А предметов обихода, которыми пользовалась при жизни бывшая художница, и впрямь оставалось немало. Раиса Марковна не страдала «синдромом Плюшкина», за что Валентина Петровна была ей задним числом очень благодарна. Но кое-какие запасы у старушки все-таки имелись. Например, в кладовке обнаружились залежи тканей различных фактур, включая модные в прошлом кримплен и отменный бархат, их в советские времена можно было увидеть в магазинах «Ткани». Огромные плоские рулоны громоздились друг на друге, подпирая стену, а на некоторых даже сохранились этикетки, сообщавшие о том, что все это добро было произведено в 1973 году. Там же, рядом, высилась батарея пустых бутылок из-под коньяка, вина и шампанского, которые, опять же, давным-давно исчезли из магазинов. И рулоны ткани, и пустая стеклянная тара вызвали у Валентины Петровны множество вопросов. В доме Раисы Петровны не было швейной машинки, а к спиртному она относилась с крайней опаской. Решив, что ответы ей, так или иначе, не найти, Валентина Петровна вынесла бутылки на помойку, а ткань решила не трогать. Все-таки какое-никакое, а добро ‒ за столько лет вон даже моль не завелась.

Картины, которые писала художница, ‒ вот что больше всего заботило Валентину Петровну. Оценить их она пригласила своего давнего знакомого, который некогда подрабатывал реставратором в Пушкинском музее. Тот, внимательно осмотрев каждый холст, вынес окончательный вердикт, гласящий следующее: копии работ известных мастеров представляют ценность только с технической точки зрения, но в общем и целом можно устроить выставку в память об усопшей.

На этом моменте Валентине Петровне стало понятно, что на этом ей, пожалуй, стоит остановиться и больше ничего не предпринимать. Спустя две недели после звонка на прежнее место работы Раисы Марковны она не получила оттуда ни ответа ни привета. Бывшую сотрудницу после ее ухода на пенсию там быстро забыли и после ее смерти вряд ли стали бы заморачиваться организацией выставки ее картин. Да и картины те сплошь копии…

Катя, впервые увидев увешанные живописными работами стены, пришла в восторг.

– Ма-а-ать, ты только посмотри, – восхищенно пробормотала она, окинув взглядом одну из комнат. – Ты только посмотри! Рембрандт, Лукас Кранах-старший и даже Томас Гольбейн, только теперь уже Младший! Да любой аферюга тебе за это богатство любые деньги отвалит!

– С ума сошла?! – возмутилась Валентина Петровна.

– Шутка, мать, – успокоила ее дочь. – Оставим все, как есть. Подделывать тоже надо уметь. Специалисты такого уровня всегда были на вес золота. Может быть, Раиса Марковна даже кому-то из мошенников и помогала, «слизывая» с оригинала. Теперь уже не узнать. Она тебе ничего на этот счет не говорила?

– Если бы сказала, то я была бы в курсе.

– Может быть, намекнула, а ты не поняла?

– Не намекала она ни на что, – отрезала Валентина Петровна и тут же задумалась. – Говорила, правда, что несколько раз работала на заказ, но это и не было чем-то незаконным. Многие обеспеченные люди хотят заполучить оригиналы картин известных художников в личное пользование, но музей никто грабить не пойдет. Для таких нерешительных Раиса Марковна и делала копии. На полученные деньги потом хотя бы жить по-человечески могла, потому что пенсия у нее была совсем маленькой.

– А давай закажем настоящую экспертизу? – предложила Катя. – Профессиональную и официальную, а? А вдруг здесь и оригиналы есть?

– Ни одного оригинала тут нет, – покачала головой Валентина Петровна. – Как раз таки на эту тему мы с Раисой Петровной поговорили. На каждом холсте стоит ее подпись.

– Ну ладно, – сдалась дочь. – Но ведь действительно отлично сработано.

Через несколько дней возле старинного дома остановился небольшой фургончик, заполненный сумками, узлами и нехитрой мебелью, которую Денис и Катя решили перевезти в свое новое жилище. Не то чтобы Раиса Марковна была аскетом в плане обстановки, но вся мебель в ее квартире все-таки была для ребят чужой. Поэтому Катя прихватила из дома стеллаж и пару полок, а Денис привез крутое компьютерное кресло и письменный стол.

Новоселье отложили на потом. Сначала нужно было обжиться, сделать перестановку и, возможно, с чем-то расстаться навсегда.

После окончания института Денис работал по специальности ‒ он иллюстрировал детские книжки, и получалось это у него замечательно. Его труд ценили и платили соответственно, поэтому довольно высокую квартплату он взял на себя. А Катя, окончив медицинский колледж, устроилась хирургической медсестрой, но очень быстро ушла из профессии.

– Хирурга из меня не получится, – призналась она матери. – Это дикая ответственность, не хочу быть крайней. Страшно, мам.

– Может, в салон красоты? – предложила Валентина Петровна. – Ноготочки, реснички или как там сейчас говорят?

– Уволь, мать. На каждом углу по три салона красоты. Не мое.

– Ну а как тогда?

А Катя и сама не знала. В медицину она подалась автоматически, как бы продолжая семейную традицию. Училась прилежно, но интереса к профессии так и не испытала. Научилась чему-то ‒ и ладно. Решила, что пусть будет кусман хлебушка с маслом на будущее. И Катя решила после переезда немного посидеть дома, тем более что Денис зарабатывал неплохие деньги и не гнал ее на работу.

Катин день начинался рано, в половине седьмого утра. Как-то так повелось, что она всегда просыпалась в это время, чем несказанно радовала маму, еще учась в школе. Пробудившись, Катя потихоньку выкатывалась из постели, стараясь не разбудить Дениса, который частенько засиживался за работой допоздна, и чапала на кухню, чтобы соорудить на завтрак горячие бутерброды или омлет с помидорами. Каждый раз, включая чайник, она ждала, что Денис вот-вот появится на кухне, и они сядут за стол вместе, но этого почти никогда не происходило. Поэтому Катя расправлялась с омлетом одна, после чего с головой уходила в интернет.

Иногда она искала там вакансии, реже откликалась на них. С некоторых пор ей было чем заняться и кроме этого. Соцсети ее мало интересовали, новости тоже, и она тупо гоняла по различным сайтам, планируя дела на день.

А дел было прилично, и все они так или иначе относились к новому жилью. Катя внезапно обнаружила, что кроме отрезов ткани и холстов Раиса Марковна оставила после себя массу всего интересного, начиная с винтажных платьев и заканчивая фотоальбомами в клеенчатых обложках. В одной из комнат нашлась коробка с немецким чайным сервизом, в ящиках покоились тонны старых журналов, а в древнем коричневом чемодане нашлись незаконченные эскизы и наброски. Книг в доме тоже было немало.

– Да тут на пару лет только с этой макулатурой можно зависнуть, – ахнул Денис. – Давай, Кать, действуй. Если уж не ходишь на работу, то займись пристройством этого хлама.

– Упрекаешь или намекаешь? – не поняла Катя.

– Скорее, обозначаю свою позицию, – пояснил Денис. – Только хозяйкины эскизы не трогай, ладно? Жаль от такого избавляться. И вообще, я бы посмотрел на краски и кисточки, если они остались.

– Остались.

– Отлично же!

Катя прислушалась к его мнению. За плечами Дениса была художественная школа, Раиса Марковна тоже рисовала – кому как не ему одушевлять чужое творчество? А вдруг и сам воодушевится?

С тех пор Катя каждый день открывала для себя что-то новое то на очередной полке, то в следующей коробке. Любую найденную вещь она внимательно осматривала и решала ее дальнейшую участь. Что-то продавала на торговых интернет-площадках, что-то отдавала маме, что-то оставляла себе. Заниматься разбором чужих вещей ей вдруг очень понравилось – это занимало время, иногда приносило деньги в семейный бюджет, а иногда и кругозор расширяло.

Постепенно в доме становилось свободнее и светлее. Застывшее в отжившем свое интерьере время исчезало с каждой утраченной безделушкой. Помня советы риелтора Романа, ребята подлатали проводку, переклеили кое-где обои и заменили старые розетки на новые. Из кухни испарился облезлый гарнитур, уступив место стильному обеденному столу и ярким настенным шкафчикам. В гардеробе на вешалках болтались не старые пальто, а яркие молодежные куртки. Цветочные горшки с колченогими алоэ отправились на лестничные площадки. В квартире часто играла музыка.

А вот с соседями по-хорошему сойтись не получилось. На парочку смотрели искоса, но Катя понимала, что просто нужно потерпеть. В этом доме Раиса Марковна жила очень давно, была со многими знакома. Теперь же, после ее смерти, молодые жильцы на пороге в ее квартире виделись соседям врагами. Правда, Катя хорошо запомнила, что никто из них не пришел проводить соседку в последний путь.

– А могли бы зайти, – заметила она.

– Но не зашли, – продолжил Денис. – Не забивай себе голову.

Его совсем не задевал тот факт, что никто из жильцов с ними не здоровается. Ни старик с первого этажа, ни старушка из квартиры слева. Главное, что сам он был с ними вежлив. И то, что после его спокойного «Здравствуйте» в ответ прилетал тяжелый взгляд в спину, его тоже не трогало. А вот Катя переживала.

– Думают, что мы ее убили, – сказала она Денису как-то за ужином. – Вот прям смотрю на них и понимаю, что именно так и думают.

– Наверняка, – согласился Денис, отрывая кусок пиццы. – А вдруг они правы?

– На маму так не смотрели, – вспомнила Катя.

– Твоя мама могла этого не заметить.

– Думаешь?

– Ой, Кать, да ладно тебе, – отмахнулся Денис. – Мы тут люди новые и моложе большинства соседей, а у них вся жизнь за спиной. Им только повод дай.

Наступила долгожданная осень, которую Катя каждый год ждала с особым нетерпением. Она плохо переносила жару и духоту, несмотря на то что так было не всегда. Ей стукнуло десять, когда они с мамой отправились в Севастополь, к берегам прекрасного Черного моря, но Катя, до того любившая солнце, неожиданно почувствовала себя плохо. Валентина Петровна не на шутку разволновалась: а вдруг отравление? В поезде вроде черешней угостились, а недавно брынзу на рынке покупали. Но очевидных симптомов, вроде тошноты или высокой температуры, не наблюдалось ‒ Кате просто было плохо. Все то время, которое они провели на юге, она старательно пряталась под деревянным навесом на пляже, не получая никакой радости от каникул и заходя в воду исключительно с наступлением сумерек. Недомогание вскоре прошло, но отдых был уже испорчен. Вернувшись в Москву, Валентина Петровна первым делом потащила дочь по врачам. Их вердикты были разнообразными: кто-то подозревал болезнь сердца, кто-то посоветовал обратиться к онкологу, сдать анализы на гормоны и вообще обойти всех специалистов ‒ на всякий пожарный. Но Катя оказалась здоровым ребенком. Никаких физических отклонений врачи не нашли и потому развели руками. И лишь невропатолог вскользь упомянул жаркую погоду.

– Вообще-то морской воздух принято считать целебным, – заметил он. – Но иногда организму этого мало. Это я к чему? Это я к тому, что многие не переносят жару. Сколько лет девочке? Десять? Она на пороге полового созревания. Полагаю, организм уже подает некие сигналы, указывающие…

– На что? – перебила его Валентина Петровна. – Все я знаю про созревание. Вы по делу-то что скажете?

– Ей надо поменьше находиться на солнце, – развел руками врач. – Возможно, что пожизненно.

– Ну, и черт с вами, – выдохнула тогда Валентина Петровна, выйдя из кабинета в коридор. – Значит, будет проводить отпуска в северных странах. Половое созревание. Надо же!

В том, что невролог оказался прав, Валентина Петровна убедилась уже на следующий год. Едва Москва нагрелась до тридцати градусов по Цельсию, как дочь мгновенно почувствовала себя нехорошо. И через год произошло то же самое, и через два тоже.

Денис, впервые узнав о Катином недуге, названия которому так и не придумали, радостно заявил о том, что всегда мечтал найти девушку, которая не потащит его на Мальдивы. Во-первых, это дорого. Во-вторых, далеко. В-третьих, а чего они там не видели?

Катя не знала, что и думать. После решила, что Денис во всем абсолютно прав.