Темнеющая весна (страница 17)
И Анисия недоумевала, почему Полина не разрушит все это до основания, сотворив землетрясение. Кроме того, не прояснены были и статус всех троих, и повисший в воздухе развод, о котором почему-то стыдливо перестали заикаться.
Изящная ступня Полины выглядывала из-под нагромождения юбок, пышноцветье волос водрузилось на плечи. Плечи же Инессы, напротив, вогнулись внутрь, уничтожив приличный бюст. В отсутствие мужчин она не трудилась скрывать свои недостатки.
– Я мамаше казалась слишком высокой, несуразной, – исповедовалась Инесса. – Ее раздражало, что я не так изящна и кокетлива, как она сама, а даже местами угловата и большевата с этими моими ладонями. Агата не была довольна ничем, что я делала и не делала.
– Если бы у меня была мать… – протянула Полина. – Быть может, и жизнь сложилась бы иначе.
– Умерла? – обыденно спросила Инесса.
Полина быстро взглянула на нее, но ответила:
– Наложила на себя руки.
Все притихли. Полина, будто наступив на стекло, разъярилась.
– Из-за отца, – злорадно продолжила она, смотря на всех и ни на кого. – Он после пятнадцати лет брака вдруг решил, что располневшая от бесконечных родов жена его больше не привлекает. И начал настаивать на разводе. Мать позора не пережила. Вот же ирония… Казалось бы – свобода, безбедная жизнь, дети подросли, муж перестал сосать кровь – живи да радуйся. Но нет. Как она вообще удержалась от того, чтобы его не прикончить после очередной беременности, я не представляю. Странные они, то поколение. Нет для них ничего ужаснее общественного порицания. Они все ради него стерпят. Братья отказались от наследства… В детстве отец всегда принимал их сторону, а не мою, ведь я кто? Девчонка. Его одобрение и заслужить было невозможно. Всего, что я делала, было недостаточно… Благородные у меня братья. Я вот не стала. С лихой собаки… Сбежала от него, но деньги получаю. Он стенает, как пусто в доме и как не мила новая жена. Поделом ему.
Анисия взглянула на Инессу, почтительно внимающую Полине. И испытала почти привычную уже досаду. Как виртуозно они овладели техникой общения одними только движениями бровей и уголков рта! Они и уточняли что-то, понизив голос и склоняясь лишь друг к другу. А ведь они с Инессой идеализацией Полины могли ставить перед собой общую цель-чтобы последняя одобрила и превознесла их обеих в ответ.
– Нам надо уехать, – прошептала Инесса, доверительно пристегиваясь к Полине. – Семья не примет мой развод… Они озвучили это четко, и если я доведу дело до конца… У меня больше не будет семьи.
– Что же, и Всемил? – с вызовом спросила Анисия, поймавшая кураж на собственной невыносимости.
Инесса сделала вид, что не расслышала.
– Не велика потеря, – пробормотала Полина, заботливо оправляя юбку.
Ну вот и все… Вот как разбиваются лозунги. Любая выберет Павла, Виктора… Чем отупляющую работу прачки, уродующую руки.
Инесса, явно ожидающая от нее иного ответа, с набухшим страхом смотрела на Полину. Анисию кольнуло сожаление по Инессе, умудряющейся таять от одного доброго взгляда. Сожаление, что ловит она не ее взгляд.
– Мы должны уехать все вместе, с Алешей. В новую жизнь, – будничным тоном произнесла Анисия, сама не понимая собственной эйфории от представившейся картины. – Где-нибудь на ферме в Америке. Их романы в этом удивительны, будто начинаются не с незапамятных времен, а вчера, с чистого песка, с первого поколения. Будто и не было ничего до… Не давят бесконечные условности.
Перехватив недоумевающий взгляд Полины, Анисия в ответ посмотрела на нее без прежнего восхищения. Ей показалось, что перерождение Полины за последнее время попросту исказило ее прежние благородные и смелые черты. Анисии не хотелось читать ее нутро, но все очевиднее виделся лишь один вывод: из-за того, что покоя не было в собственной душе Полины, она стремилась ввергнуть и других в пучину, будто предупреждая возможные нападки в свою сторону.
– Чтобы что? – спросила Полина царственно. – Чтобы переругаться друг с другом через неделю? Нет уж. Пусть все будет как задумано. Нечего сбиваться с курса. Чтобы всем сестрам по серьгам, а серому волку – прорубь с лисой.
И она многозначительно посмотрела на Инессу. Инесса с энтузиазмом улыбнулась. Анисия с каким-то просветленным волнением наблюдала, как грубоватый внешний облик этой девушки способен обнажить ранимость.
Анисия выжидала, чтобы Инесса задала такой очевидный, но такой душащий вопрос. Который, наверное, должен был прозвучать из ее собственных уст уже давно. Но какая-то щепетильность не позволила озвучить его прежде. Не дождавшись и слегка коря себя за желание ссоры, Анисия раскрыла рот сама:
– С чего вдруг ты вообще решила выйти замуж?
Она ожидала, что Полина взовьется, приладит отвращение на свои резкие черты молодости. Но Полина ответила голосом в приемлемом диапазоне:
– Я хочу остепениться. Я тоже женщина, знаешь ли. Мне наскучило быть пугалом… я хочу, чтобы на меня смотрели с восхищением.
– Так и было.
– Так мне казалось. Но быть отщепенцем утомительно.
Тривиальность этого ответа попросту низвергла Анисию до какого-то липнущего смирения.
– Мы можем орать от оригинальности, запрещать чье угодно мнение. Но ведь от реальности не сбежишь, – окончательно распоясалась Полина. – Мы все пыжились, надстроили себе какую-то иную реальность, где женщины равны мужчинам, сами в это поверили. Но ничего не изменилось. Нужно быть богатой…
– Но ты отнюдь не бедна, – кисло отметила Анисия.
– Ах, Анисия, – рассмеялась Полина. – Ничего-то ты не понимаешь.
– Тогда ответь и на второй вопрос – почему ты решила выйти замуж за мужа Инессы? Который еще даже и не свободен.
Инесса выглядела неприкаянно, как, наверное, все они, девчонки, которым так тяжело оказалось взрослеть, выглядели в определенных обстоятельствах. Всем им так необходимо было ощущение контроля над ситуацией. Вот для чего древние придумали оракулов и судьбу. Слишком уж невыносимо было найти в себе смелость признать, насколько никто ничего не гарантирует.
– Обязательно обсуждать это прямо сейчас?
– Обязательно, уж коли Инесса и не горит желанием развода.
– Это твои домыслы. Я Инессу освобождаю от этого постылого ей человека, уж если на то пошло.
– Тогда почему ты остаешься с ним наедине? – проблеяла Инесса.
– Глупая… а как же я могу заинтересовать мужчину, облачившись в паранджу?
29
– Что ты хочешь от Полины, Анисия? – внушительно спросила Инесса, когда они остались одни. – Она распрощалась с эпатажем, она хочет нормальной жизни.
– Скорее, что Полина хочет от тебя?
Анисия испытала порыв защитить Инессу от Полины, которая почти буквально раззявилась на ее благополучие.
– Или ты специально ее к себе приблизила, чтобы скорее развязаться с Виктором?
Губы Инессы слегка побледнели.
– Не все такие расчетливые, как ты, – сказала она не слишком уверенно.
Анисия покосилась на Инессу и не удержалась от улыбки.
– Напомни мне, как у тебя обстоит с моим мужем? – вкрадчиво спросила Анисия вновь.
Инесса посмотрела на Анисию с каким-то почти одобрением.
– А у тебя с моим братом? – тем же тоном отозвалась она.
Анисия удовлетворенно приподняла уголок рта.
– Глобально я ничего не слышала про твой развод, – сказала она уже по-иному.
Инесса поджала губу.
– Ведь теперь у тебя есть история с Павлом, – напрягшись, продолжала Анисия. – И тогда брак точно расторгнут. Если ты возьмешь на себя вину.
Анисия с подозрением воззрилась на Инессу. Инесса отвела взгляд.
– Все не так просто, – отозвалась Инесса каким-то почти извиняющимся тоном.
Прежде… Прежде Анисия дольше была бы зависима от тайны, которую представляла из себя Инесса. Теперь же она по какому-то шаблону смотрела на окружающие характеры и все уже находила привычным.
– Я-то думала, что пустить под откос мою репутацию во имя высокой цели тебе ничего не стоит.
– А я думала, что ты всем и каждому пихаешь в нос, насколько презираешь эти условности.
Обе замолчали. Затем Инесса совсем другим тоном констатировала:
– Теперь ты будешь презирать меня, – и испытующе уставилась на Анисию.
– Нет, – обрубила Анисия, даже не понимая, какой конкретно пласт ситуации имеет в виду Инесса.
– Так всегда говорят, но всегда презирают.
– Не говори мне, что я чувствую.
Анисия старалась в очередной раз не вызвать в свою сторону вихрь порицания, который при всей заявленной честности Инессы дошел бы до Анисии через третьих лиц. И в то же время так и хотелось порицание это спровоцировать, чтобы раздавить кокон лицемерия, в который Инесса с Полиной пытались ее мумифицировать.
– Полина недавно уговаривала меня помириться с мужем, – известила Инесса. – Она будто чего-то боялась. Что я не соглашусь, что ли…
Анисия натянула губу на зубы.
– Я даже пыталась им манипулировать. Но противно мне это было.
Лицо Анисии несколько вытянулось.
– Почему ты не предостерегла меня? – спросила Инесса внезапно нарастающей атакой. – Уговаривая на развод. Как на меня будут коситься, как меня вышвырнут их всех салонов Петербурга! Как легко что-то советовать, когда не тебе хлебать это!
– Ты сама спрашивала, что делать! – уязвленно отозвалась Анисия. – Ты могла бы зажить жизнью женщины, которой ни перед кем оправдываться не надо.
– И что?! Жить одной, с клеймом?! Да уж лучше с этим! Почему никто не думает обо мне?! Вы мне внушили эту идею. Зачем? Чтобы я страдала? Полина права, от реальности не уйти! А мне преступать закон несладко вовсе… который я всегда чтила! Пусть для того, чтобы себя успокоить, все равно! Чтобы расплаты не ждать… Зачем я только вас послушала! Игорь этот ваш, Полина…
– Ты сама… первая… Ты только что при Полине харахорилась…
– Да, я тоже в это поверила! Я тоже хотела себе доказать, что я могу влиять на собственную жизнь! И тебе тоже!
– Рабы не только наши крестьяне, – протянула Анисия.
– Виктор не раб, ты думаешь? – одновременно вызывающе и доверительно подхватила Инесса. – Он никогда не решится сделать что-то против воли кабинета министров. Да министры и сами не решатся.
30
– Все у нас уверены, что человека ломает общество… Что все кругом попраны. Но ведь бить свою жену никто не заставляет. А писатели наши со слезками жалеют сволочей, придумывают им какие-то оправдания, упуская, что сволочь останется сволочью, даже когда ее убедят, что она – жертва обстоятельств.
Всемил выговорил это с подкупляющей уравновешенностью. Анисия слушала тираду отца с каким-то остервенением.
– Они… недоразвиты.
– Это уже вопрос другой.
– Государство препятствует в учебе.
– Боюсь, моя милая, что, если всех заставить учиться, много кто это проигнорирует. А тебя же и обвинят угнетении.
– Рабство не может не повлиять…
– Это все так, Анисия. Все так. Но сволочь останется сволочью.
– Но ведь тысяча причин…
– Да, тысяча, миллион.
На Анисию вдруг накатила какая-то нервозность. Мерзкие слезы застряли в легких, с болью поднимаясь наружу по мере озвучивания слов.
– Что же ты сам не смотришь глубже, отец? – спросила она хрипло.
– Потому что я – та же самая сволочь, которой нужны оправдания. Потому-то я и понимаю их так хорошо. Всю эту слабость и исходящую от нее вонь на собственное несовершенство.
Анисия не нашла аргументов для возражения.
– Значат ли те университетские истины, которые ты усвоила, что ты правда перестала ненавидеть весь окружающий сброд? Их лень, тупость и принятие того ада, в котором они существуют? Или же ты лишь прелестно усвоила, какой ты должна быть, чтобы тебя нахваливали за прогрессивность? Чтобы быть чистенькой барынькой, защищающей тех, в ком она ничегошеньки не смыслит. Кого она едва видела за стенами своей квартирки в кружавчиках.