– Ослики слишком шумят, – отвечал Фрид. – Нельзя, чтобы нас услышала Великая хворь.

– У нее, что, уши есть?

– Вот такие, – Фрид развел руки далеко от головы, показывая, где у хвори кончаются уши.

Лес кончился, и началась голая пустошь. Они шли мимо озера. Было пасмурно, вода казалась черной. Потом опять был лес и горы. Шерстяное одеяло истончилось, по ночам они дрожали от холода.

Однажды промозглым вечером они вышли к узкой тропе над ущельем. Впереди шел Фрид, за ним Янис, сзади Лока. Янис шел по краю пропасти мелкими шажками, вплотную прижавшись в скале. Внизу бурлила река, ущелье заполняли шипящие и ревущие водовороты. Янис плакал, но Фрид его не слышал. А потом было самое страшное. Они подошли к созданной самой природой арке над водой – каменному мосту, перекинувшемуся на ту сторону реки. Ухватиться было не за что, не было ни перил, ничего, только тоненькая перемычка меж двумя отвесными скалами.

– Не смотри вниз! – прокричал Фрид. – Просто иди вперед!

Конечно же, Янис посмотрел вниз. А то как бы он знал, куда ставить ноги? Он покачнулся и расставил руки в стороны, чтобы удержать равновесие. Узкая арка выгибалась над водой – сначала вверх, потом вниз, к тому берегу. С той стороны в ней были высечены грубые ступеньки разной высоты.

В начале спуска Фрид остановился и протянул руку.

В этот момент Янис почувствовал, как его подошвы соскальзывают вниз.

Фрид схватил его и стащил с моста, а потом прижал к себе.

Янис вывернулся из объятий. Ему хотелось поскорее отойти от пропасти.

С этой стороны тропинка уходила в лес – узкий протоптанный след между деревьями. Еще долго до них доносился шум воды.

В глубине леса Фрид наконец развернул одеяло. Янис вслушивался в неясный шум – может, из ущелья, а может, от ветра. А потом прижался к Фриду и уснул.

На следующее утро с первыми лучами солнца они снова выдвинулись в путь. Фрид продолжал идти по узкой лесной тропинке – сначала она лишь слегка забирала вверх, потом стала круче. Был уже день, холодный, с моросящим дождем, когда они одолели последний отрезок пути и оказались на уступе скалы, где стояла хижина.

– Тут и останемся, – сказал Фрид. – Великой хвори и в долине хватит кем поживиться. Что ей дела до одного мальчика, не полезет она за ним на гору. Но и приманивать ее сюда мы тоже не будем, малыш, так что носа со двора не высовывай. Лесная тропинка для тебя под запретом. Ты не будешь ходить ни в лес, ни к ущелью.

Янис хотел было открыть дверь в хижину.

– Ты слышал, что я тебе сказал? – спросил Фрид. – Повтори.

– Не ходить по тропинке.

– Если увижу, что ты всё равно идешь в ту сторону, получишь у меня.

– Что получу?

– Парочку оплеух, – пояснил Фрид. И помахал рукой, чтобы показать, как это выглядит. Его рука опустилась на голову Яниса. Получилась не оплеуха, а как будто он его погладил.

– Если будешь себя вести, как я говорю, – сказал Фрид, – Великая хворь нас не найдет. – Он показал на склон горы над хижиной. – Вон туда, наверх, тебе можно ходить. Там спокойно. Ни одной живой души, куда ни глянь.

На мрачном каменистом горном склоне было всего несколько деревьев да клочок зелени. Вершину окутывала серая дымка.

– Обещай мне, – сказал Фрид, – не ходить в лес и к ущелью.

Янис пообещал.

– Повтори всё вместе, – потребовал Фрид.

И Янис повторил:

– Не ходить в лес и к ущелью.

Фриду в лес ходить было можно. Он старый и жесткий, Великая хворь таких не любит. Таких, как он, жестких и вопреки всему уцелевших, было еще несколько. Они организовали себе по ту сторону ущелья секретное место для мены. Один клал на землю что-то свое и отходил, а другой это поднимал. Друг к другу они не прикасались – хоть вкуса в них и мало, а поберечься не мешает.

Янис никогда не забудет, как Фрид ушел на обмен в первый раз. Янис тогда еще не умел следить за огнем в очаге. Когда огонь потух, ему пришлось есть остатки холодной ячменной каши. Перед уходом Фрид рассказал ему, как осторожно ведут себя детеныши косули и зайчата. Так что из дома Янис выходил только по крайней необходимости. Он выливал горшок и стрелой летел обратно в хижину, к своей кровати. Через четыре дня вернулся Фрид с хлебом, смальцем и парочкой только что пойманных кроликов. Тогда он и начал шить кроличье одеяло. Сначала это была всего лишь узкая полоска меха.

Янис уже долго пробыл на скале над хижиной. Пора было спускаться. Схенкельман там один, мало ли чего он успел натворить за это время.

Но Янис медлил. Великой хвори не существует, сказал Схенкельман. «Существует!» – хотел бы ответить Янис, но вдруг бы Схенкельман спросил: «А где?» Или: «А кто ею болел?» Янис никогда не видел человека, у которого бы не хватало каких-то частей тела. Ни в долине, ни по дороге к хижине. Ни одного человека. Всё это он слышал только от Фрида: о людях без пальцев, или с наполовину объеденными пальцами, или без носа. По дороге ни один больной им не встретился. Да, но ведь именно этого Фрид и добивался – обходить Великую хворь и людей стороной, как можно дальше.

Всё это ложь, говорит Схенкельман. Фрид, мол, просто врал, запугивал Яниса. Но кто точно умеет врать, так это сам Схенкельман. Зачем он поднялся наверх? Тащился в такую даль, да еще с двумя осликами? Скорее всего, он из тех менял. Приперся сюда за ложками и целебным напитком. Дождался, пока Фрид уйдет, чтобы взять, что ему нужно, и ничего не оставить взамен.

Янис на четвереньках выполз из своего укрытия.

– Схенкельман! – крикнул он. – Не вздумай ничего трогать!

Снизу раздался крик осла. Схенкельман вышел из тени за сараем. Он вел за собой коричневого ослика. У границы леса он остановился. Посмотрел вверх и поднял руку.

– Эй! – крикнул Янис.

Схенкельман скрылся в лесу.

– А ну стой! – крикнул Янис. Он стал торопливо спускаться вниз по склону. Из-под его ног выскальзывали отдельные камешки – вслед за ними вполне мог скатиться и он сам. Он перебежал через двор, до конца уступа, до самой тропинки.

Где-то в лесу закричал коричневый ослик, и серый, оставшийся во дворе, отозвался. Янис вспомнил о своем обещании. Не ходить в лес и к ущелью. Он посмотрел на свои ноги, на ботинки Фрида. Коричневый ослик закричал снова, теперь уже дальше.

У Яниса есть ослик, две корзины и пустой желудок

Серый ослик под вьючным седлом стоял рядом с сараем. Янис приподнял крышку сначала одной корзины, потом другой – ничего. Ни носков тебе, ни шнурков, ни шапок, ни перчаток, ни курток и ни платьев. Всё понятно, Схенкельман хотел набить корзины тем, что есть в хижине.

Янис осмотрел дом. Вроде всё на местах. Похоже, что Схенкельман ничего тут не трогал. Кроличье одеяло лежит на кровати, возле горшка с ягодами стоят рядком стеклянные бутылки – и пустые, и даже полные, уж их-то Схенкельман вполне мог прихватить. Ко дну котелка присохли остатки ячменной каши.

Янис выскреб всё дочиста и облизал ложку. Пока Фрид не вернется, нового ячменя не будет, как не будет и смальца, и свежего кроличьего мяса. Придется кормиться тем, что отыщется на дворе. А если Фрид вообще не вернется? Если время просто будет идти и идти? Значит, остается только ждать: дни, недели, и еще, и еще. До скончания века? Прошла ли Великая хворь, неизвестно. Он будет сидеть всё это время в хижине на краю скалы, и из еды у него будут лишь яйца да крапива и изредка курица, ведь иногда куры умирают сами. В отличие от осликов; нет, ослики тоже умирают, но очень нескоро. Сколько живут ослики?

День уже был в разгаре, и Янис давно должен был бы приняться за работу. Он чувствовал усталость: из-за Схенкельмана, беспокойной ночи и собственной головы, которая всё никак не хотела перестать думать. Янис рухнул на кровать плашмя и накинул на себя одеяло, так что ноги торчали наружу. Скоро он встанет и пойдет подметать. К приходу Фрида всё должно быть убрано. «Молодец, малыш, – скажет Фрид. – Ты же не волновался? Знаю, меня долго не было, но зато посмотри, что я принес». Он подмигнет и протянет руку. В ней будет лежать вишенка. Она будет темно-красная, с черенком и двумя зелеными листиками.

Янис саданул каблуком ботинка по дощатой спинке кровати. Про вишенку – ерунда, это он прекрасно знает и сам. Вишня в этих краях не растет. А самое страшное, что теперь, когда он перестал верить в то, что ему когда-нибудь достанется вишенка, он начал сомневаться. Может, он и в другом обманывает сам себя? А что, если Схенкельман прав? Ну нет. Схенкельман врет. Фрид вернется. Сегодня.

Янис встал и взял метлу. Какое-то время так и стоял с метлой в руках. Всё показалось вдруг таким бессмысленным. Слова Схенкельмана как будто повисли в воздухе, теперь от них уже не избавиться. Подумать только, Фрид в деревне, с зажаренным кабаном и большой кружкой пива. А Янис даже и не знает, что такое пиво! В книжке про пиво ничего не было сказано. Он отбросил метлу и вышел во двор. Встал так, чтобы было видно лесную тропинку. Сейчас Фрид придет. Вот сейчас!

Но Фрид всё не приходил.

Ослик забеспокоился, стал рыть копытом землю и трясти головой. Может, проголодался, или пить хочет, или и то и другое. Развязать его, дать пинка под зад, и дело с концом. Дорогу он сам найдет: в лес, за Схенкельманом. Янис начал было его отвязывать, но передумал. Ослик – имущество ценное. Пять кроличьих шкурок, три бутылки с травяным напитком и штук шесть ложек – не меньше. А ведь есть еще корзины, седло и ремни к нему. Схенкельман оставил всё это не просто так. Ослик с двумя корзинами – то что нужно, чтобы отправиться в путь. Может, Схенкельман того и добивается? Выманить Яниса из хижины в горах? В корзины можно положить вещи в дорогу. А в конце спуска его будет поджидать ухмыляющийся Схенкельман. «Заставить мальца спуститься вниз? Проще простого». И выхватит у него уздечку. «А ну-ка давай. Не думал же ты, что можешь оставить ослика себе?»

Янис затянул потуже узел веревки. Ослик останется здесь. Схенкельман может ждать его внизу до посинения. Нужно принести воды, набрать в ручье целое ведро. А потом травы. Янис собрал всю зелень, которую смог найти. Может, снять с ослика корзины и седло? Наверное, стоит. Немного повозившись, Янис с этим справился.

День тянулся медленно. Янис сидел на пне с инструментами в руках и не сводил глаз с тропинки. Никого и ничего, и Фрид где-то далеко-далеко.

Вечером Янис в мрачном настроении пошел спать. Не успел он закрыть дверь, как ослик начал кричать. Сначала высоко и пронзительно, потом хриплый стон, и в конце опять тот же высокий звук. Ослик всё кричал и кричал, и Янис слушал его, лежа в темноте.

На следующее утро он поднялся ни свет ни заря. Оставленное Схенкельманом кострище было черно и мокро от утреннего тумана. Куры сидели в курятнике, сбившись в кучу. Янис нашел шесть яиц, из которых три сварил – одно Локе и два себе.

Ослику надоело стоять на месте. Он тянул за веревку и прядал ушами. Янис принес воды и набрал травы. Взялся за метлу, чтобы подмести двор. На земле лежали кучки ослиного помета. Свежий помет серого ослика и старый, подсохший, – коричневого. Янис посмотрел на кучки и на метлу в своих руках. И вдруг понял: всё. Больше он так не может. Не может подметать, ждать, опять проводить ночь в одиночестве. Он ступил на тропинку, подошел к кромке леса, сделал еще несколько шагов – и оказался в тени первых деревьев. Задержал дыхание. Над головой прокаркала какая-то птица. Нужно всегда быть начеку, говорил Фрид, но «всегда» – это сколько? У Яниса есть ослик, две корзины и пустой желудок. Можно двинуться навстречу Фриду. А почему бы и нет? Фрид поймет. «Сначала давай поедим», – скажет он. В заплечном мешке у него будет сыр. После еды он покажет Янису, где поставил силки на кроликов. По дороге они увидят человека без носа. «Смотри, – скажет Фрид. – Всё, как я рассказывал. А этот Схенкельман пусть больше не смеет у нас показываться. В следующий раз он у меня получит!»

Янис заторопился и бегом подскочил к сараю. Ослик испугался.