Сэм подобрала телефон и еще раз просмотрела письмо.

– Знаешь, здесь что-то не так. Все эти ошибки. Это не похоже на Лизу. В школе она была отличницей, она… Как думаешь, с ней все в порядке?

– Это прозвучит бессердечно, но мне вообще по барабану на нее. Слишком многое у нас сейчас на кону. – Джейн вперилась в свою курицу по-сычуаньски, избегая взгляда Сэм. – Подумай о том, как это может сказаться на продаже акций «Шакти».

– Никак. – Все внутри Саманты похолодело. – Мы вышли на финишную прямую. К тому же на моей стороне Тедди. Он пообещал позаботиться обо мне.

– Но он не единственный инвестор. В конечном счете речь идет о миллионах долларов. Если совет директоров решит, что от тебя будут одни проблемы, то Тедди ничего не сможет поделать с этим.

– Блин! – выругалась Сэм. Она с самого начала не была уверена, что выход на биржу – правильное решение для «Шакти», но замолкла, когда Джейн назвала сумму ее вознаграждения. После такой огромной сделки была вполне реальная возможность попасть на обложку «Форбс» и быть объявленной финансовым гением. Хвалебную статью бы прочитали все жители ее родного городка, в том числе Лиза и, что в особенности важно, Джош. Упустить эту сделку она не могла. Слишком близка была развязка. – Не верится, что это в самом деле происходит. – Сэм прикрыла глаза руками. – Несправедливо все это. Я порядочный человек. Я этого не заслужила.

– Отставить панику, – отрезала Джейн. – Пока это лишь одно сообщение, о котором знаем только ты и я. Еще есть время все исправить. – Менеджер запнулась. – Я все-таки спрошу тебя один-единственный раз. Будь со мной, пожалуйста, полностью откровенна. – Голос Джейн звучал глухо. – Это правда?

Сэм резко вдохнула.

– Ты серьезно? Я же сама жертва. Я никогда бы не сделала что-то подобное. – Бесчисленное множество ночей она просыпалась в липком поту от кошмара в уверенности, что снова ощущает на себе прикосновение тех самых рук, которые норовили порвать ее на части, и слышит заливистый смех, с которым они наблюдали, как она падает спиной вниз, размахивая в воздухе руками и ногами. Каждую ночь – в одно и то же время. Тело ничего не забывает, как выражалась ее психотерапевт. Когда Сэм пыталась вновь впасть в беспамятство сна, ей неизменно приходила на ум одна и та же мысль: «Их тела наверняка ничего не помнят, уверена, что они спокойно спят всю ночь напролет». – Не верю, что ты задаешь мне подобный вопрос, Джейн. Разве ты когда-нибудь ловила меня на лжи?

– Нет, – пришлось признать менеджеру. Нежелание Саманты рекламировать товары, в которых она не была уверена на все 100 %, или поделиться цитатой из книги, которая ей не нравилась, было для них традиционным камнем преткновения. Сэм всегда настаивала, что ее порядочность нельзя было купить. – Но чего же тогда добивается Лиза? – Джейн с гримасой шмякнула картонную коробочку с едой на кофейный столик. – Она же могла ограничиться обвинением о вмешательстве в личную жизнь и потребовать отозвать статью из «Блэкаут». Зачем она приплела свое согласие тогда?

– Не знаю… – Сэм ощутила короткое замыкание в мозгу. В ее голове канючил детский голосок: «Так нечестно». – Может быть, из-за Джоша? – выпалила она. – Он меня ненавидит. Не думаю, что он был в восторге от эссе. Он бы… Блин. – Саманта откинулась на спинку дивана. Кровь отхлынула от ее лица. – Черт возьми. Я знаю, зачем ей все это. В интервью…

Менеджер было начала спрашивать:

– В котором интервью? – За неделю до выхода книги встреч с журналистами было слишком много. Сэм прервала Джейн.

– Для «Блэкаут», – проговорила она нетерпеливо. – Интервью, которое сопровождает эссе. Я сказала, что в следующей книге собираюсь затронуть табуированные темы и рассказать о том, что не упоминала даже на страницах «Добровольного безмолвия».

– Ты об абортах? – нахмурилась Джейн. Они не один год спорили по поводу того, насколько правильно Сэм поступила, публично выступив «за выбор» матери, а не «за жизнь» ребенка. Саманта же настаивала, что у каждой четвертой американки была прерванная беременность – как раз у некоторых молодых женщин, которые составляли ее целевую аудиторию. Но менеджер все равно колебалась по поводу такой перспективы, опасаясь отчуждения поклонниц из республиканских штатов. – Какого хрена ты выплеснула все это, не согласовав предварительно со мной?

– Я дико устала, – возразила Сэм. – Это было после ночного рейса из Лондона. Это было мое пятое интервью за утро. Журналистка спросила, о чем будет моя следующая книга. Ничего другого мне в голову не пришло. Слова сами хлынули из меня.

– Ты слишком давно играешь в эти игры, чтобы допускать такие промахи, – сказала Джейн, качая головой. – Все равно непонятно, какое дело Лизе до того, что ты «за выбор»? С ней-то это как связано?

– Связь есть, и большая. Я поклялась Лизе, что никогда не расскажу эту историю.

– Почему?

Сэм лишь приподняла брови в ответ. На лице менеджера медленно отобразилась догадка.

– Потому что эта история – не мой секрет.

4

Саманта наблюдала, как Джейн собирала свои вещи. Ей очень хотелось упросить менеджера остаться с ней. «Пожалуйста, – безмолвно молила она. – Пожалуйста, не оставляй меня здесь одну». Джейн встала и вытянулась перед Сэм, смотря на ту сверху вниз.

– Направляйся-ка ты утром в Бенфорд, – сказала менеджер. – Не важно, какую мелодраму пережили вы с Лизой в детстве. Тебе нужно удостовериться, что никто больше не узнает об этом письме. Ты одна из самых пленительных женщин, которых я знаю, – проговорила Джейн. Эти слова не звучали как комплимент. – Пришло время еще раз опробовать свои пресловутые чары убеждения. Разреши эту ситуацию, пока она не превратилась в реальную проблему.

Менеджер ушла, оставив Сэм наедине с ее дорогими и красивыми вещами, а заодно и с витавшим в воздухе плотным запахом китайской еды. Ужас, накатываясь темными волнами, подступил к самому горлу Саманты. Она ощущала нарастающий прилив страха, который был готов в любой миг накрыть ее с головой.

– Я не сделала ничего плохого, – проговорила она вслух. Слова отдались гулким эхом в пустой квартире. – Я хороший человек, – прошептала она, тяжело опускаясь на пол. – Я хороший человек, – повторяла она снова и снова. Сэм остро нуждалась в том, чтобы кто-нибудь хоть как-то поддержал ее в этот момент, убедил ее, что все будет хорошо. Но она не могла припомнить ни одного человека, которому она была бы готова доверить свою историю. «Я одна, – подумала она. – Я так одинока».

До «Целомудрия» она бы отправилась в бар, подцепила первого попавшегося мужчину и рванула к нему домой, чтобы в соприкосновении с телом другого человека на время прикинуться, что она счастлива. Но этот путь был теперь для нее закрыт. Поэтому она отправилась в постель со своими дурными мыслями, которые безвозвратно рассеивались над ней облаком, как бесчисленные пушинки с поля одуванчиков. Сэм все думала о письме, о том, что будет, если его содержание станет достоянием общественности, и о том, что о ней скажут люди. Она вспоминала ту ночь и все другие ночи, которые они с Лизой были вместе. Неужели она слишком долго держала подругу за руку? Или, сама того не осознавая, нечаянно прикоснулась к Лизе во сне? Саманта рылась в руинах их дружбы в поисках осколков шрапнели, которыми, со слов Лизы, Сэм оставила глубокие раны на сердце подруги. Саманта была напугана, и страх творил из малейших теней чудовищ, которые медленно надвигались на нее. Пролежав так с час, она поднялась и начала спешно рыться в косметичках, которые брала с собой в недавнее европейское турне. Наконец она нашла наполовину опустошенную баночку мелатонина и немедленно, даже не налив себе воды, проглотила две таблетки.

Саманта проснулась в шесть часов утра с сухостью во рту и во влажной от пота ночнушке. Следы странных до необъяснимости снов растворились в ее ладонях. Приняв душ, Сэм присела у молитвенной подставки и попыталась совершить медитацию на высвобождение сердца, но ей не удавалось достигнуть отрешенности, по крайней мере, той расцветающей покоем в ее легких безмятежности, к которой она привыкла, когда обычно приветствовала саму себя по возвращении домой. Лиза – единственное, что заполняло ее мысли. Ее слова, ее письмо, ее скрытый намек. В голове Саманты крутились самые худшие варианты развития ситуации. Травля в «Твиттере». Ожесточенные призывы «отменить» ее. Уничтоженная дотла репутация. Закрытие «Шакти». Безутешные девушки, которые собьются с верного пути без ее наставлений. В расстроенных чувствах Сэм сбросила покрывало с ног и наконец-то кинулась звонить своему психотерапевту. Она написала на личный номер, которым Диана делилась только с «особыми» клиентами. Сэм уселась в ожидании Зум-созвона в кабинете. Откинувшись на спинку кресла, она рассматривала полки над письменным столом. Все зарубежные издания ее первых мемуаров – переводы на тридцать семь языков, бестселлеры № 1 практически везде, где они выходили. Постер фильма «Добровольное безмолвие» с уже ставшим культовым изображением прячущейся под кроватью и прикрывающей рот рукой девушки-блондинки, по щеке которой катится одинокая слеза. Фотография Сэм на «Оскарах» в компании членов съемочной группы, на фоне которой выделялась Энн Хэтэуэй в струящемся тюлевом платье и со статуэткой в номинации «Лучшая актриса» в руках, которую она обнимала, будто младенца. Список бестселлеров, вырезанный из «Нью-Йорк таймс» и помещенный в рамку, – неоспоримое доказательство того, что она в какой-то момент была автором самой популярной книги в стране. «Ты добилась блестящих успехов, – обратилась к себе мысленно Сэм. – Никто не сможет отнять у тебя это».

– Мы с вами работаем уже много лет, Диана. Вы меня знаете лучше, чем кто-либо. Как вы думаете, могу ли я заставить кого-либо заниматься сексом без его согласия? – Сэм прищурилась, силясь лучше рассмотреть лицо психотерапевта. Блики на экране только мешали раздраженным из-за недосыпа глазам. – Я… – Она вдохнула, чтобы успокоиться. – Я же не способна на такое. Кому, как не вам, это знать?

– Я знаю одно точно, – произнесла пожилая женщина по ту сторону экрана. В голосе Дианы отчетливо слышались нотки уроженки Новой Англии. – Мы все способны и на добро, и на зло. Все зависит от того, как сложатся обстоятельства. Мы делаем только себе хуже, пытаясь спрятаться от нашей темной стороны.

– Ну да. – Сэм не была готова сегодня выслушивать лекции Дианы о превратностях бинарного мышления в свете всего, что сейчас происходило с ней. – Я все это знаю и все это изучала. Я прошла все «Двенадцать ступеней»^[6] и примирилась с теми, кого обидела. Я понимаю, что совершала ошибки. Но разве во время наших сессий мы могли бы пропустить такую «ошибку», как изнасилование?