– Ха-ха, ну ты, как всегда, загнул Арви, – ухмыльнулся Ньер, в судьбе которого были мгновения, когда приходилось добывать на пропитание не трудом в полях.

Негодующий Арви вновь стиснул зубы. Грубые шутки Ньера начинали его нервировать. Особенно раздражало то, что все они направлены именно против него, княжеского тиуна. Почему-то над другими участниками встречи Ньер не трунит. Хотя на самом деле он, ученый Арви, много умнее всех них, этих безмозглых головорезов!

– В любом случае накрыть их у самой повозки – это сомнительно, – еще раз подчеркнул Прохор, словно попрекнув этим замечанием Надежу. – Они либо заранее нас заметят, либо потом разбегутся в разные стороны. Так что мы за ними и не поспеем…

– А если кого-то и поймаем, то не сможем доказать, что это человек Емельяна, – обозначил Арви.

– Зачем доказывать кому-то что-то?! – не понял Надежа.

– Я, вероятно, неверно выразился, – поправился тиун. – Правильнее сказать, мы не сможем наверняка признать в пойманном – человека Емельяна. Доказательства нужны не кому-то, а нам самим.

– Ах ты! Точно…– постиг Надежа наконец.

– Поэтому в ларце и должно быть настоящее золото! – перебил Прохор Арви, который уже снова собирался вещать.

– Но я все равно не пойму! Зачем так рисковать и закладывать в сундук настоящее золото? – возразил Надежа, редко разделяющий точку зрения своего единоверца. – Давайте навалим туда булыжников! По весу будет то же самое! И замок привесим, чтоб не сразу до них дошло, что там не злато…

– При чем здесь вес, остолбень ты королобая?! – уже начал горячиться Прохор. – Когда они разбегутся, мы не сможем опознать их, если при них не будет золота! А если мы не заполучим хотя бы одного разбойника, то потеряем всякую возможность узнать об их расположении. И в итоге утратим первый сундук, который составляет бо́льшую часть того, что можно потерять! Поймаем мы одного злодея, а он, без опознавательных монет, скажется простым сельчанином, собирающим грибы!

– Сам ты бревно неразумное! – Надежа тоже уже вышел из себя. – Хуже будет, если они смотаются и с этой долей наших сокровищ!

– Все одинаково скверно, – зевнул Арви, наслаждаясь спором между молодцами. Он не понимал, отчего они оба ему так неприятны. Возможно, он мог бы отнестись к ним по-отечески. Или не мог бы? С какой стати? У него у самого жена, которая намного младшего его. И, наверное, потому ему не нравятся те, кто могут на нее заглядываться. Или те, на кого могла бы заглядеться молодая женщина. Благо, его Роса не такая.

– Нет, не одинаково! На кону наша честь, а не просто монеты! – гаркнул Прохор на Арви.

– А кто даст заруки, что они не удерут вместе со вторым сундуком?! Ты хоть думай чего городишь, пустомеля! – разорался Надежа. – Наша честь, уж точно, окажется в сидалище, если мы, как слабоумные, лишимся обоих ларцов вместо одного!

– Расшумелись-то, – посмеивался Хельми. – Давно б уже подрались да помирились.

– Действительно. Если пасть не закроешь, то вломлю, некумека, – погрозил Прохор Надеже. Последний возмутился такому заявлению и уже сам собирался первым вмазать обидчику, не откладывая в долгий ящик.

До глубокой ночи в гриднице горели свечи и шли споры. Лишь когда луна потускнела в рассветных лучах проснувшегося солнца, участники схода стали разбредаться. Прохор, который немало умаялся за последние два дня, задержался по настоянию князя в дверях.

– Завтра ответственный день. Тебе предстоит действовать вместо меня, – Рёрик похлопал гридя по плечу. Дело вроде пустяк. Да беда в том, что ему самому никак нельзя ввязываться в столь сомнительную историю, лично пускаясь в преследование этих бродяг. Это может пошатнуть его могущество в глазах простого люда и правителей соседних княжеств. Потеха – князя обчистили собственные подданные, а он еще и погнался за ними из-за горсти монет! По большому счету, эти ничтожные разбойники должны быть недостойны его внимания. И, уж точно, не ему за ними мчаться по лесам да долам. Поэтому с ними и должна разобраться верная дружина. Хотя, как известно, если хочешь, дабы что-то было сделано на совесть, сделай сам! С другой стороны, отпустить бандитов с золотом на все четыре стороны было бы еще хуже, чем погнаться следом, поскольку тогда любой возомнит, что может подниматься на владыку. – Смотри не зевай мне там.

– Не тревожься, княже. Мы обойдем их, даже если придется заставить самого Перуна помогать нам…– заверил Прохор.

– Пущай помогает. Святилище-то я ему строю, – пошутил Рёрик. А потом строго добавил, – я на тебя рассчитываю…

– Для меня честь быть достойным твоего доверия, княже…Я все сделаю.

На этом они и расстались уже в глубокой ночи. Рёрик валился от усталости, так как не спал очень долго. Однако тут же к нему подступил Арви, терпеливо дожидавшийся ухода Прохора.

– Князь просил меня задержаться…– напомнил тиун, сдерживая зевоту. Арви не предполагал, что заседание затянется до рассвета и теперь уже очень хотел спать.

– Вот что Арви…Раз уж у нас произошла такая история, то на будущее мы должны обезопаситься. Созови вече. Вы должны придумать и утвердить следующее. Если люди станут укрывать тех, кто мне нужен, то будут считаться соучастниками и понесут наказание купно с преступниками. Первый раз об этом следует объявить при казни Емельяна. Если мы, конечно, его поймаем…

– Может быть, следует предупредить людей немедленно? Дабы сие способствовало поимке дерзновенного Емельяна…– предложил Арви.

– Я не хочу спугнуть этих проходимцев. Они не должны догадаться, что мы знаем о них…Делай все в том порядке, в котором я обозначил.

– Я все устрою, князь, – Арви поклонился, попятившись к выходу.

– Постой-ка…Это не все…– остановил Рёрик тиуна. – Я хочу, чтобы ты написал и отправил Годфреду письмо.

– Я к услугам князя, – Арви поклонился. Кто бы и что ни говорил, он, тиун, важнее всех этих душегубов, которые только и могут, что махать своими железяками. Вон их сколько, этих разносил, сегодня в гриднице толклось! А столь важные деяния, как государственные законы и переписка, князь может доверить лишь одному человеку, своему тиуну! – Приступим немедленно али дождемся грядущего дня?…

– Немедленно, Арви…Не ждет.

****

Дива постепенно возвращалась в свое обычное состояние духа. Лишь только день с ночью перепутался у нее. И вот теперь занялся рассвет, а она даже не была в постели, а вышагивала по горнице. И одна мысль не давала ей покоя: как Рёрик обо всем узнал?! Кто тот неведомый злодей, который чуть было не стал ее палачом?

– Мирава, сколько раз тебе говорила: не вешай ничего на очеп! Примета дурная – ребенок спать не будет…– Дива убрала с шеста, на котором под потолком крепилась колыбель, веники калины, привешенные трудолюбивой рукой помощницы.

– Так княгиня же сама велела…Калину возле люльки примостить…– прошептала Мирава, зевая. Она не могла позволить себе отправиться спать, когда ее хозяйка полуночничает.

– Мирося…Это ты ему все рассказала? – вдруг вопросила Дива без предисловий, буквально огорошив своим неожиданным вопросом помощницу.

– Что именно? – недоумевала Мирава. – Я сейчас заварю княгине огненной травы…Мигом все тревоги пройдут…И сон придет…

– О золоте, разбойниках, Есении! Ты рассказала Негу? – Дива внимательно оглядела помощницу, надеясь заметить ответ в ее глазах.

– Да как бы я посмела! – от удивления Мирава широко раскрыла искренние вежды. – Я бы, скорее, утопилась в трясине, чем предала б мою княгиню! Умоляю верить мне! Я ничего никому не говорила, – на щеках верной Миравы заблестели слезы. – Пусть княгиня прогонит меня, если больше доверия мне нет! Что ж я? Не понимаю что ли, чем правда сия грозит моей княгине?..– девушка уже была готова разрыдаться.

– Я верю тебе, – вздохнула Дива. – Я спросила, понеже не знаю, на кого мне думать. Кто-то же заложил меня…Кто это мог быть, а? Как думаешь? Откель он узнал?

– Не ведаю. Да ведь знали только мы. Да те разбойники, что удерживают Есения…Да тот возница, что сундук отвозил в тот раз…Да тот мальчишка, что послание передавал…Да тот старик, что…

– Получается, много людей…– нахмурилась Дива. – Теперь я уже и не выясню, кто меня сдал…

– Я спросить хотела…– любопытная Мирава лукаво понизила голос, потерев сонный глаз. – Что же было той ночью темной? Куда княгиню отводили? Обижал князь?

– Не знаю, что ответить…Нет, не обижал он меня. Но та ночь была ужасна, – Дива с безразличием смотрела в окно, за которым гудел дождик. – Он сказал: «Знай край да не падай».

– Что это означает? – недоуменно захлопала ресницами Мирава.

– Я думаю, это предупреждение. Последнее самое. И если я еще раз ошибусь…Он не пожалеет меня. Да я теперь всего бояться буду! – огорченно выдохнула Дива. – А у меня столько врагов…Меня любой может с легкостью оклеветать…Мне даже из терема выходить отныне страшно! А, кстати, где Любава? – вдруг вспомнила Дива.

– Она захворала. И днем не приходила…Я одна тут поспевала за всем…

– Может быть, это она слила все ему, а? Что скажешь, Мирося? – нахмурилась Дива, вспомнив, что у Любавы когда-то были виды на Рёрика, по слухам.

– Она ни о чем не могла знать, как мне кажется, – пожала плечами Мирава.

– Не могла. Но вдруг…Вдруг украдкой слышала, как мы с тобой переговариваемся?

– Это мог быть кто угодно. Она или не она. Правды мы теперь не узнаем.

– Не узнаем. Но если это был какой-то празднословный балбес – то сие не столь страшно, как если предатель в этих стенах. И если этот предатель Любава…Коли так, то я собственными руками привела в свой дом зло…

– Не собственными руками. Млава так велела, а она наперед видит судьбу, – Мирава поправила съехавший с плеча Дивы платок. – Я думаю, что в итоге все на пользу княгине обернется.

Глава 5. Последняя жатва

Изборск гудел, как комариный рой. Сегодня люди готовились допоздна работать – дожинать толокой поля. Все жители от мала до велика, землеробы и дружинники, высыпали на широкое раздолье. День обещает быть жарким. К вечеру, когда уборка урожая окончится, можно будет отпраздновать долгожданные дожинки – возблагодарить богов за их дары и поклониться земле. Праздник Жатвы самый радостный, долгожданный и любимый. Ведь близится завершение страды. И люди, наконец, смогут отдохнуть после тяжелого лета, полного полевых работ.

Уже на рассвете к еще влажным от росы нивам потянулись вереницы дожинальщиков. Мужчины несли на плечах горбатые острые косы, а женщины – серпы. И вскоре поля наводнились смехом и голосами.

– Хороший хлеб, – Трувор отправил на зуб зернышко, предварительно вышелушив его из колоска.

– Как ты догадался? – усмехнулся Годфред, который пришел на жатву уж точно не для того, чтоб к вечеру свалиться изнеможенным от усталости.

– Хрустит…– раскрыл Трувор секрет спелого хлеба. Расставив широко стопы, он склонился к земле и сделал влево несколько замахов изогнутой горбушей. Его левая рука была на косовище спереди, а правая – за ней сзади. Разогнувшись, Трувор на лету повернул косу, поменяв местами положение ладоней, и теперь уже замахнулся вправо. Некогда любимый гридь Рёрика явил необыкновенную сноровку в косьбе. При каждом его взмахе срезанные злаки падали на землю равномерным ковром. И вскоре по обе стороны от него стелились две желтеющие полосы. И все-таки, несмотря на очевидный опыт в деле собирания хлеба, было видно, что парень утомляется быстро. Виной сему, очевидно, явилось наклонное положение, из которого производилась работа косой-горбушей. Трувор то и дело хватался за спину, которая начинала ныть. И все-таки это не повод останавливаться так скоро.

Вскоре примеру Трувора последовали и другие дружинники Годфреда. Кто-то с охотой, как Альв, а кто-то нехотя, как Смеян. Последний стоял, опираясь на древко косы, и зевал. Полевые работы никогда особенно не увлекали его. Собственно, потому-то он и избрал себе иные занятия, нежели усердие на пашнях.

– Чего не косишь? – спросил Альв у Смеяна, отирая мокрый лоб.