По доброй воле (страница 36)
– Хаммер довольно долго не выпускал меня на задания. Он сказал: восстанавливай навыки, научись справляться с болями – и поговорим.
Николас смущенно улыбнулся командиру.
– Мне было стыдно за то, что я не работал с ними. Я казался себе бесполезным куском дерьма, который не приносит никакой пользы. И я не давал себе поблажек. Полгода тренировался, не спал сутками, просто не мог заставить себя уйти из тира! Хотел поскорее вернуться в строй. Восстанавливал с командиром физическую форму. Боролся с фантомными болями. Работал с психологом. Короче, было довольно сложно, но оно того стоило. Когда меня выпустили на первое задание, я нервничал так, что меня едва не вырвало в самолете, когда мы приземлились. Но все прошло гладко. Моя задача состояла в том, чтобы прикрывать отряд, но мне не пришлось сделать ни одного выстрела. А вот на втором…
Он сухо сглотнул и повернулся к командиру. Джексон молчал, буравя его своим фирменным взглядом – холодным, спокойным, уверенным.
– Продолжай.
Николас бросил быстрый взгляд на Мартина, и я отметил, как чертов мистер Хайд напрягся. Или он давно такой напряженный? Наш товарищ смотрел в стол, а об его плечи спокойно можно было сломать бяньгань.
– На втором задании я тоже должен был только прикрывать. В том смысле, что… Вмешательства не планировалось. Но потом возникли трудности… с одним из наших бойцов. Я… Хаммер, я не…
Николас поджал губы и замолчал, поглядывая на Мартина. Командир понаблюдал за ним, едва заметно вздохнул и опустил взгляд.
– В то время в нашем отряде было меньше бойцов. Я, Мартин и Аарон. Нас было трое, и все мы были на одной и той же позиции. Отряд был слишком однообразным, и я искал рейнджера и снайпера.
– Рейнджер и снайпер – это что, обязательное условие?
Джексон медленно покачал головой
– Нет. Командиры вольны формировать отряды из тех бойцов, которые им нужны. И мне нужны были эти парни. Снайпер прикрывает тебя, а рейнджер… Когда в твоем отряде есть сообразительный рейнджер, это… как если бы у тебя было два отряда.
Я удивленно вскинул брови, и командир кивнул.
– Грамотный рейнджер сработает так, что противнику будет казаться, что против него выступает целая армия.
Я подумал о Лиаме. О том, какое впечатление он на меня произвел. Вспомнил татуировки на его шее. Какие-то символы, узоры… В тот вечер мне было слишком больно, чтобы разглядывать их. Да и самого рейнджера.
– Найти такого профессионала довольно сложно, учитывая специфику нашей работы. Настроить с ним связь – еще сложнее. Наладить работу, основанную на взаимном доверии и полном понимании – невыразимо трудно. Но, если приложить достаточно усилий, можно достичь любой цели.
«Видимо, с Лиамом ему это удалось…».
– Тот парень был универсалом. Он неплохо дрался, неплохо стрелял, был довольно сообразительным, а главное – понимал, что такое тактика и стратегия. Я видел в нем выдающегося рейнджера, а он хотел быть везде и сразу. Подстраховывать всех, идти в разведку и в бой в первых рядах. Ему казалось, что без него отряд провалится под землю.
Джексон тяжело вздохнул, и я внезапно понял, что задержал дыхание.
Командир говорил о бойце в прошедшем времени. Был. Понимал. Хотел…
– Я тренировал его. Хотел, чтобы он сам выбрал, что ему понравится больше, но он не мог остановиться. Ему удавалось все, но все он делал в пол силы. Просто хватал верхушки и быстро терял интерес. Но я продолжал учить его. И чем больше учил, тем более посредственным он становился. И более заносчивым.
Джексон пристально посмотрел на меня
– Я не люблю выскочек, не люблю позеров. Заносчивость бойца, если она не оправдана, может принести гораздо больше проблем, чем его неумение держать оружие. Заносчивый боец слишком уверен в себе.
Я нервно сглотнул. Не хотелось думать, что это – намек…
– Когда в один из дней он сказал, что решил стать рейнджером, я отнесся к этому с сомнением, но решил дать ему шанс. Я начал учить его усерднее и увидел с его стороны отклик. Настоящий, непритворный интерес. Он понял, насколько важна роль рейнджера в отряде. Казалось, что он наконец-то нашел свое место и с головой ушел в обучение. И я следил за ним. Долго, очень долго. Я наблюдал за тем, как он осваивается в своей роли, гасил вспышки самолюбия, подогревал интерес, превращая его в азарт. И получал отдачу, да такую мощную, что расслабился, поверил, что он действительно хочет быть рейнджером. И это стало первой ошибкой.
Он кивнул в сторону снайпера.
– Два Николаса вошли в мой отряд – снайпер и рейнджер. Я наблюдал за обоими. За тем, как они развиваются на своих поприщах. Как встают на ноги. И видел, что они оба нашли свое место. Один – по призванию. Второй – по доброй воле. Я выпустил их на задание одновременно. И на первом задании снайпер и рейнджер сработали безупречно. И я совершил вторую ошибку. Я поверил, что у меня есть прекрасный тыл. Что я нашел тех, кого так долго искал.
В глазах командира появилось что-то напоминающее сожаление. А когда его взгляд скользнул по Мартину, в них мелькнула досада. И горькая вина.
– На первом задании ближникам пришлось ввязаться в схватку. Но снайпер не сделал ни единого выстрела, потому что рейнджер сработал бесподобно. На втором мы должны были тихо войти в здание, убрать одного очень неприятного парня и его компанию до переговоров и так же тихо выйти. Я продумал стратегию, раздал приказы и отправился готовить отходной путь.
– Но это же…
Я прикусил язык, когда глаза Джексона метнули в меня яркую молнию.
– Работа рейнджера?
Я нерешительно кивнул, и командир ответил тяжелым вздохом, который в теории мог раскрошить горную цепь.
– Верно. Меня что-то тревожило с самого начала операции. Уж слишком все было просто и гладко по словам рейнджера, и я, выполнив свои обязанности, решил перепроверить. Вот только поздно решил.
По обычно бесстрастному лицу мужчины заходили желваки, но длилось это лишь пару секунд. Его взгляд помертвел, и Джексон действительно стал статуей – не шевелился, не дышал, не моргал. Жуткое зрелище…
– Я отправил ближников вперед, как, впрочем, делал не один раз. И именно на этом задании, когда я решил, что у нас есть прекрасный тыл, что я достаточно вложил в бойцов, в отряд, мой чертов рейнджер…
Его мертвый взгляд пробил брешь в моей душе – в нем было столько вины, что я едва не задохнулся!
– Мой чертов рейнджер сработал плохо. Не подумал, что планам свойственно меняться. Что встречу могут перенести на более раннее время. И что мои мальчики ворвутся в зал, полный вооруженных ублюдков. И их было гораздо больше, чем мы думали. Рейнджер ничего не проверил и дал зеленый свет, и мой отряд угодил в капкан.
Глаза зажгло – я не моргал, с замирающим сердцем слушая рассказ командира. Я не мог отвести взгляд от его лица, от его голубых глаз, остекленевших, запечатавших в себе, казалось, всю боль, что могли испытать миллионы людей за одну секунду.
Казалось, что весь мир слушал его, затаив дыхание, не шевелясь.
Джексон сглотнул и тихо спросил:
– Знаешь, каково это – знать, что тех, кого ты сам воспитал, в кого ты вложил частичку себя, сейчас раскатают в блин, потому что хренов рейнджер не досмотрел там, куда должен был обратить особое внимание? Что он просто не стал напрягаться. И это – твоя вина.
Я ответил так же тихо, перебиваясь хрипами:
– Нет.
– Дерьмово это. Когда снайпер сообщил, что Аарон и Мартин попали в заварушку, я был не с ними. А когда он сказал, что рейнджер вместо того, чтобы исправить ситуацию и отвлечь противника мощной диверсией, ломанулся к ним на подмогу, я был готов разорвать его голыми руками. Потому что он МОГ исправить ситуацию, МОГ помочь. И я добрался бы вовремя.
Я боялся вдохнуть. Я смотрел на командира и, кажется, впервые по-настоящему разглядел в нем живого человека. Того, кто не совершенен, кто ошибается. И кто испытывает все те же эмоции, что и мы, простые смертные: боль, вину, сожаление…
– Я отдал приказ снайперу: сделай все возможное, чтобы спасти их. И он сделал то, что должен был сделать рейнджер – устроил такое шоу, что нашим противникам показалось, что на улице их ожидает, по меньшей мере, взвод бойцов, и вытянул часть людей из укрытия. И начал класть их, одного за другим. Он даже умудрился подорвать бензовоз, на нашу удачу оказавшийся неподалеку! Это не так просто сделать, как показывают в фильмах. Но он смог. Взрыв обрушил часть здания. Мой снайпер устроил диверсию и на пару минут внес хаос в систему защиты противника. А подоспевший рейнджер перетянул на себя внимание части оставшихся в здании людей, но увести их под пули не смог и ввязался в прямой бой. Я говорил, что он был посредственным бойцом?
Я тупо кивнул.
– Я бежал под пулями моего снайпера, и мне самому казалось, что меня прикрывает стрелков пять. Николас не только подверг противников массированной атаке, но и провел меня к зданию. И я отдал следующий, очень рискованный приказ – прикрой нас внутри и приготовь отходной путь. А это…
– Работа рейнджера.
Джексон медленно кивнул.
– Вот только рейнджера моего в это время загнали в какой-то закуток и пытались прибить. И я потратил драгоценные секунды, чтобы спасти его задницу. Я ошибся. Нужно было бросить его…
– Хаммер…
Командир остановил Мартина одним взглядом.
– Я ошибся! Ошибся! Все ошибаются. Но не все понимают, чего могут стоить их ошибки.
Он повернулся ко мне и продолжил:
– Мы вдвоем добрались до того места, где была главная заварушка. Счастье, что перед заданием оба Николаса изучали местность, с разными целями, но оба, только это нас и спасло. Когда снайпер прекратил атаку, чтобы сменить позицию, наши противники решили укрепить позиции и покончить с двумя забредшими на огонек ближниками, которые, к слову, положили немало вооруженных ублюдков. И это…
Он прикрыл глаза и выдохнул.
– Там была бойня, Дэниел. Кровавая бойня. И я ворвался в это месиво с мыслями: все случившееся – моя вина. Моя ошибка. Я не того человека взял в отряд. Я не то место ему отвел на задании. Я не ту задачу перед ним поставил. Я ПОВЕРИЛ В НЕГО. Я поверил ему. Я ошибся. И эта ошибка едва не стоила мне Хайда.