И пусть ученые говорят, что ничего с ног на голову не переворачивается, что новые теории не опровергают, а лишь дополняют старые. Что с того? Ведь сама реальность, по сути, это именно наше о ней представление, почерпнутое из наблюдений, как при помощи органов чувств, так и посредством приборов. И пока ученые не придумали микробов, все люди умирали от козней злых духов. Ну, хорошо, открыли микробов. Но разве открыло это тайны любой болезни или самой смерти? Нет! Но зато в корне изменило нашу реальность, оказало колоссальное влияние на наше реальное поведение, и мы уже не идем к шаману, заговорить зуб, а глотаем пилюли.

Или открытие электричества разве не перевернуло реальность? А дополнение Эйнштейна к механике Ньютона? Да, одно другому не противоречит, оно лишь дополняет. Но что с того, если при этом кардинально меняется наше представление о реальности, а вместе с тем и она сама? Если то, что триста лет назад казалось чудом, сейчас – бытовая техника.

Ильберт остановился. Эти размышления навели его на одну, очень практическую идею. Вот сейчас он не знает, как относиться к «Реликт Корпорейшн», где ему придется работать. Но ведь достаточно чуть изменить информацию о ней, изменится и сама реальность, сама корпорация «Реликт Корпорейшн»! Сейчас она ни плохая, ни хорошая. Но стоит свернуть к озеру и посмотреть, что они там делают, все встанет хоть на какие-то места. И это не в теории, а на практике, поможет принять наиболее верное решение.

Если они там роют, и уже готовят фундамент под корпуса, то они лжецы и нарушители закона, а, следовательно, и связываться с ними не следует. Если же просто завезли технику в ожидании решения мэрии, то все наоборот, и им нужно помочь это разрешение получить. Все просто. Для этого надо лишь преодолеть чуть более двух километров до озера. И все. Вывести этим реальность из состояния неопределенности, вполне квантовой, и зафиксировать в четком и понятном состоянии. В хорошем или в плохом. Это уж как получится.

В этом удовольствии Ильберт себе отказать не смог. Он подыскал поваленное дерево, уселся на него и развернул карту. Видно было уже совсем плохо, так что пришлось снарядить фонарь свежими батарейками и проложить дальнейший маршрут при его свете.

Взяв новый азимут, Ильберт решительно направился в выбранном направлении. Вся его жизнь, весь его опыт говорил, что любая определенность лучше самой сладкой неопределенности.

Ночь постепенно опускалась на лес. Гасить фонарь уже не имело смысла, хотя его узкий и яркий луч помогал весьма относительно, выхватывая из сгустившейся тьмы лишь отдельные участки. При этом во все стороны разбегались длинные, перепутанные, зыбкие тени, от них реальность казалась еще более иллюзорной.

Ильберт не любил ходить с фонарем по лесу. Слишком контрастное он создавал освещение, слишком долго потом привыкать глазам к полумраку. Куда лучше бродить среди кустарника и деревьев при свете полной луны, когда ночь накрепко устанавливает свои законы, когда каждая тень или блик света дополняют картину реальности, а не размывают ее. Но в эту ночь луна могла и не появиться. Облака, правда, уже не закрывали небеса сплошным слоем, а в разрывах иногда можно было заметить даже яркие звезды. Но это еще не значило, что за час с небольшим ветер окончательно справится с ними. А луна бы очень помогла. В свете карманного фонарика много не разглядишь.

Ильберт по опыту знал, что ночной лес является подлинным генератором иллюзий. Ни духи, ни лешие, тут совершенно ни при чем, а виной всему все тоже восприятие, наше собственное, точнее его особенности. Нам кажется, что движемся уж точно по прямой, но на самом деле описываем дугу, совершенно этого не замечая. Проверено, что человек с закрытыми глазами описывает полный круг с диаметром менее двух километров. Поэтому без компаса в незнакомой местности не обойтись. И нужно не просто в кармане его держать, а каждый раз сверять угол азимута с выбранным ориентиром. В противном случае можно выйти очень уж далеко от намеченной точки. Это значительно замедляло движение, но иначе двигаться вообще не имело бы смысла.

Поэтому, хотя и следовало поскорее добраться до берега озера, лучше было выбрать направление не строго на юг, а чуть забрать к западу. С таким расчетом, чтобы выйти к обозначенному мостику через ручей. Это удлиняло путь, но делало его проще. Наш мир ведь не является миром математических абстракций, а потому прямая линия в нем далеко не всегда является кратчайшим расстоянием между точками. Это справедливо лишь для гладкого пространства парковки у супермаркета. Там да, прямая – кратчайший путь. Но если между двумя точками реального пространства возвышается тот же супермаркет, то кратчайшим расстоянием будет путь в обход здания, а не напрямик, через его крышу.

Еще только начав экспедиционную деятельность, Ильберт быстро понял, что подавляющее большинство школьных знаний, которым ребят пичкали учителя в детском приюте для сирот, являются настолько абстрактными, что совершенно не годятся для практического применения. Да, наша реальность – не математическая абстракция. А потому прямая линия на карте не будет кратчайшим путем до цели. И множители, вопреки уверениям учителя математики, ну никак нельзя произвольно менять местами, потому что десять банок тушенки по два евро, совсем не то, что два евро за десять банок тушенки.

На самом деле, навигация по компасу – настоящее искусство. Не то чтобы очень сложное, но требующее и усилий на изучение, и навыков, и реального опыта. Благо, у Ильберта было достаточно и навыков обращения с классическими средствами навигации, и опыта их применения в реальных условиях. Все потому, что от спутниковых навигаторов в экспедициях не было никакого прока. Любой батареи, в лучшем случае, хватает на пару суток. Ну, возьмешь ты их три, что с того? Ведь экспедиции длятся неделями, а то и по месяцу. Таскать на себе генератор совершенно бессмысленно, топливо к нему, уж тем более. Заранее заряженных батарей тоже не напасешься. Нет, по факту, все эти хваленные высокие технологии и компьютерные чудеса на поверку оказывались лишь яркими игрушками для подростков. Стоило хоть немного удалиться от электрических сетей городов, стоило пробыть там хотя бы неделю, сразу все приоритеты расставлялись в должном порядке. Все это сверкающее и мерцающее стильное барахло оседало на дне рюкзаков, а верными друзьями становились проверенное огниво, компас и отточенная сталь любимого ножа.

Не смотря на темноту и совершенно незнакомую местность, Ильберт с выходом к мосту почти не ошибся. Меньше, чем на сто метров метров. Судя по обозначенному на карте изгибу ручья, мостик и пешеходная тропа должны быть чуть ниже по течению. Вдоль берега не составило никакого труда достичь нужной точки.

Мостик оказался деревянным. Просто три связанных между собой бревна, перекинутых через речушку. К одному из них были прибиты импровизированные перила из досок. Больше ничего и не требовалось, главное в воду не лезть.

Ильберт ожидал, что с наступлением темноты будет прохладнее, но весна, все же, уже в достаточной мере вступила в права. Вот если бы еще не дожди, почти непрерывные, было бы вообще замечательно. А когда, кстати, вообще хоть один полный день над городом светило ясное солнце? Вспомнить не вышло.

Да, с миром что-то определенно было не так. И уже очень давно. Технарь, неверное, сказал бы, что мир сломался, что в его конструкцию закрался какой-то изъян, и теперь он привел к целому ряду поломок. Но Ильберт не был технарем, а потому ему временами казалось, что мир просто заболел. Может быть, и не очень сильно, по его, мировым понятиям, но все же заметно. И все эти землетрясения, разрушительные шторма и пасмурные месяцы, нависшие над городами, были симптомами этой болезни.

Странно, но не смотря на энергетический кризис, охвативший крупные города Европы после отказа от нефти, после открытия реликта мир словно бы начал выздоравливать. Не спеша, потихоньку, но лучше стало очень во многом. Главное, что ощущалось – снижение давления власти на личность. А это уже не мало. Корпорации так вцепились друг в друга за право поближе оказаться к неиссякаемому источнику энергии, что на простых граждан у них уже пороху не хватало. А энергетический кризис – дело временное. С усилиями Дельпи, или без них, «Реликт Корпорейшн» не останется монополистом надолго, а стоит монополии рухнуть, и кризису придет конец. Возможно, уже навсегда. И настанет золотой век человечества, без войн, унижений, рабства, репрессий и жалкой жизни большинства, на грани банального выживания.

Перебравшись через мостик, Ильберт свернул с пешеходной тропы, уводящей слишком круто на запад, и вновь углубился в лес. Луч фонаря, уплотненный идущими от земли испарениями, казался раскаленным клинком, режущим темноту. Тени от деревьев дергались и выплясывали в такт шагам Дельпи.

Судя по карте, до озера оставалось чуть меньше полукилометра. Ильберт прибавил шаг и едва успел вовремя остановиться, чуть не налетев на заграждение из колючей проволоки.

Пришлось погасить фонарь и присесть. Надо было дать глазам адаптироваться к темноте, иначе разобраться в обстановке попросту не получится. Но одно уже было точно понятно. Никакого заграждения, а тем более из «колючки» быть тут не должно. Это его, Ильберта, подотчетная территория. И даже если решения приняты в обход него, его все равно должны были уведомить об этом. То есть, нарушение закона явное и очевидное. Даже если мэр лично подписал все бумаги.

«Вот тебе и достаточность наблюдения», – с горечью подумал Ильберт.

Глава 4
В которой Ильберт Дельпи выбирает трудный путь, оказывается под градом пуль, а затем теряет сознание

По мере адаптации зрения к темноте можно было разглядеть, что впереди, за проволочным ограждением, расположены как минимум два источника света. И, судя по яркости и направленности лучей, их отбрасывали строительные прожектора.

Разглядеть подробности с занятой позиции было в принципе невозможно, мешало и довольно значительное расстояние до озера, и две больших конусовидных кучи грунта, возвышавшихся между оградой и кромкой берега. Прожекторы стояли за грунтовыми отвалами и освещали полностью расчищенную от леса площадку.

Что угодно ожидал тут увидеть Ильберт, но только не пятак вырубки пятьсот на пятьсот метров. Это не лезло ни в какие ворота, на это и мэр не мог бы дать разрешения. Или мог бы?

Не смотря на поздний час, Ильберт решил справиться у месье председателя, или хотя бы выяснить, что ему самому известно. Но дозвониться не вышло – при попытке набора номера телефон пискнул и ушел в аут из-за окончательно разрядившейся батареи. Пришлось сунуть его обратно в карман.

Присев под деревом и облокотившись спиной о ствол, Ильберт задумался, что делать дальше. Из любой ситуации всегда можно найти несколько выходов, даже когда кажется, что он один, или их нет вовсе. Иллюзия их отсутствия создается от того, что часть выходов мы и за выходы не считаем, но суть-то от этого не меняется. Причем, все имеющиеся из любой ситуации выходы можно разделить на простые и сложные, а выбор той или иной линейки зависит чаще всего от личных человеческих качеств.

Года три назад, находясь с экспедицией в дебрях австралийского буша, Ильберт познакомился со стариком из тамошнего племени. В отличие от большинства соплеменников, тот в некоторой мере повидал мир, а потому неплохо владел английским. Почему-то старик выделил Ильберта среди других членов экспедиции, и общался преимущественно с ним. Чаще всего это были очень интересные беседы у костра, под бархатным пологом странного австралийского неба, усыпанного алмазным крошевом звезд и туманностей.

– Всегда есть два пути, – сказал как-то старик, вороша палкой угли костра. – Один легкий, вниз, под гору. А другой трудный, по нему приходится карабкаться вверх. И какой бы ровной ни была местность, любой путь всегда или чуть легче, или чуть труднее, или чуть вниз, или чуть вверх. Я уже стар, и знаю, что путь под гору, как бы долго ни вилась тропа, всегда ведет к краю пропасти. А если все время карабкаться в гору, то рано или поздно окажешься на самой вершине, ближе всего к богам и пылающим звездам. Выбирай всегда трудный путь.