Влюблённые (страница 58)
Его беспокоило многое с тех пор, как вся его жизнь начала крутиться вокруг Алана Маккензи, а затем и его дочери.
Уильяма беспокоило, как состояние Алана, так и то, что происходит с Эйлин. Он с нетерпением изо дня в день ждал, когда она заглянет к нему в кабинет после занятий в школе, чтобы обсудить последние сплетни или же получить от лучшего друга отца совет. И каждый раз переживал, если Эйлин не приходила: сознание начинало рисовать страшные картины того, что могло произойти с ней в огромном шумном мегаполисе, но затем Уилл делал пару глубоких вдохов и вспоминал, кто отец Эйлин.
Правда иногда Уильяму начинало казаться, что он беспокоится об Эйлин больше, чем Алан.
В человеческом понимании этого слова.
– Почему ты мне сразу не рассказал о том, что у тебя теперь есть ребёнок? – вопрос давно крутился на языке у Уилла, но с самого приезда Алана в Чикаго он так и не решался его почему-то задать.
Алан пожал плечами.
– Хотел сделать тебе сюрприз, – с улыбкой ответил Маккензи.
Сюрприз ворвался в жизнь Уильяма неожиданно парой голубых глаз, ехидной ухмылкой несмотря на вывих лодыжки и слишком знакомыми чертами лица в приёмном покое. А вскоре появился и сам Алан, вишенкой на торте завершив сложившуюся в голове у Уильяма картину. В тот день он еще долго не мог вытолкать соскучившегося за десять лет Алана сначала из кабинета, а затем и из квартиры.
– И что дальше? Что ты будешь делать, когда она вырастет?
– Расскажу ей все, – отмахнулся Алан, даже под темными очками жмурясь от яркого солнца. – А затем, она составит нам компанию в этом увлекательном путешествии под названием «Вечность». Будет жить где-то рядом со мной, – задумчиво протянул он и зевнул. – Нет, разумеется, не прям рядом со мной, – тут же, словно спохватившись, добавил Алан и всплеснул руками. – Моё бедное старческое сердце этого не вынесет. Рядом, но… где-то в пределах этого мира. Возможно, найду ей кого-то, кто сможет выдержать ее характер. Как меня выдерживаешь ты, Уилл.
Он лучезарно улыбнулся Уильяму, и тот поморщился: еще пара приёмов у стоматолога и Алан сможет пускать своей улыбкой солнечных зайчиков. И почему-то Уилл был уверен, что Маккензи именно этого и добивается – характер у Алана был не сахар, но вызвать тяжёлые для организма болезни вполне мог.
Уилл вздохнул и поправил все время съезжающие на кончик острого носа очки.
– Ты говорил, что дети предают…
– И я все еще не отказываюсь от своих слов, – Алан вскинул вверх указательный палец и с видом мудрейшего из мудрейших учителей воззрился на Уилла. – Я учёл ошибки прошлого и сделал из них определённые выводы. Эйлин меня не предаст. Потому что ее воспитываю я, – он ткнул себя пальцем в грудь.
В скромности Алану никогда не было равных, однако даже он не всегда приходил к верным решениям. Или же просто заставлял все свои решения быть верными и исключительно правильными, идеальным, потому что по-другому просто не могло быть.
Уилл ловко увернулся от пролетевшего мимо волейбольного мяча и бросил в сторону играющих детей осуждающий взгляд, сопроводившийся тихим мягким смехом Алана. Уилл обернулся к другу и поджал губы.
– То есть ты решил, что все дело в воспитании? – скептицизм сочился из каждого звука, слетавшего с губ Уилла, но он даже не пытался этого скрыть.
– Ну разумеется, – едко усмехнулся Алан.
Два слова, интонации которых хватило, чтобы Уильям не стал задавать оставшийся ворох крутящихся на кончике языка вопросов. Взгляд сквозь тёмное стекло, в молочно-розовом тумане которого читалась скрытая за несколькими толстыми слоями угроза. Улыбка, которая до сих пор приходила к Уильяму в его ночных кошмарах, подёрнутых сизым дымом остывающего оружия и надрывными криками полицейских сирен.
Но один вопрос все же проскользнул мимо пристального надзора.
– Кстати, ты так и не рассказал мне, – осторожно подбирая слова, начал Уилл. – А другие родственники Эйлин?
– Они мертвы, Уилл, – беспечно повёл плечами Алан. – Все до одного.
Маленькие мурашки пробежали было по коже Уильяма, но тут же растворились, оставив после себя в напоминание лишь лёгкое немеющее покалывание в кончиках пальцев и чувство расползающейся глубоко внутри пустоты. Уилл знал, какой получит ответ и все же спросил, все же рискнул узнать, чтобы в очередной раз убедиться, что перед ним сидит самый настоящий Алан Маккензи.
Который не будет размениваться на сантименты и фамильные ценности.
– Но…
Уильям хотел бы что-то возразить, но тут же был прерван прижатым к губам длинным и изящным пальцем Алана.
– Никто не сможет претендовать на Эйлин, – понизив голос до заговорщицкого шёпота и растягивая каждое слово протянул Алан. – Она моя дочь. Она моя.
Алан скользнул кончиком языка по потрескавшимся губам и отстранился от него, мазнув пальцем по красной от ожога коже, – Уилл не оценил этого и обиженно зашипел. Маккензи лишь язвительно усмехнулся, снял тёмные солнечные очки и, резко изменившись в лице, приветливо помахал кому-то с тёплой улыбкой. Уилл тут же проследил взглядом за Аланом и практически подскочил на месте, когда его глаза заметили мелькнувшую неподалёку фигуру в знакомом розовом купальнике и смешных глупых нарукавниках с уточками, которые они выбирали втроём перед поездкой. Сквозь боль он смог поднять руку и помахать радостно подпрыгивающей, чтобы привлечь к себе внимание, Эйлин.
В последний раз подпрыгнув, Эйлин послала им воздушный поцелуй, и запрыгнула на спину стоящего рядом с ней высокого смуглого парня, что неловко покачнулся, но устоял на месте и понёс ее куда-то в сторону, послушно выполняя роль человеческого пони. Короткие светлые волосы Эйлин слиплись от воды, и издалека младшая Маккензи слишком напоминала Алана.
Уильям любил Эйлин, как собственную дочь. И не всегда был уверен, что так и должно быть. Были ли виной тому золотистые волосы и яркие васильковые глаза, так напоминавшие Уиллу об его сестре, или же все лишь потому что Эйлин проводила с ним слишком много времени? Уилл не знал ответа.
Он просто любил этого маленькое и беззащитное создание, как хотел бы, чтоб любили его.
– Она идеальная дочь, Уильям, – с гордостью произнёс Алан. – И в этом её главное отличие от всех остальных детей.
Глава XIX. Лазаир
Эйлин не понимала, почему до этого так боялась Лану Блейк.
Обычно отстранённая и замкнутая в себе девушка сейчас казалась Эйлин идеалом дружелюбия и заботы. Нет, Лана не изменила своим привычкам: она все так же многословно молчала, бормотала под нос и иногда невпопад бросала фразы в ответ на бесконечную неловкую болтовню Эйлин, – и все же найти кого-то, с кем ты был знаком до этого, казалось для юной Маккензи невероятной удачей судьбы. Пусть и напоминало лишний раз – это все плод ее агонизирующего разума.
Она мертва, а это лишь предсмертные попытки мозга успокоить свою владелицу.
– Так вот ты какая настоящая.
Снова тот же сон. Эйлин лежала на каменном постаменте, увитая виноградными лозами. Люди вокруг казались маленькими тенями на фоне ее собственной фигуры, но теперь она видела их лучше, чем в прошлый раз. Их образы складывались в голове намного быстрее, а темнота, сквозь которую они пробивались, отступал намного охотней. Хотелось сказать спасибо Лане за помощь и поддержку, потому что для образа в умирающем сознании Блейк была необычайно живой и тёплой. Иногда Эйлин казалось, что на фоне подруги она холодный труп, существующий по инерции. Все мысли казались Маккензи заученными, все действия – заведёнными в протокол, а обычно живое воображение сменилось бесконечными чужими образами, всплывающими в ее голове.
Но сейчас все было по-другому. Перед ней стоял Джеймс. Этот маленький – пусть и выше Эйлин, – невыносимый Джеймс, напоминающий о том, что даже после смерти тебя могут предать. Губы изогнулись в сардонической усмешке – Эйлин никогда не умела выбирать партнёров. И только лишний раз в этом убедилась.
– Какая? – она надеялась, что ее голос прозвучал не слишком резко, хотя ее это не заботило.
Джеймс шагнул ближе. Он был все так же красив: каштановые кудри, золотистые глаза и ехидная ухмылка, исказившая его лицо. Эйлин сглотнула – кажется, любовь к кудрявым мужчинам была у неё наследственной. Пусть даже дядя Уилл всегда укладывал волосы, недовольно шипя и бранясь на закручивающиеся от влажности пряди.
– Неприступная, – Джеймс снова сделал шаг, – дикая, – еще один, – холодная. Упивающаяся болью этих людей. – Казалось, это Джеймс упивается ее скривлённым в гримасе лицом, говоря эти слова. – Они ведь даже не видят тебя, но ты все равно здесь, смотришь на них и потешаешься. Как над дурачками, что слепо верят в своего маленького и жестокого бога.
Собрав в кулак всю свою оставшуюся волю, Эйлин процедила:
– Не припомню, чтобы я интересовалась твоим мнением, что и как мне делать. Как не помню и того, что приглашала тебя сюда, предатель.
– О, моя дорогая Эйлин, чтобы предать – нужно принести клятву. Я же, помнится, просто обещал помочь.
Яд стекал из каждого слова Джеймса, он шипел и обжигал Эйлин своими парами, а она могла только смотреть на него, продолжая послушно исполнять роль жертвенного алтаря. И все же Эйлин не могла ничего возразить – Джеймс действительно обещал ей лишь предоставить свою помощь и отвезти домой. Он никогда не клялся ей в верности, и уж тем более было глупо рассчитывать, что плод твоей фантазии будет вести себя как послушное домашнее животное. Пусть это и ощущалось с лёгкими нотками детской обиды.
– Что, маски сорваны, Джеймс? – Эйлин постаралась хмыкнуть как можно надменней, но вместо этого поперхнулась попавшей не в то горло слюной. Маккензи громко прокашлялась, но никто из людей вокруг ее не услышал, и хрипло продолжила: – Хотя это ведь не твоё настоящее имя, я права? Жаль только мне плевать, как там тебя звать на самом деле. Ты всего лишь маленький наглый лгун.
– Следи за языком… – не скрывая угрозу в голосу протянул Джеймс.
– А то что? – Эйлин приподнялась, оборвав его на полуслове. Ее щеки горели, и она не была уверена, почему. – И его меня лишите?! Давай. Может быть это будет первым правдивым лицом, которое ты мне покажешь.
Джеймс в ответ на это только хмыкнул и начал медленно обходить Эйлин вокруг алтаря, заложив за спину руки.
– Ты слишком спокойна. Для человека, который оказался… – он взмахнул руками, – здесь. Не бьёшься в истерике, не задаёшь вопросы, хотя наше маленькое поисковое приключение закончилось ничем.
– Я мертва. Не думаю, что мне нужно знать больше о своём положении. Я смирилась с этим. И просто жду, когда все закончится.
Бровь Джеймса удивлённо выгнулась, и он замер.
– Закончится? – присвистнул он. – А мне казалось, все лишь началось. Они ищут тебя. Ищут, чтобы предать суду и казнить. Это в лучшем случае. И мой тебе совет – оставайся там, где ты сейчас находишься. Не высовывай носа и позволь мне делать мою работу.
– А если я этого не сделаю?
Эйлин подалась вперёд, игнорируя пульсирующие вокруг неё огни факелов. Джеймс раздумывал недолго: на мгновение поднял взгляд к потолку, поджал губы, а затем кивнул собственным мыслям и уверенно вынес свой вердикт:
– Тебя убью я.
Эйлин хотелось рассмеяться. Ей хотелось забиться в истерике, потому что все, что она сейчас ощущала – пустота. Пустота, какая возможна только, когда ты уже обречён. Эмоции внутри неё путались, подменяли друг друга, а чувство страха за секунду сменялось эйфорией. Эйлин казалось, что она просто разучилась чувствовать, и это пугало – слишком незнакомые ощущения, вслед за которыми приходило лишь разочарование в себе.