Куда светит Солнце. Поэмы и пьесы (страница 17)

Страница 17

Я не могу смотреть без слёз!

Погибло всё!

О, боги!

Обратной нет дороги!

И вряд ли ноги,

Словно кони

Унесут меня от пересуд!

Пора б порушить копья,

Собрать в охапку земли́ комья

И рассадить везде сады,

И никакой золы, и ни какой смолы!

Не видеть оных страх,

А слушать пенье райских птах!

Дионис Марсу:

– Да, давай старик,

Пора сдаваться!

Марс Дионису:

– Ведь невозможно разорваться?

Без смерти битва не вредит,

Но ежели ты бит,

Будь ты способен с честью распрощаться,

Без обид!

Афина Дионису:

– О Дионис, ты мне так мил!

Дионис Афине:

– Осталось бы для пьянки больше сил!

К телу подходят Прометей и Венера, держась за руки.

Венера держит в руке кудри Бестии.

Венера:

– Мне птицы напели

Благие свирели!

Мне кудри отдали,

По ним нагадали

Любовь и затмение зла.

Прометей:

– Когда-то был я опрометчив,

Держал несдержанные речи,

Но освободился я от юности несносной,

И без любви я лестной,

Не справился б – и это честно!

Выходят все.

Все:

– Прометей и Венера,

Как новые Зевс и Гера,

Сподвижники добра,

Вас принесла

Сюда Гомера

Мириада существа!

Выходит Аполлон.

Аполлон:

– Свершился суд,

И я на нём судья был,

Хоть бой казался и без правил,

Закон же этот я исправил!

И в лучезарных лаврах,

В шлемах, с рогами минотавров,

Герои возвращаются домой,

Для них, живых, закончен бой.

Но слушатель, постой!

Твой бой ведь не закончен,

Хотя рассказ и кончен.

И вот простой наказ тебе:

Ты доверяй себе,

Стремись ко звёздам, чтобы выше!

Ко счастью так, да чтобы тише!

Лети ко солнцу и мечтай,

Тогда и для тебя наступит рай!

А теперь – прощай,

И, друг мой, ни скучай!

Появляются Фауст и Гомер.

Гомер:

– Смотри же, Фауст – свершилось!

Фурия то разрешилась!

И правду говорят,

Неведомо нам то,

Что смело боги так творят! –

Неведомо их провиде́нье,

На нашу долю осталось лишь презренье

Ко безголовому худому туловищу.

Фауст:

– Но обратимся к будущему,

Оно – не наше!

Наше будущее краше!

Жить ослеплением невежества,

Нельзя друзья!

Война же с ним вдохнула свежести

И силы в хлипкие перста,

А знания – огонь в холодной но́чи,

Гоняют по́ небу дикарства злые тучи.

Гомер:

– Истины вы не ищите,

А для себя вы лучше отыщите

Огонь в душе,

Ведь жизни путь спиралями закружен!

Вам огонёк вдали всего лишь нужен.

Фауст:

– Пойдём, Гомер, писать,

Нам нужно это лишь потомкам передать!

Они уж сами разберутся,

В словах же наших вряд ли ошибутся!

X

За пышными буграми,

За дивными холмами,

За горными хребтами,

В глухом бору сосновом,

В высоком срубе новом,

За праздничным столом,

Закончив старый том,

Сих басен несказанных,

Бочонок мёда поднят был,

А слог по во́лнам сказки плыл,

Так, как конец я позабыл,

Таким, да сей рассказец кротким слыл.

На том и держится молва,

Мораль же басни такова –

Пока набрался сил, уж помирать пора!

Закончил буйство дикий бес!

Когда душа чиста – имеет больший вес!

Конец

Ноябрь-Декабрь 2016 года.

Поэма третья. Невыносимая гордость

Невыносимая гордость

Поэма о любви

I

Я как наивный пилигрим,

Стою пред ним

Завороженный,

С лица слетел весь лицемерный грим,

И лик печальный, облик сонный.

Зачем вечерняя заря,

Заставила меня, открыть врата

В заветный храм мечтаний?

Да и за сорок лет скитаний

Не отыскать покоя от страданий?

Затем – чтоб жизнь не испарилась зря.

И сам вдовец морских пучин,

И сирота степных равнин

Все насылает бурю скорби,

Все для того, чтоб из лозы

Пустой пустили корни

Великой истины дубы,

И чтоб глупцы не били оземь лбы,

Пророчит им, а те разинув рты

Все верят лжи чужой покорно.

Когда сквозь шквал и гром

Пробился путник обреченный,

Который богом наречен был

Промолвить слово истины сполна,

Обрушить небо и со дна

Поднять усохших ото сна,

Потока лжи, речей лгуна.

На площади средь бела дня,

Он погибает в пламени стоя,

Вещает лишь глагол, неугомонный,

Среди врагов,

Роняет кровь с оков,

Для гибели ему лишь

Не хватает двух глотков,

Лишь дыма, пары лишних слов.

Дымит пылающий огонь,

Костёр не угасает,

А далеко ль парит душа,

Средь городов, равнин летает?

Вернее гибель не найти

Как слово молвить громко

И почему бы тихо не уйти,

Глаза потупив скромно?

Один лишь раз дано нам умереть,

Чтоб вечно тлеть

В гробу,

Уж нет – я не уйду!

Воздам я почести ему,

Не раб я – мыслю вольно,

Прощай мой страх – довольно!

II

Словам не даст поток истлеть,

Он может всё вокруг стереть,

Но душу не затронет,

Толпу раскаянье лишь тронет,

Прискорбный пепел – дань ему,

Один лишь путь открыт – во тьму.

II

Где беззаконие рождает только смерть,

Где вместо тягла – робкий смерд,

Волнует ум один лишь стойкий человек,

Один, среди орды злодеев,

Он одинок, среди гнездовищ змеев.

Не устрашит оков рука

Как никогда,

Зло царствует среди людей тогда,

Когда безликость, безразличность в силе,

Когда великий дух гниёт в могиле.

Оплот морали лишь сожжен,

Когда пред смертью наряжён

В подобье царского шута,

Чтоб для придворного плута

Посмешищем предстать и заклейменным,

Посмертно статься нареченным –

Отступником, наказанным сполна.

И чья губительна молва,

Народ ли губит, иль судья?

Иль власть, могущество, богатство?

Чьё богатеет царство

От лжи, разбоя, и от рабства?

И кто смеётся нам

В глаза, когда в костре он должен сам

Вопить от боли, задыхаться,

Кто заставляет нас огня бояться?

Он дёргает за нити лжи,

Всех обобрал, и всё изжил,

Проклятьем, горем, наградил

Всех и того, кто из последних сил,

Как человек святой хоть и не жил,

Но сотворил добро.

Ему ли суждено,

Гореть, и гибнуть из-за слов?

Великий ум рождает мудреца,

Когда коварство лишь лжеца

Рождает,

Оно дымит и вечно угасает,

Пока прогнивший дух выходит из творца

Злодейства и разрухи.

Чьи навсегда в крови по локоть руки,

И чьи улыбка и веселый смех?

Отрадой и забавой славятся для тех

Кто правду жизни отвращает,

Кто свой карман обогащает,

Для сладострастья и утех?

Их имена толпа волнуясь восклицает,

Ваятель им скульптуры ставит

На постамент гранитный возвышаться,

Чтоб как Валькирия могли помчаться

В толпу и покорить умы и души,

Но будет ли толпа их слушать,

Когда им правда мысли сушит,

Того, чье локоны горят в огне,

Чьи руки сморщены, в золе?

Зло в человеке спрятано давно,

Проходит сквозь него оно

Во слово обращаясь,

Оно вокруг земли вращаясь,

Бранит и губит всё легко.

Развею прах страдальца там,

Где я прогуливался сам,

Где я держал свой стройный стан,

Когда и молод был и свеж,

Сейчас же седина и плешь,

Во плоть мою проели брешь.

В руке лишь сажа и угли,

Они лишь тело старика сожгли,

А сжечь золу не могут!

Они в ночи от злобной желчи стонут,

От алчности своей и власти могут

Во гнев и мщение лишь впасть,

Рабы и в этом им помогут,

На беззащитного и слабого напасть,

Они ли мыслить станут?

Но лишь один закон их до' смерти пугает,

Который ускоряя свой разбег,

Их всех в ничтожеств обращает,

Червей и тьму на них бросает,

И не лишает смертных бед.

IV

Одно скажу – лишь время властно над судьбою,

От вас я истину не скрою –

Всё кончено, спасенья нет!

Иссяк и свет, и человек.

Но луч надежды возгордившись,

Из пепла снова возродившись,

Даёт покой и упоенье,

Когда нет злобы на людей и угрязенья –

Есть только жизнь и возрожденье!

Поэма четвертая. Олег и Ольгерда

Олег и Ольгерда

Поэма о страсти, которая пылает, и любви, которая не горит. Действие происходит в окрестностях города Помпеи, май-август 79 года.

I

Друг, загляни в её глаза,

Что видишь ты?

От них ты сразу очи отведи,

За талию её возьми,

Открой врата своей души,

Ты ждёшь согласия, иль тихого отказа?

Иль ждёшь своей любви приказа,

Которая тебя смутить могла,

Преодолеть ту робость помогла,

И чувствуешь ли ты,

Её столь тонкий аромат,

Он кружит голову, и этому ты рад?

Но ты любви всего лишь раб,

Ты гол душой, и нищим слаб.

Она тебя зовёт?

Она ли в тишине поёт,

О неспокойной ночи, о той же страстной

Бури, какая за море твой свет несёт,

Ломает мачты и кажется такой опасной?

Разум волнами гнетёт?

Сомнений тьма, её манящий плащ

Всё тянет вниз, ко дну надежд,

В любви блуждающих невежд,

Как утопающий, ты жажду утолил.

Стои́шь дрожа у плахи, где палач

Занёс топор насмешки,

И так нечаянно и в спешке,

Он выронил дамоклов меч,

И голова несчастного слетела с плеч.

Так ты стоишь перед любимой дамой,

Дрожа, взахлёб лепечешь ты слова,

Взгляд направляешь в жгучие глаза и прямо

Держишь спину,

Едва ль душою мир покинув,

Тебе чужда людская суета и здешняя молва.

Велит тебе ли злой насмешник,

Скупой души гонимый грешник,

Отречься от божественного сна?

Когда во снах приходит лишь она,

И будит же в тебе и страсть и жажду,

И губит голодом, и тело истязает важно,

Как истязать могла лишь королева,

Твоих заветных дум – царица гнева,

Как алчная, всё ждёт любви посева,

Своею грудью в ложе манит тебя дева.

Она играючи зовёт,

И набирает ход полёт

Ко наслажденью счастьем и весельем,

И разве можно ль наважденьем

Остановить её, стеною преграждая путь,

Едва ль очнуться и вздохнуть

От грустных дум и пробужденья.

И требовать от сладких губ и горесть

И разлуку, не насладившись, даже малость,

Вкусом и теплом.

Так грустно,

Но, поделом,

И горе, тому кто в миг нужны обманет,

Вблизи который гонит прочь,

Вдали который манит,

Коварством кто умеет лишь помочь,

Несчастную к постели приволочь.

И ровно в полночь,

Все пороки присыпала прохладой ночь,

Когда мерцанье звёзд окутало долину,

Когда в темнице спят все исполины,

И облака, и солнце скрылось,

И лишь труба избушки той дымилась,

В какой красавица взирая сон,

Хватала счастье за подол.

Напротив, в царские хоромы,

В которых не слышны́ раскаты грома,

Ночь не проникла и молчит,

Едва ль голубка пёрышком строчит,

Не спит девица за столом,

Спешит и пишет девица о том,

О чём мечтать не смеют и вдвоём.

Её легка рука и грудь обнажена,

Её улыбка столь нежна,