Для этих людей не было секретом, кто умеет лечить все болезни, поэтому, когда я в сопровождении охраны ехал в больницу, меня провожали злые полные ненависти глаза. Складывалось ощущение, что именно я виновен в том, что их дети больны. Несколько раз на дорогу выскакивали женщины с детьми, которые перегораживали проезд и просили помочь их детям, выкрикивая, что они несовершеннолетние. Детей держали на руках, приходилось моей охране оттаскивать их с дороги, чтобы была возможность проехать. Я ни разу не оказал помощь таким наглым людям. Прекрасно понимал, что если пойти навстречу одному человеку, то завтра на дорогу выскочит целая толпа и никакая охрана не поможет.

Решить эту проблему помог совет полковника, который иногда вместо генерала приезжал за амулетами. Он просто предложил как можно дальше за территорией больницы выкупить здание, в котором больные дети будут проходить дополнительную проверку. Привезли в ту больничку, проверили возраст, диагноз, и если пациенты подходят по всем параметрам, то передавать данные этого больного военным, которые его пропустят.

Этот совет помог, поток людей сократился, а те, которые уже прорвались к нашей больнице, постепенно разъезжались по домам. Вскоре территория около комплекса была полностью свободна от посторонних. Потом мама мне рассказывала, что примерно семьдесят процентов людей подделывали документы своих больных детей, довольно серьёзный показатель. Людям, которые проводили отсеивание, приходилось звонить в соответствующие органы, чтобы подтвердить возраст детей. Конечно, не всех детей проверяли, а только тех, чей возраст вызывал серьёзные сомнения.

Иностранцы поначалу спокойно восприняли временное прекращение приёма их детей в нашу клинику. Конечно, через несколько дней к нам приехал знакомый доктор из Германии, который хотел со мной поговорить. Встречаться я с ним не стал, впрочем, как и моя мама, пришлось ему уезжать, так и не решив проблему. Я думал, что на этом всё успокоится, но вскоре прибыл важный чиновник из правительства, причём из местного, республиканского. Не знаю, что ему пообещали немцы, но этот мужик долго уговаривал мою маму. Выкидывать с территории больницы этого мужика она не стала, он на самом деле был из правительства, его лицо часто мелькало на экране телевизора, не хотела мама портить отношения с местными властями. Пришлось ей отправить этого чиновника ко мне, я в этот день ещё не уехал из больницы. Пока чиновник шёл, мама позвонила мне и предупредила, чтобы я не слишком дерзил.

– Андрей Евгеньевич, – начал мужик, едва охрана пропустила его ко мне, – вы должны принять больных детей из Германии, для республики это очень важно.

– Мы никому ничего не должны, – ответил я. – Если Вы забыли, то я Вам напомню, что это частная клиника, а не государственная, поэтому не надо нам рассказывать, что и кому мы должны, хорошо?

– Какая бы клиника у вас ни была, вы обязаны помогать людям. В конце концов, врачи дают клятву Гиппократа.

– Конечно, врачи дают эту вашу клятву, – согласился я. – Только проблема в том, что немцы хотят привезти своих детей не к нашим врачам, а лично ко мне. А я никакой клятвы никому не давал и давать не собираюсь, так что тут тоже мимо.

– Андрей Евгеньевич, я Вас прошу пойти навстречу правительству и оказать помощь этим детям. Мне редко приходится кого-то просить, я чиновник с высокой должностью, – произнёс мужик, устав о моего упорства, – а Вас я очень прошу.

– Услышьте меня, наконец, уважаемый чиновник с высокой должностью! – Сказал я. – У меня нет времени принимать больных, тем более из-за рубежа. Хотите, чтобы принял? Хорошо, тогда звоните в столицу и объясните ситуацию. Скажите им, что я вместо того, чтобы лечить иностранцев, занимаюсь какими-то другими делами. Если оттуда тоже будет просьба полечить этих детей, то я соглашусь их принять. Думаю, связаться со столичными властями для такого чиновника как Вы труда не составит.

– Зря иронизируете, – произнёс чиновник, причём не со злобой, а даже как-то обиженно. – Обязательно свяжусь. До свидания, думаю, скоро мы встретимся вновь.

– Буду рад видеть Вас снова, – ответил я ему в спину.

Сомневаюсь, что этот чиновник сможет связаться с Москвой, а даже если и свяжется и объяснит ситуацию властям, то его мягко пошлют, надеюсь, они там в курсе, какие у меня ещё дела. Генерал хоть последнее время по телефону мозг не клюёт, но постоянно напоминает о втором артефакте во время своих визитов.

Немцы на этом не успокоились, видно сильно на них граждане давили. Буквально через два дня после разговора с чиновником к нам в больницу заявилась небольшая делегация из Германии, состоящая из трёх человек, причём это были не врачи. Кто именно я выяснять не стал, не интересно. Встречаться с ними наотрез отказался, мама тоже, эти постоянные просители уже и её достали. Пришлось отдуваться помощнику, которого она наняла, кстати, очень дельный человек и достаточно пробивной.

Минут пятнадцать он беседовал с гостями, объясняя им, что целитель, так меня стали все называть, пока занят и не может принимать пациентов, но вскоре это изменится, всем обязательно сообщат, когда именно это произойдёт. На самом деле сообщать никому не требовалось, для иностранцев имелась своя очередь в нашу больницу, они могли проследить темп продвижения к заветной цели в интернете. К сожалению, многие не хотели ждать свою очередь, тем более продвигалась она очень медленно, российская гораздо быстрее. Было даже пару случаев, когда немцы специально принимали российское гражданство, чтобы побыстрее вылечить своего ребёнка. Как у них получалось так быстро получить гражданство, остается тайной, но видно при должном старании не существует непреодолимых преград.

Немцы уехали, но вскоре от них пришёл ответ, причём на мой взгляд очень неразумный. Дело в том, что мамин деловой партнёр, который закупал для нас в Европе медицинское оборудование, примчался к ней на внеплановую встречу. Как выяснилось, большую часть оборудования, которое очень требовалось нашей постоянно растущей клинике, он закупал именно в Германии. Из рассказа мамы я узнал, что дорогое медицинское оборудование не изготавливают заранее, а только по заказу. Сначала подписывается контракт, выплачивается аванс, фирма по изготовлению данной продукции обязуется приехать и установить её в больнице самостоятельно и принять к себе на обучение нескольких врачей, чтобы доктора имели опыт пользования этим оборудованием, а сами немцы должны были обслуживать свою технику в срок, обговорённый в контракте.

Мужчина сообщил, что немцы в одностороннем порядке разорвали контракт на поставку оборудования, вернули аванс и заплатили оговорённый штраф, причину разрыва контракта не объяснили. Мама была опечалена, не сказать, что сильно, но всё же. Деловой партнёр, конечно, пообещал найти других производителей, но на это уйдёт время. Этот мужчина тоже был опечален, только по другой причине, он боялся, что мама будет искать другого человека, который более эффективно сможет решать такие проблемы. Причём ей многие предлагали услуги по поставке оборудования, уже не было секретом, что мы собираемся строить ещё несколько клиник, а в них нужно медицинское оборудование. Впрочем, мама не стала выкатывать претензии своему поставщику.

Чего таким поступком хотели добиться немцы, я не понял. Мы с мамой повздыхали и занялись своими делами. А вот её помощник воспринял поступок иноземцев как личное оскорбление. Его просто возмутило то, что на больницу, где лечат людей, по сути, наложили санкции на поставку оборудования. Во время совместного чаепития он стал убеждать нас в том, что это нельзя оставлять без ответа. Сегодня одним не ответим, завтра другие контракт разорвут. Пообещал найти решение этой проблемы и ведь нашёл, почти сразу.

Когда я вылечил первых детей из Германии, слух обо мне промчался по всей Европе, журналисты расстарались на славу. Причём одними из главных распространителей информации стали именно интернет-издания, некоторые из них ещё долго обсуждали это событие, больно необычное происшествие. Выдвигались версии, были споры, кто-то верил в это, а кто-то говорил, что это ложь. На пике шумихи ко мне зачастили журналисты, не только наши, но и иностранцы. Двое из них относились к одному очень популярному интернет-изданию. Эти люди были уверены, что дети на самом деле были исцелены от неизлечимой до момента встречи со мной болезни.

Само собой, интервью я никому не давал, не понимал в этом смысла, реклама нам не нужна, за известностью не стремлюсь. Помощник мамы предложил поговорить с этими двумя изданиями, даже текст набросал. Меня удивило, что оказывается журналистам можно дать указания, о чём нужно спрашивать, а о чём нет. Я не хотел участвовать в этом деле, но мама, понявшая суть задумки, тоже принялась меня уговаривать. В том, что эти издания захотят взять у меня интервью, не было никаких сомнений, об этом мечтают многие журналисты. Когда я спросил, почему не дать интервью по телевизору, мне неразумному объяснили, что правительство Германии не разрешит у себя такое показывать.

Интернет-издание согласилось взять интервью с радостью. Они даже не ожидали такого щедрого предложения, примчались уже на следующий день. Два часа обговаривали, о чём будут спрашивать, но не со мной, а с помощником. Мне вручили речь, которую я должен был произнести. Интересно, политики тоже так выступают?

Как мне сказали, интервью прошло неплохо. Журналисты не задавали лишних вопросов, больше интересовались моей жизнью до болезни и после неё, пытались расспросить о моих возможностях. Их прибыло двое, один молодой парень, а второй мужчина был в возрасте, общались через переводчика. Я с большим трудом сдерживал себя, чтобы не встать и уйти. Чувствовал себя шутом или дураком, на которого потом все будут смотреть и дивиться. К счастью, длилось оно не долго, видно журналисты своим профессиональным чутьём ощущали моё настроение. Да и рубленые ответы говорили сами за себя, самый нужный для нас вопрос задал пожилой журналист.

– Почему Вы прекратили исцелять детей из-за рубежа? В нашей стране, например, записана уже приличная очередь, – спросил он.

– Потому что больных людей в мире очень много и как бы я ни старался, меньше их не становится. Я физически не могу всем помочь, дети болеют не только Германии, но и в других странах тоже. Что касается конкретно вашей страны, то вообще не понимаю вашего недовольства. Больше всего я лечил детей именно из Германии, не считая России, конечно. И что я получил в ответ на это? Ваше правительство наложило санкции на нашу больницу, запретив поставлять медицинское оборудование.

– Вы это серьёзно? – Удивился журналист. Если бы весь диалог не обговаривали на моих глазах заранее, то я бы поверил, что он действительно ничего не знает.

– Конечно серьёзно. У меня иногда возникает мысль полностью прекратить оказывать помощь гражданам Германии.

– Возможно, тут какая-то ошибка? – Встрял в разговор второй журналист. – Может быть, власти Германии к этому непричастны? А дети так точно не виновны в сложившейся ситуации. Разве можно из-за этого отказывать им в помощи?

– С помощью оборудования, которое нам должны были поставить по условию контракта, лечили бы российских граждан, в том числе и наших детей. Ваши власти об этом не подумали, так почему я должен думать о ваших детях? Я вам больше скажу, без маленьких пациентов точно не останусь, очередь меньше не становится. Если даже вычеркнем из списка детей Германии, то те, кто стоит за ними в очереди попадут ко мне на приём немного быстрее. Хочется уточнить, что данные меры с нашей стороны коснутся всех немцев, я уточняю это специально, чтобы у некоторых ваших граждан не возникло вредных иллюзий вроде тех, что они богаты и их это никак не коснётся.