, она не хотела выглядеть в глазах одноклассницы непосвященной, но словосочетание «собачий кайф» произвело на нее жуткое впечатление.
Лора тем временем продолжала:
– Ты не дрейфь, если хочешь влиться в коллектив, тебе нужно усвоить всего несколько правил выживания:
Первое – никогда не называй при одноклассниках пионервожатую – мама.
Второе – ни при каких обстоятельствах не списывай на истории: один раз попадешься – Тимыч этого не забудет.
Третье – никогда не показывай, что чего-то боишься.
И четвертое, самое главное – не переходи дорогу Лоре!
Ника была не из тех, кто любил правила, особенно если их придумал не она сама, но к «заветам Лоры» отнеслась серьезно. Все-таки они сулили ей выживание в этом странном месте, где все было типичным и загадочным одновременно.
Пока Ника пыталась осознать, что сулили ей эта школа и эти правила, ее новоиспеченная соседка по парте неожиданно объявила:
– Мой парень тоже «приходящий» – она расплылась в улыбке, вальяжно откинулась на спинку стула и, метнув взгляд в сторону второй парты у окна, добавила:
– Вон тот черненький, Родя, он тоже живет в учительском доме. Видишь, все время оборачивается, мы целое лето не виделись. Скажу тебе по секрету, с ним кайф куда круче, чем любой другой.