– Командир не подвергнет твою жизнь опасности. Одна из его задач – заботиться о бойцах.

Он снова посмотрел на мои синяки. Взгляд потяжелел.

– Даже такими способами. Не сомневайся, он найдет, чем тебя занять, чтобы ты не сидел без дела.

Прозвучало почти как угроза. Но страшно не стало. Скорее, любопытно.

– Давно ты в Гильдии?

Мужчина неопределенно кивнул.

– Достаточно для того, чтобы по первому взгляду определять принадлежность бойцов к тому или иному отряду. 11-27, верно?

Я охренело моргнул.

– Но как…

– Ваш командир – один из лучших. Отряд – один из самых… результативных. И ваши парни всегда приходят ко мне самые… разноцветные.

Я засмеялся, морщась от боли.

Мужчина склонил голову набок, разглядывая шрамы от пуль.

– Как твое плечо?

Я вскинул брови, но тут же махнул рукой. Фигурально, естественно. И чему я постоянно умудряюсь удивляться?

– Более-менее.

– Три перелома, значит?

– Да.

– Ловко тебя. Как ты умудрился заработать стойкие боли? Доктор Коппола – потрясающий специалист!

Я с трудом задавил приступ злости, раздувшийся в груди после его слов про ловкость Грина, и раздраженно ответил:

– Я – дерьмовый пациент.

Мужчина нахмурился. В его взгляде явно читалось недоверие. Он перевернул пару листков в моей карте и снова углубился в чтение. Спустя минуту он тяжело вздохнул.

– Что ж, кажется, я понял, ЧТО ИМЕННО она упустила.

Под его пристальным взглядом мне стало не по себе. Я вспомнил Алессандру. Не как девушку, которая прижималась ко мне всем телом и просила о близости. Моего доктора.

Я вспомнил наши бесконечные войны. Мои психи и ругань. И ее твердый суровый тон. Ее прищуренные карие глаза. И ее чертову «детку». То, сколько сил, моральных и физических она вложила в мою реабилитацию. То, как она радовалась самым крошечным моим успехам. Как сверкали ее глаза, когда ей удавалось вывести меня на эмоции, пробить хренов щит из злобы на весь мир.

Даже если она и упустила что-то, это случилось не по ее вине. И потому в моей груди снова поднялась волна злости, а в голове на повторе громыхало: я больше не допущу эту ошибку, я больше не позволю себе сдаться и все испортить, не позволю себе забыть, ради чего я все это начал вместе с Алессандрой.

Я позволил злости разгореться, чтобы сжечь кое-что, что мне успешно удавалось запихивать поглубже. То, что при воспоминании об Алессандре упрямо стремилось наверх.

Я скучал по ней. Тосковал. Кажется, даже горевал немного.

– Это не ее вина, док. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был дерьмовым пациентом. Не слушал ее, не пил лекарства, халтурил, а потом решил одним махом нагнать все упущенное и…

– Ты меня прости, Дэниел…

– Дэнни.

– Дэнни. Я понял. Ты меня прости, Дэнни, но люди, получившие тяжелое ранение и вынужденные пройти реабилитацию, редко бывают приятными пациентами.

Я говорил себе то же самое весь год. И что в итоге?

– Когда врач дает клятву – а это, кстати, не шутка для большинства из нас – в том числе он клянется не навредить. И из тех двух предложений, которыми ты описал реабилитацию, я могу вывести несколько предположений.

Он заглянул мне в глаза.

– Либо ты так сильно не хотел выздоравливать, что доктор Коппола не смогла к тебе пробиться, в чем я сильно сомневаюсь, либо она с самого начала отдала тебе в руки бразды правления. Либо она нарушила одну из заповедей клятвы, что помешало ей делать работу так, как в этой самой клятве сказано.

– Док, я серьезно…

– Я тоже.

Я раздраженно вздохнул. Мужчина говорил то, что думал. И мне не нравилось то, что он думал об Алессандре. Мне не хотелось, чтобы он считал ее виновной в том, что я, редкостный придурок, дважды чуть не угробил шансы на полное выздоровление.

– Хотите кого-то обвинить – меня вините.

– Зачем мне кого-то винить? Это уже случилось. Какой смысл искать виновных? Я – доктор. Каждый мой день наполнен болью молодых парней и взрослых мужчин. Они ломают конечности, пробивают головы, и я должен сделать все, чтобы поставить их на ноги. Они выбрали эту работу по доброй воле, как и я. И я не могу позволить себе забыть о том, что, если я не справлюсь, они больше не смогут заниматься этим делом.

Мужчина задумчиво жевал губу и смотрел на мои шрамы так, словно обладал рентгеновским зрением и рассматривал мои сросшиеся кости.

– Каким бы дерьмовым пациентом ты ни был, твой доктор всегда должен помнить, что ТЫ на первом месте. Ты приходишь к врачу не потому, что у тебя все хорошо. Ты идешь к нему, потому что тебе нужна помощь. И если что-то мешает твоему доктору оказать тебе эту помощь, он должен это понять, принять и проститься с тобой. Я не виню Алессандру Коппола. Я всего лишь говорю, что вижу, ЧТО ИМЕННО она упустила.

Док смотрел на меня и молчал, ждал, что я сам спрошу, что именно упустила Алессандра, но я боялся услышать ответ.

«Потому что если это то, о чем я думаю… Нет. Не хочу знать».

– В любом случае, лекарство работает, боли постепенно уходят и мне стало лучше.

– Я рад это слышать. На этой работе тебе понадобится оба плеча и обе руки. Если ты не против, я выписал бы тебе обезболивающие посильнее, но…

– Я против.

Мужчина улыбнулся.

– Я не закончил. Я сделал бы это, но вижу, что ты справляешься. Пока. Но будь готов к тому, что оно МОЖЕТ тебе понадобиться. Я ведь не викодин тебе предлагаю. И не морфий.

Когда я кивнул в ответ, мужчина отложил мою карту, прошел через кабинет к высокому шкафу и достал оттуда большую упаковку с широким бинтом.

– Пока наложим повязку, потом заменим на тейпы.

Он впечатал в меня, словно кулак, тяжелый взгляд.

– И я говорю серьезно, Дэнни, воздержись от тренировок, если не хочешь получить травму, несовместимую с жизнью. Твой командир понимает это так же хорошо, как и я. Не заставляй меня просить его отдать тебе приказ.

Я нервно улыбнулся.

– Давайте заканчивать с этим.

– Конечно. Придешь ко мне через неделю. Сделаем снимки, проверим как все срастается, нет ли воспалений. Если будешь соблюдать режим, восстановишься недели за три.

Я округлил глаза. Три недели без тренировок?!

Док правильно оценил мою реакцию.

– Джексон не оставит тебя без занятий.

Я медленно кивнул и тихо спросил:

– Вы хорошо знаете моего командира?

– Мои пациенты – это, в первую очередь, пациенты. И мне не нужно знать о них больше, чем требуется для лечения. А теперь слушай…

***

Я вышел из кабинета, недовольно поводя плечами. Поганый бинт мешался, но делать нечего. Мартина я нашел разговаривающим с девушками в милой форме мятного цвета. Услышав мои шаги, он обернулся и сверкнул глазами.

– Кажется, Аарон стукнулся головой сильнее, чем сам предполагал. Что поделать, не каждый, упав, может встать без последствий

Я застыл, как вкопанный. Перед взглядом тут же пронеслись картинки: Аарон лежит, не шевелясь, встает, покачиваясь, морщится от боли, трет висок, держится за голову, неуверенно шагает.

Желудок сковал лед. Я хрипло выдохнул:

– Он… он…

Мартин окинул меня ошарашенным взглядом и захохотал, раскатисто, басовито.

– Расслабься, живой! Башка у него крепкая. Просто крепко приложился. Пару дней проведет здесь по распоряжению невролога.

Мне очень сильно захотелось ударить его по уже не щелкающей челюсти.

– Ты в курсе, что ты кретин, Майерс?!

– Есть немного. Ты как?

Поморщившись от досады, я приподнял футболку, показывая повязку. Мартин ухмыльнулся с нескрываемым злорадством.

– Зато тебе пить можно в отличие от Бенджи.

И снова громогласный хохот сотряс импровизированный приемный покой. Девушки за стойкой регистрации наблюдали за мужчиной с легкими улыбками. Он им явно нравился.

– Ты, смотрю, лучше всех. Я думал, Джексон тебе челюсть выбьет через затылок.

Мартин ухмыльнулся и повернул голову. Я заметил небольшую припухлость и гематому в том месте, где челюсть соединялась с черепом.

Вот ведь непробиваемый хрен!

– Неужели ты еще не понял? У командира нет цели покалечить нас!

Я с сомнением потер бок. Каждого из нас Джексон мог прибить, особо не напрягаясь. А уж покалечить… Но мне он преподал урок. Аарона вывел из строя, чтобы справиться с нашим мистером Психом. А мистера Психа… Вон, челюсть на месте, какие вопросы?

– В один день ты поймешь, насколько точно командир рассчитывает силу и точку удара.

Мартин попрощался с девушками и махнул рукой в сторону выхода.

– Пойдем.

Я двинулся следом за ним, стараясь дышать ровно. Так, как научил доктор Эдисон.

– Командир дал нам отгул. Видимо, мы его впечатлили на тренировке.

Я едва слюной не подавился, услышав эти слова. Бок тут же пробила нервная боль и я поморщился.

– Ты уверен, что отгул нам дали за то, что мы его впечатлили, а не за то, что нам пришлось медпункт после тренировки посетить?

И снова раздался громкий хохот. И я всерьез забеспокоился за челюсть Мартина – он так широко открывал рот, словно она вообще не крепилась к его черепу.

– Ох, Стоун! Умеешь шутить, когда хочешь!

Я недовольно закатил глаза. Когда-нибудь они поймут, что я не шучу?!

Мы вышли из медицинского пункта, который на деле оказался почти больницей, и пошли по коридору. Майерс насвистывал какую-то мелодию, а я смотрел перед собой и размышлял над словами дока. Насчет командира и его заботы о бойцах. И вспомнил про Аарона.

Так себе забота.

Когда мы подошли к лифту, Мартин прервал мои мысленные дебаты.

– Планкетт вечером зовет нас в бар. Твои ребра потянут выпивку?

– Майерс, договоришься…

Он беззлобно усмехнулся и хлопнул меня по левому плечу.

– Вот так ты принимаешь заботу, да? Ладно, больше не буду. Мне нужно заскочить в арсенал, а потом можем выдвигаться.

Я повел плечом, оглядываясь кругом. Как и после каждой тренировки, мне хотелось побыстрее свалить. Но я точно знал – лишь только покину здание, буду страшно хотеть вернуться обратно. И как можно скорее…

– Я тебя в холле подожду.

– Трусишка Дэнни бежит, поджав хвост?

Я рыкнул и хотел врезать товарищу, но сдержался. Не стоит бить того, кто не очень хорошо справляется со своими эмоциями и с которым даже Джексону Торпу приходится драться… в какую-то часть его силы, которой меня он прибил бы с легкостью. Да и того, кто прикрывать тебя будет, тоже бить не стоит.

«Кстати, об этом. Интересно, когда меня выпустят на задание?».

«Подумал парень со сломанным ребром».

«Завались».

Я махнул рукой в неопределенном направлении.

– Вали. Я вниз.

Уже входя в лифт, я задумался: кто такой Планкетт? Это фамилия или прозвище? И почему, интересно, Аарона зовут Бенджи?

«Слишком много думаешь, Стоун. Слишком много».

Спустившись на первый этаж, я прошел через пустой холл к зоне ожидания. Повинуясь внутреннему порыву, остановился на небольшом участке матового пола и медленно повернулся к скульптурам.

Все было так, как говорил Джексон. Я видел их, я больше не мог их не видеть. Входя в это здание каждый день, я видел то, что было сокрыто в переплетениях и изломах стальных прутьев. Вся суть человеческой натуры в семи статуях. Нет, не то, не суть…

Семь грехов и семь учителей фрилансера. Кажется, именно так говорил Хаммер…

– Они прекрасны, правда?

Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся, стараясь не морщиться от боли. В черном кожаном кресле сидел мужчина и с улыбкой наблюдал за мной.

– Простите?

Он указал взглядом на скульптуры.

– Они прекрасны, не так ли?

Я прищурился, разглядывая неожиданного собеседника.