Анисия едва увернулась, чтобы он не обслюнявил ей лицо. В промежутках между его серой в розовую крапинку кожей виднелись бугры от слишком тщательного бритья. Волнообразный зуд, идущий от отца, крепкой волной забил ее собственный.

Следом же приплелась его жена. Анисия с каким-то пережатым чувством впервые наблюдала мать Алеши, находя в ней поблекшие и искаженные черты сына. Анисию неприятно обдали потупленный взгляд этой женщины, который у Алеши теплился осведомленной выдержкой. Как Анисии хотелось думать, что он вовсе не пошел в мать!

– Агата Ивановна, моя возлюбленная женушка! – объявил Всемил, небрежно выбрасывая вперед руку. – Доченька моя, Анисия! Царственное воссоединение всей фамилии!

Анисия с задетой щепетильностью смотрела на этого фанфарона в пестром халате. Она не могла понять, где же тот высокомерный человек, так наотмашь и без всякой маскировки долбящий читателей своей неповоротливой моралью, сводящейся к ужасу от неотвратимости блуда всех мастей (и собственному же от него необычайному удовольствию).

Агата попыталась выразить радушие иссыхающим тоном, что, впрочем, ей не удалось. Она села подальше, припрятав руки на колени. Ее поджато-простодушное лицо будто бы хотело заколыхаться от нахальства собравшихся, а круглые глаза пронзительно следовали за Всемилом.

– Как дорогая сестрица? – осведомился Всемил.

Анисия застыло посмотрела куда-то в воздух, борясь с воспоминаниями (очевидно, додуманными после), о том, как она в детстве обожала своего громогласного, красивого отца, будто вбирающего в себя все комнаты и залы, в которых появлялся.

– Тетушка прислала Анисию, чтобы меня отговорить с мужем разводиться, – покато отозвалась Инесса.

Анисия, не сказавшая об этом ни слова, подавила позыв вытаращить глаза.

– Будет скандал, – страдальчески подала голос Агата, оживляясь от возможности высказать то, что тяготило весь дом и найдя невольного слушателя в Анисии.

– Вечно эти страхи чужого осуждения! Меня сначала, как скотину, выдали за волосатого старика, а теперь падают в обмороки, что я не желаю так больше жить! Это ведь ваша идея была, дражайшая маменька! – Инесса повернулась к матери.

Та, будто привыкшая к таким заявлениям, лишь едва скривилась.

– Если бы вы не давили на всех… Алешка тут не появляется, так вы за меня принялись?! Ваш-то брак образцом для подражания назвать нельзя, что вы от меня-то хотели?

Анисия решила, что ослышалась. Невозможно было, чтобы Всемил и Агата позволяли дочери так разговаривать с собой, да еще и в присутствии третьего лица.

– Это решение было принято… обоюдно, – запнувшись, только и отозвалась Агата.

– Конечно, отец под гнетом выступлений ваших прогнулся и меня предал! Или вам спихнуть меня не терпелось?!

– О чем ты? – спросила Агата, налепив на себя выученное за долгие годы простодушие.

– Не понимаете будто! – торжествующе возвысила голос Инесса.

– Инесса, прекрати, – предостерегающе вмешался Всемил.

– Вы же на моей стороне! Вы давеча говорили это! И с самого начала были против…

– Это его решение и было… – со все-таки начавшимися поблескиваниями радужек прошептала Агата. – Не понимаю, откуда это убеждение у всех, что Всемил эдакий праведник!!! Отовсюду только и слышу! А я как же?! Я?!

Инесса приподнялась с диванчика.

– Это… правда? – спросила она у Всемила, подрагивая.

Тот, нахмурившись, набивал трубку табаком. Инесса покраснела, вскочила, издала бессильный рев и бросилась из залы.

– Вечно она мне твердит, что я ей жить не даю, – нытливо пожаловалась Агата, недобро косясь на Анисию.

– Ни тебе, ни Алешке, – подтвердил ее муж, с удовольствием прикуривая. – Уж сколько он намучился в свое время с этим духовным образованием…

– А вы этому способствовали, – резко прервала его Анисия.

Всемил, не ожидая такой ярости, опешил. Агата измарала Анисию пытливым взором. Затем прошептала:

– Так я и знала. Опорочили все, и моего мальчика…

Она достала откуда-то из многочисленных складок, рюшечек, кружавчиков ослепляющей чистоты носовой платок и основательно высморкалась в него, сотрясая всю залу рыком этого действа.

– Ваш мальчик царя взорвет скоро, – едва сдерживаясь, бросила вернувшаяся Инесса, своим нарочитым спокойствием будто пытаясь стереть неподобающие воспоминания минутной давности.

Агата дернулась, Всемил помрачнел.

– Что ты такое говоришь? – пролепетал он.

– Она это говорит, чтобы меня довести, – решительно заявила Агата, хотя пальцы ее тряслись. – Я знаю… Все против меня сговорились! Я это давно уже вижу! Никто не считается со мной в этом доме, вы все делаете то, что хотите! И эту притащили! – Агата указала на Анисию с таким видом, будто только гостья единственная и была виновата в происходящих недоразумениях.

– А что же нам еще остается, если вы целыми днями жалуетесь и всех в своих бедах обвиняете? Это, позвольте, уже невыносимо!

– Я жалуюсь, потому что против меня, определенно, ведутся козни самого разного толка! Вы воспользовались моментом, когда Алеши не было! И теперь некому защитить меня! А вы, гиены, набрасываетесь! А я работаю и никому не мешаю! Это сколько же работы с этими слугами, с ведением дома, ты задумывалась? Ты-то что делала в замужестве? Скакала по приемам? А муж от тебя ждал ведения хозяйства и даже управляющего уволил! Задаривали мы тебя с отцом с самого детства. О чем только просила – все выполняли! А теперь вдруг тебе тошно стало, посмотрите на нее!

– Да ваша работа, маменька, не видна и не слышна никому, – процедила бардовая Инесса.

Анисия сделала движение, чтобы подняться. Верхова пусть сама терпит этот балаган! Даже скрываемая перед самой собой надежда, что она увидит здесь Алешу, не способна была перекрыть этого.

– Что же, быть может, мне стоит ваше место занять? Чтобы вы, мученица, отдохнули? – Инесса победоносно выставила вперед свой рельефный подбородок.

– Не сметь! – завопил ее отчим.

Тут поднялся гвалт. Всемил доказывал, что жена могла бы быть к нему нежнее, что он ничтожен, он сластолюбец, лишь слабый человек, а судьи кто?! Щеки его были дряблы, глаза лоснились то ли от сытного обеда, то ли от чего покрепче. Инесса хваталась за горло. Агата уверяла, что соберет вещи и уйдет к Алешеньке! А, впрочем, они не дождутся, ведь это то, чего они все добиваются, ни во что не ставя ее, которая их родила! Которая поддерживала на самых зверских поворотах судьбы!

– Уж сколько я терпела твоих похождений, морфия… – ядовитый рык Агаты вовсе не походил на нарочито пришибленный тон ее появления.

– К этому змею я пристрастился после ранения! – героически ввернул Всемил. – Зато как глубоко я заглянул в неведомое! Но на краю пропасти остановился и вернулся в реальный мир осознавшим.

– Ах, да! Наследие вашего идиотизма участвовать в войне!

– Как славно было бы пережить событие куда более эпохальное…

– Чего ради?! Это уже тогда, с самого начала было сделано, чтобы мучить всех ближних! В позорной войне вы заляпались! Чтобы это в ваших надменных опусах описывать! Вы и меня… и меня списываете! Только откуда вы такую берете?! Никогда я такой не была, как ты это выставляешь! Разве у меня истерия?! Я только несчастная, всеми покинутая и оболганная женщина!!! А дети ни во что меня не ставят, хотя я их сама выкармливала! Да, без кормилиц! Какая это работа, из вас, лентяев, кто-нибудь задумывался?! И где благодарность?!

– А сколько вы мне выливали жалоб на Всемила, – хохотнула Инесса. – Попросту не могли удержаться. А сами за ним гонялись и увели от венчанной супруги.

– Он сперва сам ее покинул! – оскалилась Агата.

– И правда! Ты знала, на что идешь, – изверг Всемил, чье лицо приобрело вдруг какую-то землистую неповоротливость. – Вот оно, доказательство моей уже тогда гнусности, – он указал на Анисию. – Но вас это не коробило, что ребенок у чужих, пока на вас не перешло! Выкусите же! Благородная барынька – знаем мы таких! А сковырнешь – только свои низменные интересы! Да наследство для деточек! А где ваши эти самые деточки?! Где, я спрашиваю?!

– Я… не знала… вы говорили… будто бы жена… сама… А я в бога верую, не то, что вы!!! Значит, дурной душой быть никак не могу! И Алеша… сбили вы Алешу, только ваша на то вина! Держаться подальше надо было моей семье от вашей!

Агата в приступе периодически захлестывающих ее рыданий опрокинулась на диван. Инесса, закрыв лицо правой ладонью, саркастически посмотрела на мать.

– Моя девочка… – стонала Агата. – И до тебя добрались…

– Оставьте, мамаша, – процедила Инесса, едва сдерживая себя. – Если бы не вы, не было бы этого ничего. Все какие-то оправдания выпрашиваете.

– Он же тебя против меня настроил… – какими-то осоловелыми глазами Агата передвигалась по каждому участнику мизансцены, расшатывая амплитуду истерики. – Настраивал годами. Не знаю я, что ли?! И Алешу настраивал, иначе почему он не появляется здесь?! Его интересы форменно превыше всего, весь дом на цыпочках, пока он свои романчики пописывает!

– Вечно вы со своим Алешей! – вскипела Инесса. – Если бы вы удосужились как-то участвовать в моей жизни! Но такое вольнодумство вам не пришло на ум. Вы и теперь печетесь о брате!

– Я жила ради вас! – завопила Агата. – А вы не оценили! Я забочусь… О ваших жизнях! Работаю и никому не мешаю!

– Никто и не просил, – протянула Инесса, задрав брови к корням волос.

Повисло молчание.

– Жили ради нас? – ядовито переспросила Инесса погодя. – Когда меня бабушке спихнули, а сами открыто жили с женатым Всемилом?! Это тогда вы ради меня жили, да?! Алешку-то почему-то с собой забрали, как мальчика, высочайшее достижение!

– Я мучилась из-за этого решения. Но мать не приняла моего выбора, пришлось идти на жертвы. Денег хватало только на одного ребенка… Потому что Всемил решил все средства благородно пожаловать жене, – проскрипела она в тихом бешенстве.

Анисия быстро взглянула на отца, ковыряющего подлокотник.

– Мучилась, – зло бросила Инесса, – но продолжала забавляться с Всемилом.

– Да и свекровь меня кляла. Натерпелась я тоже! С предыдущей невесткой ей сладить было легче – там не было той страсти, – Агата оправила волосы совсем кокетливым жестом.

– Вот вы за это и схватились. Удобно вам было такое положение вещей, не правда ли? Чтобы на нем и отыгрываться за все унижения.

Сквозь напудренность Агаты, направленную на бессмысленную маскировку следов увядания, проступила какая-то обмерзлость.

– А ты думаешь, так легко было лишиться положения?

– А кто вас заставлял? На нас с Алешкой ведь это тоже отразилось. Да кто о нас думал?

– Но ведь потом мы поженились, – металлически произнесла Агата.

– Сами-то вы были счастливы, что папенька умер, настолько он вам был неинтересен. А меня хотите навек похоронить с этой… сволочью форменной! Забывается очень легко прошлое, когда не к вам адресовано?

Агата скривилась и каменно смотрела на дочь.

– А ты решила последовать примеру матери? Прескверный пример.

– Что сделать, если дети не слышат двуличных слов, а копируют поступки, – вмешался Всемил.

– Именно что. Вам ведь повезло, что мать Анисии умерла. Не нужно было проходить через эти адовы круги. А иначе вы бы до сих пор были в статусе женщины, которую не принимают в приличных домах.

Анисия дернула головой, будто ее ужалили в шею.

– А если ты замуж снова захочешь? Все твое упрямство нечеловеческое! – проныла Агата.

– Не уж, увольте, – фыркнула Инесса. – Поплавали уже. Проверила, от чего все голову теряют. От пшика. Создали себе миф и носятся с ним.

– Нет ничего объективного в этом лучшем из миров, – преувеличенно оживленно ввернул Всемил. – Хоть в нем и привычно страдать за счет окружающих.

– Всю жизнь вы делали, что хотели, но продолжали создавать себе несчастья липовые, а потом ими упиваться, – прерывисто закончила Инесса, не обращая на него внимания.