Их общие знакомые пошептывались, что Полина прибыла в Петербург следом за Игорем и теперь осаждает его. В Европе они то ли связались с масонами, то ли были завербованы чужими монархиями. Иные были убеждены, что они привезли с собой ребенка, чтобы пристроить его в обеспеченную приемную семью. Затаив дыхание, достопочтенные буржуа ожидали скандальной развязки этих нечистоплотных отношений. Отец Игоря предложил сыну откупиться от Полины, подозревая, что она беременна. Когда же Аркадий Николаевич узнал, что они проиграли все посланные им суммы, не вкладывая их в предметы искусства, как заверял Игорь, он без дополнительных изъяснений порвал с сыном всякие отношения и почти проклял его, подбиваемый славой Арины Петровны Головлевой.

На лице Полины скорчилось недовольство, когда она отхлебнула преподнесенный чай. Она привередливо заявила, что он безбожно остыл.

– Тогда зачем ты вернулась? – спросила Анисия будто бы в ответ на это.

– А что? – вскинув бровь, спросила Полина, почти с жалостью глядя на Анисию, хоть в глазах ее и не было той уверенности, которую выстукивал язык. – Может, мне неприемлемо, что правительство себя вправе считает «Московскую организацию» арестовывать.

– Так а где ты была все это время? Их весь год арестовывали…

Полина вскочила и обняла подругу.

– Ну же, глупышка, не время унывать! Жизнь бьет ключом, а мы так молоды! Так вот, я выхожу замуж. Свадьба будет феерической! Платье мне шьют муаровое, с жемчугом… Будет тяжеленное.

Ее взлетевшая веселость из-за этих девичьих пустяков поразила Анисию, хоть она и сама частенько любовалась собой в новой шляпке.

– Побриться бы наголо… – внезапно помрачнела Полина.

– Зачем? – будто из-за стены спросила Анисия.

– Чтобы… отгородить себя от ожидания женщины.

– Кто же твой жених? – смягчившись, спросила Анисия. – Неужели мы породнимся?

Полина помедлила, зорко следя за Анисией.

– Виктор Гриф.

Глаза Анисии замедленно выползали из своих обычных очертаний.

Наступила тишина. Анисия ждала, что это недоразумение как-нибудь разрешится без ее разрушающего вмешательства.

– Как ты сказала? – наконец, переспросила она.

– Виктор Гриф, – твердо повторила Полина, уже бросая вызов.

– Ты сошла с ума? – громыхнула Анисия.

– Боже мой, – глумливо отозвалась Полина. – Вновь твои нравоучения. Ты, невзирая на свой атеизм, донельзя консервативна. Сколько же противоречий в людях… И никогда они не действуют логично, чего почему-то ждут от других.

– После всего… После того, что он сделал… – неуверенно протянула Анисия, не совсем понимая, уместны ли в данном контексте ее слова, но чувствуя, что они все-таки могут быть произнесены здесь.

– Ты его совсем не знаешь.

Анисия скривилась. А ведь Виктор методично нанизывал компрометирующие Игоря вещдоки, Что-то определенно не так было с этими смазано проступающими воспоминаниями. Куски эти казались частью чего-то монолитного, не вызывающего вопросов, хоть и дисгармонирующего с нынешним мигом.

Анисия напряглась… ведь та история и вправду проступала не сейчас… не в этом пласте, не через их непромытые прически. А через что-то гудящее, марширующее, беспрестанно звонящее.

Ржавой бритвой на губах вырезались слова:

– Ты… не шутишь? Ты говоришь мне это совершенно серьезно?

– Да, Анисия. И решение это окончательное. Мы повстречались в…

– Мне плевать, где вы там повстречались.

Анисия потеряла последнюю надежду совладать с собой и с действительностью, которая так бесконтрольно хлестала ее.

– И ты, Полина, – задыхаясь, промычала она, – ты из тех, кто по первому щелчку бежит к Виктору! Ты себя тем самым с кем равняешь?!

– Ты ничего, ничего не понимаешь, – миролюбиво, ласково почти ответила Полина.

И Анисия замерла от какого-то мистического ощущения того, что она не прожила и понять не может.

– Я уже молчу про Инессу.

– Инесса свой выбор сделала, – отчеканила Полина.

– Но от тебя подобного она уж точно не поджидала.

– А что тебе до Инессы?

– Ты мертва для меня, – процедила Анисия и, вытерев тыльной стороной ладони рот, поднялась.

Полина в испуге взметнула на нее темень своих въедающихся глаз. Странный взгляд неясности и опасности… прежде бывший едва не опорой в своем авантюризме.

– Ты правда уйдешь? – неуверенно спросила она.

Искушение произнести очередной живописный пируэт на миг поборол решимость Анисии.

– Твои… обличения были бы великолепны, если бы несли за собой какие-то действия. Ты… кричишь, разводишь руками, вводишь в заблуждение… Но просто всех прощаешь. Так не сообщница ли ты зла, которое так тебя отвращает?

– А ты никого простить не готова. Каждому уготована проповедь и проводы.

– Я… Я больше не могу делать вид, что одобряю тебя. Мне кажется – это конец.

– А мне кажется – меня нету.

Анисия все же медлила. До этого мига ей казалось, что Полина оставалась весьма устойчива в своих убеждениях. В глубине души Анисия не верила, что Полина демонстрирует весь свой цинизм их от испорченности.

– Ты ведь не забыла? – произнесла Анисия, сама толком не понимая, о чем именно говорит, но уверенная в правоте своих слов.

Полина вскинула на нее стылые глаза.

– Ты правда вновь хочешь погрузиться в ту историю? Это было давно, Анисия.

«Пятьдесят лет», – в ужасе проносилось перед Анисией. Так же отдаленно, как первые воспоминания о козах и лугах в имении Верховой.

– Мы были иными людьми.

– Но ты ведь не забыла! – прошипела Анисия.

– Давай не будем лепить какую-то драму, – со смешком подытожила Полина. – Иначе может создаться впечатление, что ты ревнуешь.

Анисия в бессилии затворила дверь. Когда это было?.. Женщины носили короткие платья, брюки даже… Но ведь не в платьях дело. При всем желании эксперимента у нового правительства не вышло перекроить саму человеческую природу.

27

Виктор Гриф держался с лоском и рассуждал, что перемирие с турками курам на смех, им надо показать их место. Затем всячески упражнялся в галантности. Невысокий, с прекрасной выправкой и усами, ничем не выдающийся господин. Вполне сносный в скоплении качеств. С барышнями его холеное лицо с порога нырнуло в успокаивающее покровительство. Впрочем, с Анисией Виктор быстро сменил отеческую снисходительность на холодность. Анисия все гадала, видит ли он то, что всплывает у нее в голове. И терзалась, любила ли его Инесса хоть несколько мгновений. Должна же была хотя бы попытаться. Ведь Инесса клюнула на могущество, самомнение, беспринципность, статус… и сама же на них напоролась. Получив сверхчеловека, охотника и воина.

Виктор залихватски апеллировал бездоказательными догмами патриотизма, приносящими ему лучезарность наград и полезные для карьеры охотки в чьем надо именьице. В меру воспитанный, в меру ухоженный… Никакой. Или это Анисия стала никакой настолько, что ничто новое не способно было взбудоражить ее? Юность схлынула, уступая место лживой и иссушенной прозорливости.

Впрочем, после появления Анисии Виктор чересчур поспешно откланялся, рассыпаясь в сожалениях за собственную ангажированность.

– Ты будто не слишком счастлива, – с упреком заметила Анисия после освобождения от Виктора.

– Так и есть, – буркнула Полина.

Анисия подавила желание закатить глаза. Ей стоило немалых сил все же заявиться к Полине после вчерашнего. А та, очевидно, вновь намеревалась налепить на себя темнеющий образ, без которого наверняка можно бы было обойтись.

Вчерашние высказывания, казалось, уже ничего не значили для Полины. Анисия чувствовала себя с ней все более растворенной в каком-то невразумительном яде. Даже к хорохорящейся обреченности Инессы можно было приспособиться, но к качелям Полины привыкнуть было невозможно. Об Инессе Анисия знала слишком много того, что хотелось забыть. О Поле знала досадливо недостаточно… Какие-то размыто-фантастические слухи. Анисия все хотела покрепче вцепиться в реальность, не быть распятой чужим сплавом вдохновений и сухожилий… С болевыми спазмами в груди говорила она теперь с Полиной.

– Что же тебе нужно? Деньги? Ты потому прибилась к Виктору?

– Деньги меня не спасут, – процедила Полина, вгрызаясь неровными ногтями в пышный начес волос.

– Месть?

Полина скривилась.

– Это было бы самым простым. Меня, возможно, даже оправдали бы, попадись на пути ловкий адвокат и сентиментальные присяжные.

– Что же ты хочешь?

Полина лизнула Анисию насмешливо-недобрым взором.

– Алешу.

Напоровшись на лицо Анисии, она пояснила:

– Ты до него дотянулась, но благоденственно как-то молчишь. Будто охраняешь свое достояние.

Анисия подавила вспышку молниеносного гнева, тут же все поняв. И, невзирая на изумление наглостью Полины, уже про себя согласилась. Он действительно мог спасти ее… Примирить с самой собой – разве не это было единственное, в чем все они отчаянно нуждались?

Алеша, с мыслями такими же светлыми, как и его волосы, был способен исцелить Полинину хворь. Анисия страстно уверовала в эту возможность. Но что если Полина низвергнет его в свое подпольное царство? Наклевывалась какая-то эйфорическая мысль. Шанс проверить его прозорливость. Указать на дутое могущество Полины.

– Что нужно ему в нашей среде – вопрос открытый, – развязно продолжала Полина, будто размышляя вслух. – Быть может, прелесть новизны. Или же некая банальность в одержимости любовью.

Глаза ее потемнели.

Анисия, давшая себе зарок не превращать в балаган их взаимоотношения, монументально молчала.

– Да, может, завидую, – отчеканила Полина в ответ на самодовольные мысли Анисии. – Необъяснимому сродству людей из разных миров.

Алеша не подлежал обсуждению. Обсуждения предполагали неверные и непрошенные выводы прочих, о которые святое маралось чужими сальными руками. Анисия с трудом ответила:

– Все мы росли в европейской христианской традиции.

– …и тому, что вы друг друга не съели, что поняли, что научились принимать!

Анисия молча продолжала сидеть, будто выпав из комнаты. Полина сегодня решила не даровать силы, а вытянуть их.

– Отчего у тебя все так легко? – с надломом спросила Полина. – Так просто. Почему ты смеешься, а другие плачут?

– Потому что они предпочитают плакать.

Полинины глаза покатились по бледной коже.

28

– Сейчас придет Инесса, – уведомила Полина немного погодя.

Анисия не преминула отметить, что Полина даже не подумала хотя бы ради приличия спросить ее, хочется ли ей встречаться с Инессой.

– Инесса?.. Как же вы ладите теперь?

– О, я сама предложила ей освободить ее.

Анисия с чувством неприятного открытия принялась исследовать потолок.

– Но зачем это тебе?

– Быть может, – как-то странно протянула Полина, – это будет лишь трюк для прекрасного Виктора.

Явилась Инесса. Рядом с ней, начавшей сторожить ее, как собака, Полина приобрела и какую-то многозначительную ухмылочку, и промежуточные колкости в сторону Анисии. Инесса однозначно пыталась оттенить себя с Полиной на заманчивую периферию двоих против всех. Глядя на них, Анисия не могла подавить догадку, что, желая услышать, какая она невероятная и неоцененная, Полина стала уязвима для внушений Инессы.

И Анисия впервые ощутила, что большую неприязнь вызывает у нее вовсе не пришлая Инесса, которая ей ничего не должна несмотря на тот вечер запредельной откровенности. А именно Полина, с которой пережито было столько потрясающих моментов вовсе не для того, чтобы теперь она уверовала в ее, Анисино, несовершенство.

В сбивающих с толку цветочных декорациях Анисию захлестывала смесь отторжения, раздражения и сродства, рожденного восхищением каждым удачным словом собравшихся здесь женщин. Ведь все они самим фактом рождения в девятнадцатом веке были обделенными девочками, для которых культ силы стал навязчивой и почти недостижимой идеей, заканчивающейся за пределами их семей.

Анисия с пониманием думала, как на самом деле нелегко ждать замужества. До сих пор подобострастно-непрошенные интонации окружающих о самом факте ее брака обмакивали ее во что-то склизкое. Потому она и была уверена, что Полина не могла не мучиться от сознания тупика недавнего выбора. Полина придумала свою необычность как шарф из экзотической страны. А теперь потерпела поражение, став одной из блеклых невесточек, чья ярчайшая вспышка вот-вот пройдет.