Парадокс Атласа (страница 17)
– Симуляция. Церемония, ритуал… что там говорил о ней Далтон? Это, мол, не проверка? – Она отбросила напускную утонченность и встала перед ним, отбрасывая тень на стол. – Это ведь не ради нас затевалось. Мы, как вы сами и сказали, свое место здесь заслужили, и потому нет смысла выведывать слабости друг друга. – Атлас не стал возражать. – Разве что нечто иное собирало о нас сведения, наблюдало за нами. – Нечто иное… или некто.
Атлас демонстративно поставил точку в предложении и поднял на нее взгляд.
– И что же, по-вашему, это нечто иное хотело о вас знать?
– Наши привычки, – немедленно ответила Париса, – реакции.
– Чего ради? Правда считаете себя такой интересной, что все ваши действия достойны анализа?
Да, она так считала. А что важнее – он намеренно уходил от ответа.
– Значит, вот она, награда за помощь? – разочарованно вздохнула Париса.
– Да. – Атлас откинулся на спинку кресла. – Боюсь, мои запасы вечной благодарности нуждаются в пополнении.
Париса чуть было не рассмеялась, так ее поразила новая манера Атласа отвечать на вопросы. Хлесткие и быстрые фразы, которых от него обычно никто не ждал, почти позабавили ее.
– А знаете, таким вы мне больше нравитесь, – вслух сказала она. – Отсутствие секса здорово прочищает мозги.
– Я многим нравлюсь, мисс Камали. – «Иначе как, по-вашему, я занял это место?»
«Аргумент».
– Итак, – вслух сказала Париса, – выходит, всё из-за Либби Роудс? Вы меня сюда позвали, говорите, что в чарах брешь…
На этот раз он посмотрел прямо на нее. «С чего вы это взяли?»
«Произошла катастрофическая ошибка, Роудс вязла и пропала без вашего ведома, – ответила Париса. – А ко мне вас заставила бы обратиться только катастрофа».
Атлас некоторое время смотрел ей в глаза. Оба напряженно застыли, а часы на стене тем временем пробили час.
– Где она, по-вашему? – спросила Париса.
– Я не знаю.
Тон, которым Атлас ответил, показался Парисе неубедительным, и она подумала: «Но знаете, кто ее похитил».
– У меня есть догадка, – подчеркнуто уклончиво произнес Атлас. Как это утомительно.
«Отвечайте прямо», – с вызовом подумала Париса.
Атлас раздраженно поджал губы. «Да, я знаю, кто ее выкрал».
Это-то как раз очевидно. «Мужчина ростом шесть футов?»
«Да».
«Физик?»
«В некотором роде».
«И вы держите это в тайне от остальных?»
«Остальным знать необязательно».
Париса позволила себе не согласиться: «Но вы думаете, что она жива?»
«Питаю надежду».
«Вы же понимаете, что Варона не прекратит поиски. Как, возможно, и Тристан…»
«И я рассчитываю, что они ее отыщут, – подумал Атлас. – Раз сам я не в силах».
Это прозвучало убедительно, если не сказать – искренне.
«Где она, по-вашему?» – снова спросила Париса.
«Не знаю», – повторил он.
Правда, на сей раз в ином тоне. Париса не увидела четкого ответа в голове у Атласа, потому как ничего конкретного он сказать не мог. Но при этом он знал нечто, чего даже ему, Атласу Блэйкли, Хранителю Александрийского общества, маленькому человечку, знать не полагалось: произошло колоссального масштаба предательство. Попытка запечатать брешь в чарах обошлась ему очень дорого, и пострадал он не только физически: нечто внутри него навсегда изменилось, оборвалось, безвозвратно пропало.
Атлас Блэйкли что-то утратил, это Париса понимала четко. Нечто сродни цели в жизни, не сильно отличающееся от страсти, только возвышенной, более пламенной и чистой, нежели просто счастье или радость.
То, куда пропала Либби Роудс, было вопросом несущественным, его оттенял другой, гораздо крупнее, – о том, что знает Атлас. Обо всем, что он знает. Атлас был планетой, выброшенной с орбиты, утратившей ось.
Вот зачем ему потребовались Тристан или нечто, совершенное им: дабы вновь обрести статическое равновесие. Там, где Атлас оказался бессилен, на помощь пришел Тристан. И вот Атлас снова набрал силу вращения, разогнался. К Парисе он пришел, утратив нечто такое, что некогда определяло само его бытие, его самого. Уже неважно, что она знает и видит, ведь у Атласа есть Тристан. Его орбита переменилась.
Где-то посреди исполинского вихря Атласовых мыслей вертелось именно то, зачем Париса пришла. Обрывки бесед, перешептываний. Где сейчас Либби Роудс? Пропала, став жертвой грехов Атласа Блэйкли. Париса уловила кусочки мысли, обрывки воспоминаний, трепещущие, словно крылышки, торчащие нити. Тогда она ухватилась за растрепанные кончики и сделала то, что умела лучше всего.
Потянула.
«…чертовы книги…»
«…умерло. Да здравствует Общество…»
«…дело сделано?..»
«…знает, как голодать…»
«…мы с тобой, давай…»
«…пременно оба нужны тебе…»
«…погибает, природа создает новую…»
«…Общество умерло…»
«…значит, ты что-то нашел? Я думал…»
«…давай создадим новый…»
«…Атлас, ты не…»
«…мы с тобой, давай возьмем дело в свои руки и…»
«…станем богами».
Париса ахнула и отпрянула. Найдя ответ, она нарушила границы. Она это знала, и Атлас знал.
– Выходит, наше краткое перемирие закончено? – как бы извиняясь, пробормотала она.
– Прощайте, мисс Камали, – явно не принимая извинений, сказал Атлас.
Зная, что он даже не взглянул ей вслед, Париса вышла из кабинета. При этом на ее губах, как ни странно, играла победная улыбка.
– Чувствую, скоро увидимся, Роудс, – сказала она в пустоту и, покачав головой, беззаботно пошла прочь по коридору.
Либби
В последнее время Либби Роудс спала так, как ей раньше не приходилось. Что с ней? Видимо, дело в окружении. Прохладные простыни и полное отсутствие дел так и шептали: приляг, отдохни в этой темной, как пещера, комнате. Или же дело в том, что бывший парень похитил ее, предал и, похоже, оставил умирать. Кто его знает.
Сон стал для Либби как доза для наркомана. При мысли о том, чтобы свернуться калачиком на кровати, зарыться под одеяло, отдаться скорби и одиночеству, она теряла волю. Переживания о своем положении отнимали столько сил, что проще было окунуться в вечную пустоту, опуститься на дно какой-нибудь бездны. Когда Либби не спала, она бродила по чудовищно блеклой комнате, украдкой разжигая крохотные огоньки, которые тут же гасли, задушенные невидимой петлей вакуума.
Либби не то чтобы сдалась.
Сон скорее помогал раскрыться некой несозревшей идее, которую бодрствующий разум не мог понять в силу того, что сейчас, как всегда, был охвачен тревогой, ударялся в сильную панику, стоило ей задуматься о побеге. Бодрствующая Либби всегда была невыносима, кого угодно спросите: Нико де Варону, Рэйну Мори, Тристана Кейна или Парису Камали. Можно и у Каллума Новы узнать, если он еще жив. И вот, оставшись наедине с собой, Либби не могла не признать: нет человека хуже ее; наедине с таким в последнюю очередь хочется остаться.