Влюблённые (страница 21)
Он не помнил и половины ударов Алана. Тело онемело. Пальцы едва могли сжаться в кулак, чтобы тот тут же бессильно опал. Что-то хрустнуло, но Алекс не смог повернуть голову, чтобы посмотреть: боль парализовала его, пока Алан продолжал беспорядочно наносить удары. Никто не решался подойти к ним ближе, и Алекс только успел заметить мелькнувшую сбоку рыжую голову Джанет, как она тут же скрылась за спиной Алана.
Пальцы Алана дрожали, сжимая рубашку Алекса, и он наклонился ниже, так, что между их лицами остались несколько сантиметров. Дышал Алан тяжело. Он кипел от скопившейся внутри него ярости. И все же Алекс едва ли мог сфокусировать взгляд на лице мистера Маккензи, пока тот его не встряхнул так, что Алекс ударился затылком о поверхность стола.
– Ты не стоишь и реснички Эйлин, Александр Куэрво. – Шипящий голос Алана напоминал змею, просачивался в уши и вонзал свои маленькие клыки в разум Алекса. – А твоё существование – ошибка природы. В тебе нет ничего человечного. Ты опухоль, которую нужно вырезать. Никто даже не вспомнит, если ты исчезнешь. Ты не оставишь после себя ничего, Александр Куэрво. Но ты умрёшь не сейчас, нет. Это внесёт дисбаланс. Ты должен быть здесь и сейчас. Потому что сначала, я хочу посмотреть, как ты будешь страдать от ненависти к себе, как ты будешь умолять этот мир убить тебя. Но ты слишком слаб, чтобы это сделать. Потому что ты трус, Александр Куэрво.
Он смотрел в глаза Маккензи, но не видел ничего. А потому смог только развязно хмыкнуть и выплюнуть вместе с кровью тому в лицо:
– Идите к черту.
Алан ухмыльнулся.
– Жаль тебя разочаровывать. После смерти нет ни Рая, ни Ада. Только пустота, забвение и… – улыбка Алана стала безумной, а взгляд забегал по лицу Алекса, прежде чем губы растянулись в две тонкие обескровленные полоски, – я.
Он тряхнул Алекса и скинул на пол. Легкие сжались, низкий чахоточный кашель вырвался из них и светлый пол окрасился багровыми брызгами, пока Алекс корчился на нем, пытаясь выплюнуть все свои важные органы. Он видел мельтешащих вокруг людей с телефонами, что снимали его. Он чувствовал на себе взгляд Алана Маккензи. Он слышал полицейский сирены с улицы. Но даже они не смогли заглушить боль и хруст ломающейся левой руки.
Нога Алана вдавливала раздробленную кость в пол. Каблук ботинка крутился, словно это был окурок от сигареты. А Алан смотрел на Алекса сверху вниз, прикуривая тонкую самокрутку.
Мир плясал перед глазами яркими вспышками. Алан Маккензи возмущался, когда его повалили на пол рядом, скрутили руки и надели наручники. Но Алекс мог только рассеянно моргать и смотреть на все, как под сильным наркозом, едва ли различая окружающих его людей. Женские каблуки вибрацией разнеслись по полу – Амелия рухнула перед ним на колени, убирая налипшие на лоб кудри.
– Алекс, ты меня слышишь? Алекс!..
Алекс моргнул и голос сестры потонул в ослепившей его боли, оказавшейся на деле лампочкой медицинского фонарика. Его куда-то везли. Лица мельтешили перед ним назойливыми мухами, а проклятый фонарик продолжал тыкаться в лицо, пока не исчез и перед Алексом не возникло знакомое лицо врача.
– Вы меня слышите, мистер Куэрво? Я доктор Белл. Внимательно следите за моим пальцем.
Он проигнорировал руку врача, как и вытянутый перед ним палец. Узоры на потолке оказались намного интересней: они сплетались в причудливые трехспиральные символы, шипели, извивались раздвоенными языками и роняли жирные липкие капли на пол. Лица людей вокруг него исказились, превратившись в уродливые шаржевые маски. Они смеялись над ним, глумились и тыкали пальцами в раздробленную руку. Палата вращалась, и вскоре Алекс оказался привязанным к потолку, а врачи продолжали суетиться внизу над пустой каталкой. Он вздрогнул и в ту же секунду рухнул в объятья уродливых масок.
Единственным нормальным лицом среди них, к проснувшемуся неудовольствию, оказалась физиономия доктора Белла, мельтешащая перед самым носом у Алекса. Захотелось поскорее избавиться от этого настырного насекомого: Александр даже заметил за затылком у доктора маленькие мушиные крылья.
Он хотел было прихлопнуть его, но смог только невнятно промычать и ухватиться за выцветающий в обступающей его тьме голос:
– В шестую палату его. Мистер Куэрво… Мистер Куэрво!
Глава VIII. Увечья
Ноябрь, 1922
– Эй, вы что это себе позволяете? Немедленно отойдите от него!
Кровь жирными каплями стремительно окрашивала свежевыпавший снег, стекая по зажимающей ноздри ладони. Ребра болели, а голова кружилась, пока он пытался не упасть навзничь. Чьи-то громкие тяжёлые шаги пронеслись мимо, и он успел только мельком заметить скрывшихся за поворотом одноклассников.
Трое против одного – не слишком честный расклад. Но Уильям Белл уже привык к оказываемой жизнью несправедливости.
Он обернулся и, прицелившись, осел на ближайшие ступеньки черной лестницы. Слуги шумели за окном, гремели посудой и ругались. Уилл же в такт им громко кашлял и безуспешно запрокидывал голову: кровь все равно продолжала бежать, и через секунду ему пришлось с силой податься вперёд, чтобы не запачкать рубашку.
– Увижу вас еще раз сегодня, отправлю в полицию! Будьте уверены! – мужчина топнул ногой, как будто одноклассники могли его сейчас услышать или тем более увидеть. Помедлив, он обернулся и бросился к Уиллу, приобнимая за плечо. – Эй-эй, ты как, парень?
– В-всё в порядке, – Уилл расцепил сшившиеся от крови губы. Кровь немного стихла. Кожа ладони стала липкой. Нос пульсировал болью, а дышать стало тяжело. – Не стоило вам вмешиваться, правда. Мы просто немного повздорили. Вот и все. Это не стоит внимания полиции. И вашего беспокойства.
Голос ударялся в нос и, не находя там выхода, задыхался, отчего Уилл звучал, как пьяный француз. Незнакомец хмурился, напряженно рассматривал его лицо, а затем сел рядом.
– Немного повздорили? – мужчина попытался скрыть язвительность, но вышло отвратительно. А в следующую секунду, когда Уилл попытался остановить новый поток крови, дёрнул его за плечо и нагло отвесил подзатыльник: череп тут же затрещал болью, и переулок потонул в багровой вспышке. – Так, не смей запрокидывать голову. Ты сделаешь только хуже. Вот, – он вытащил из кармана платок. – Не шевелись.
Он развернул лицо Уилла к себе, приподнял голову за подбородок и, отцепив его руку от лица, запихнул свёрнутую ткань ему в ноздрю. Несмотря на ярое сопротивление Уильяма. Подождав немного и провернув все то же самое со второй, мужчина огляделся, схватил горсть снега и с победным видом вручил ее Уиллу.
– Приложи и подожди немного. Я, конечно, прогуливал эти занятия, но что-то все-таки помню. Так и за что они так тебя, парень? Явно не за красивые глазки и милую улыбку. Не поделили девушку?
– Нет. – Уиллу стало неуютно: он повёл плечами, поёжился и незаметно для себя немного отодвинулся от незнакомца. – Они считают меня… больным.
Больным неполноценным уродцем, которого было бы неплохо исключить из этого общества. Кажется, именно так ему сказал директор, пока отец не вывалил на стол пятьсот долларов и фотографии с любовницей, на которых достопочтенный учитель и наставник позволял… Уилл почувствовал, как его щеки загорелись на холодном воздухе от одного только воспоминания об увиденном.
И чтобы скрыть это, поспешил закрыть лицо приложенной к носу ладонью со снегом.
Замять, отвесить прокурору кругленькую сумму и на ближайший вечер отправить под руку с дочерью губернатора, чтобы разогнать затхлое зловоние школьных сплетен, – кажется, у его отца был именно такой план. И он развалился, когда Уилл исчез посреди вечера, выйдя покурить.
Мужчина рядом как-то индифферентно хмыкнул – Уилл не смог бы даже под дулом револьвера, объяснить, что значило это «Кхмхм». Кажется, все мужчины в его окружении делали так, когда о чем-то глубоко задумывались. Вот только то, что обычно они говорили после, заставляло Уилла сомневаться, что подобный жест не служил обычным способом избавиться от навязчивого характера жён и подростков.
– Боюсь их разочаровывать, – мужчина щёлкнул неожиданно появившимся у него в руках портсигаром, – но если у них нет диплома, ставить диагноз они не имеют никакого права. Дай посмотреть лицо. – Он махнул на Уилла рукой с зажатой между пальцев сигаретой. Когда же тот повернулся, резко подался вперёд и прищурился, жестом указывая, куда поворачивать голову. – Тут небольшие ссадины, но они быстро заживут. А твои костяшки… – Взгляд незнакомца упал на сцепленные в замок руки Уилла. – Мальпаридо12, а ты похоже свои красивые глазки и милую улыбку умеешь отстаивать?
Снег быстро таял под пальцами, и Уилл поспешил отереть влажную руку о штанину, а затем попытался дотронуться кончиками пальцев до разбитого носа: кожа пылала, а каждое прикосновение раскалённой кочергой вбивалось в сознание.
– Да, – Уилл нервно усмехнулся, растирая кровоподтёки на содранной коже пальцев, – наверно.
– Не дрейфь. – Мужчина похлопал его по спине, а затем, покрутив в руках сигарету, выбросил ее, так и не прикурив. – Нос, к счастью, не сломан. Кажется. Я не хирург, не разбираюсь в таких тонкостях. Ну и занятия прогуливал, да-да. Кажется, я уже об этом говорил.
– Он сломан. Это… мой не первый раз, – прогнусавил Уилл и, приложив руку под нос, убедился, что кровь, кажется, перестала идти. – Сколько вы выпили?
– Я? Выпил?! – незнакомец рассеянно тряхнул головой, и Уильям только при этом заметил его тёмные вьющиеся волосы. – Ты что, малец, забыл, что у нас Сухой закон и трезвенность? Алкоголизм будет искоренён в этой погрязшей в разврате и разлагающейся стране, ибо все спиртное это проделки Сатаны. Ну или парочки толстосумов, мясников и шулеров, – он хихикнул и тут же стих, загибая пальцы и пришепётывая под нос. – Бокалов пять. Но я закусывал. Скажи-ка мне лучше, как тебя зовут, парень. Я твою жизнь спас. Будь ты девушкой, пришлось бы жениться.
– Уильям. Уильям Белл.
Новый знакомый рассматривал его долго. И Уилл не был уверен, что послужило тому виной: его имя или же то, что сфокусировать взгляд на лице, на удивление, именно сейчас у мужчины никак не получалось.
– Уильям Белл, – он задумчиво протянул имя, взял Уилла за подбородок двумя пальцами и продолжил вертеть его лицо из стороны в сторону, как какой-то раритетный череп ацтеков. – Это не твой папаша сейчас двадцать минут распинался о том, как он ловко защищает бутлегеров?
– Да. Он самый.
Конечно, этот мужчина знал. Все знали Генри Белла в этой части города. А, возможно, и за пределами штата. И отец просто не мог себе позволить, чтобы хоть одна соринка легла на репутацию его семьи. Особенно если не он сам положил ее.
– Что ж, – незнакомец вздохнул и протянул Уилл руку, – в таком случае рад представиться. Даниэль Куэрво. Кузен того самого бутлегера, которого твой папаша недавно выгораживал перед судьёй и присяжными.
– Вы выглядите не слишком довольным этим фактом. – Уилл неуверенно ответил на рукопожатие, поморщившись от боли в пальцах. Первый запал адреналина уже спал, и теперь каждая клеточка тела просила оставить ее в покое на ближайшую неделю, если Уилл хочет дожить до пятидесяти.
Впрочем, Уильям Белл не был уверен, что он доживёт хотя бы до двадцати шести. А в двадцать семь, по плану его отца, лучшие двери города уже должны были быть открыты перед молодым наследником.
– Будь Анхель твоим братом, ты бы тоже захотел увидеть его за решёткой. Хотя бы на пару месяцев. Вот помяни моё слово: никогда не позволяй ему стать твоим другом. Проблем не наберёшься. Будешь? – Даниэль вытащил из внутреннего кармана флягу, открутил крышку и протянул Уиллу.
Тут же активно запротестовав, он отвернулся, позволив Даниэлю насладиться мнимой интимностью момента связи между ним и горлышком фляжки. Только булькающие звуки выдавали, с какой жадностью спаситель Уилла выхлёбывал виски, коньяк или водку из металлической ёмкости. Пил Даниэль долго, его кадык, казалось, глухим стуком отвечал на каждый глоток, а затем мужчина рыгнул. Громко и вульгарно: отец Уильяма наверняка покрылся бы пятнами, сделай он что-то подобное.