Они поднялись в один из таких «коттеджей» на деревянной скрипучей платформе – лифте, и оказались в просторном холле. Тут было множество самых разных кресел: от простых бескаркасных мешков, до кресел-качалок – точно таких, которые Тоня до этого только в музее видела. Вдоль стен шли бесконечные стеллажи с книгами. И это не были муляжи с одинаковыми корешками; некоторые книги выглядели откровенно потрепанными, зачитанными.

В креслах сидели дети, шурша страницами. Рядом с ними, на пушистых коврах, мерно посапывали коты-пумы.

Когда они вошли в помещение, Тима и Юкки приветственно подняли руки. Кое-кто из ребят оторвался от чтения, поднял руки в ответ.

«Это библиотека, – шепотом пояснила Юкки, – тут не принято шуметь. Отсюда ближе всего идти до нашего домика».

Идти по шатким деревянным подвесным мостикам было страшновато. Тоня старалась не смотреть вниз. К счастью, дорога и правда оказалась совсем не длинной.

– Вот тут живем мы с Юкки, и наши коты, – Тима жестом пригласил гостей пройти в небольшой домик, притулившийся о основания толстой ветки, на одной из гигантских сосен. Одним из мостиков домик был соединен с Библиотекой; другой вел куда-то вглубь леса.

– Это у нас гостиная, – пояснила Юкки, когда они оказались внутри, – мы поставим ширму, и вы сможете ночевать прямо здесь. Выбирайте, кому диванчик, а кому раскладное кресло. Слева вход в мою комнату, справа – комната Тимы и Месси.

– Диванчик чур мой! – Ответила Тоня, – лады?

– Не возражаю, – улыбнулся Андрей, – но тогда ширму мы поставим вот здесь, – он указал на центр комнаты, – чтобы каждому достался кусочек окошка.

– Туалет и душевая у нас вот здесь, – Юкки указала на дверь слева от входа. Кухня – на уровень выше. Туда ведет лестница на крыльце. Знаю, планировка немного странная – но Тима не хотел перегружать внутреннее пространство холла. Он не очень любит лестницы в помещениях.

Пока Юкки говорила, Андрей подошел к окну. Рама была самая простая, деревянная, и запиралась на обыкновенную щеколду. Он распахнул одну из створок. Наклонился и посмотрел вниз. Кажется, не так уж высоко. Да и ковер из бурых опавших иголок на вид мягкий, как подушка. Андрей задумался о том, как здесь может быть построена система пожарной безопасности, и можно ли прыгнуть из окна, спасаясь от огня, и не сломать ноги. В этот момент прямо перед его лицом с треском возникло нечто, переливающееся радужными сполохами и золотистыми искорками. Он с криком отпрянул.

– Вот блин! – Сказал он, кое-как отдышавшись, – это еще что за штуковина?

Тима и Юкки переглянулись, и прыснули.

– Это стрекоза, – наконец, сказала Юкки, успокаиваясь, – просто обычная стрекоза. Если заходите проветрить комнату, лучше поставить сетку. Я покажу, как она выдвигается, вот, смотри сюда.

Юкки подошла к окну, поддела какой-то крючок в верхней части рамы, и откуда-то сверху опустился подрамник с сеткой, который полностью закрыл оконный проем.

– Слушайте, нифига себе у вас стрекозы! – Сказала Тоня, – я заметила, она размером с мою руку была!

– Гравитация чуть меньше земной. Содержание кислорода в атмосфере чуть больше. Результат – насекомые тут несколько крупнее. Кстати, стрекозы тут местные, эндемики. Генетически довольно сильно отличаются от земных, развиваются без метаморфоза. Конвергентная эволюция, в общем, – пояснил Тима.

– Ошизеть, – Тоня испуганно округлила глаза, – и что, комары у вас тут тоже такие же?

– Кто? – Растерялась Юкки.

– Это такие опасные насекомые, я встречал в других мерах, – пояснил Тима, – нет, комаров тут нет. И других опасных для человека насекомых.

– А паукообразных? – Уточнил Андрей, – клещи, например, они не насекомые.

– Никого опасного для человека в этом лесу нет. Мы хорошо контролируем биоценоз в местах, где живут люди. Конечно, на большей части планеты биосфера была возвращена в первозданное состояние, после Революции Разума, но создание местных зон безопасности – необходимый компромисс.

– То, что клещей нет, это прям очень здорово, – удовлетворенно кивнула Тоня, – у нашего Димки мама от клеща пострадала. Энцефалит.

– Энцефалит – это болезнь такая? – вежливо уточнила Юкки, – надеюсь, она не мучилась.

– Слушайте, что мы застряли на пороге? Хоть вещей нет, но надо как-то устроиться. Ширму расправить, опять же. И погулять тут было бы интересно! – Андрей попытался увести разговор с опасного направления, но Тоню было не остановить.

– Ага, конечно! Еще как мучилась! Больше месяца в больнице, а потом крыша того… ку-ку! – Она покрутила у виска, – и Димку чуть не убила. Он никому не рассказывал, конечно – но было настоящее расследование, с комиссией по несовершеннолетним. До моей мамы дошли слухи.

– У нее в результате болезни был поврежден мозг? – Уточнила Юкки.

– Угу, – кивнула Тоня, – врачи предупреждали, что за ней следить надо, и могут быть последствия. Но его папаня – вояка… ему пофиг на Димку было. У него еще сеструха несколько месяцев назад погибла, вот ее родичи любили. Она, кстати, на тебя похожа была. Может, маман еще и из-за этого кукухой поехала, а энцефалит просто добил.

– Ее с повреждением мозга пустили в семью? – Юкки шокировано округлила глаза.

– Ну, да… – кивнула Тоня, – решили, что она терапевтически здорова.

– Какой кошмар! А что же она сама, не знала, что заболела такой опасной болезнью?

– Знала, конечно.

– А почему не успела на эвтаназию? Или ее врачи ошиблись?

– Куда? Не успела?.. – Тоня растерянно захлопала глазами.

– На эвтаназию, конечно, – Юкки всплеснула руками, – если она понимала, что болезнь принесет такие мучения, и возможную потерю разума.

– Эвтаназия – это же когда человек сам себя убивает? – Уточнила Тоня.

– Убивает – это неправильное слово, – кивнула Юкки, – это же добровольный уход… стоп. Почему ты спрашиваешь? А как у вас люди уходят?

Повисло неловкое молчание. Тоня и Андрей растерянно переглядывались.

– Юкки, – наконец, сказал Тима, – не все миры достигают уровня свободы одновременно. В мире Тони и Андрея люди все еще умирают от болезней. Или несчастных случаев.

Юкки приложила ладони ко рту.

– Ребята, мне очень жаль, – сказала она, взяв себя в руки, – я… я не ожидала… не обижайтесь, в общем.

– Ладно, что мы все о ерунде какой-то! – Раздраженно сказал Андрей, – расскажите лучше – этот якорек у вас на стене – сувенир, да? Ездили куда-то? У вас же тут есть морские круизы? Расскажете! Было бы круто послушать!

Тима тяжело вздохнул.

– Как-то с порога у нас пошли серьезные темы, – вымученно улыбнулся он, – давайте уж устроимся нормально, что ли. Я вам лицей покажу, как у нас тут все устроено. А потом уже поговорим. Не простой этот якорек, ребята… – у Тимы на глазах блеснули слезы.

Лотос и журавль

Самая первая и самая сложная ступень на Пути – это стать честным перед самим собой. Оракул принял задание Тени, но ему было страшно. Все дело во времени и памяти. Время – великий целитель, когда ты можешь позволить себе роскошь не возвращаться назад.

Еще страшнее вспомнить себя прошлого, и бросить взгляд вперед; обнаружить, в какое чудовище ты превратился, спустя века.

Глядя на неумолимо приближающуюся землю, Лин с теплотой вспоминал Эрготоу, которым его угостил посланец Пекина. Очень хотелось выпить. На борту корпоративного джета был запас элитного алкоголя, и чтобы получить порцию любого напитка достаточно было щелкнуть пальцами. Но Оракул продолжал смотреть на землю, готовясь принять свою судьбу.

Он не заслужил забвение. Пока не заслужил.

Самолет мягко коснулся полосы, затормозил, и направился к терминалу.

Регулярные рейсы из Гонконга в этот аэропорт были невозможны – тут не было пограничного контроля. Но его статус позволял рассчитывать на исключения.

Его встречали. Пожаловал ни много ни мало, а сам заместитель секретаря комитета партии провинции Чжэцзян.

Чиновник в одиночестве стоял посреди совершенно пустого зала прилета. Лин чуть прикрыл глаза, чтобы расширить поле восприятия. «Надо же, – подумал он, внимательно оглядевшись внутренним зрением, – ни снайперов, ни шпионов, ни просто подстраховки».

– Оракул, – чиновник почтительно наклонил седую голову, чем еще больше заслужил расположение Лина. Никаких фальшивых западных улыбок и притворных рукопожатий.

– Заместитель секретаря, – кивнул в ответ Лин.

– Сопровождение? Транспорт? Организация встреч?

Все лаконично, и только по делу; неужели Партия настолько продвинулась, и развила настолько высокую культуру в своих рядах? «Надо внимательнее приглядывать за материком», – решил Оракул.

Высшие почести, уважение, достойное его уровня, но и умение отстаивать свои интересы. Вот что стояло за этими простыми тремя вопросами. Напоминание, что его власть на материке не безгранична.

«Это не важно, юноша, совсем не так важно. Я готов сыграть по вашим правилам, – мысленно ответил Оракул, – старого врага давно нет. Он растворился в нашем народе, и память о последнем императоре – садовнике навеки окутана позором».

– Был бы очень признателен за автомобиль, – ответил Лин, – с «пустотой» на номерных знаках. Без водителя. Мои скромные дела не стоят того, чтобы отвлекать от службы достойных людей.

Заместитель председателя позволил себе тень удивления, но согласно кивнул. Конечно же, Оракул не говорил о машине без номеров. Он потребовал ни много ни мало, а служебную машину, зарегистрированную на военно-воздушные силы КНР.

– Машина будет в течении часа, – сказал он, – Не желаете ли чаю? Аньцзи в этом году очень удачный.

Новая демонстрация возможностей, симметричный ответ на дерзкую просьбу. Конечно же, он знал о шпионах Пекина в своей организации. Они не смогли пройти мимо его чайного послания, но был ли правильно понят его намек? Судя по уровню приема, который ему оказывали – да.

– Аньцзи идеален перед горными прогулками, – кивнул с улыбкой Оракул.

Пускай теперь гадают со своей армией аналитиков, что он имел ввиду.

Большой кроссовер с армейскими номерами пользовался уважением на дороге. Лин давно не был за рулем, а управление таким автомобилем помогло быстро восстановить навыки в спокойной обстановке. Даже если он не набирал быстро скорость, или долго раздумывал перед поворотом – никому в голову не приходило возмущенно сигналить, или делать опасные обгоны. Комфорт – это то, что начинаешь особенно ценить с возрастом.

Среди ровных асфальтовых дорог и ухоженных полей только горы оставались почти прежними. На месте их старой деревеньки и лотосового пруда теперь была чайная плантация. Впрочем, некоторые лотосы сохранились; они росли в запруде, у реки.

Лин оставил машину прямо на обочине. Какой-то фермер, обрабатывающий кусты камелии, посмотрел на него с неудовольствием, но быстро отвел взгляд, разглядев номера.

К лотосовому пруду вела протоптанная по краю поля тропинка. Повинуясь секундному порыву, Лин скинул мягкие мокасины, и ступил босыми ладонями на нагретую солнцем пыльную тропинку.

Поразительно, как легко возвращается память. Стоит только оказаться в нужном месте.

Он – снова любопытный и озорной мальчишка, бежит к сестре, которая размышляет о чем-то на лотосовом берегу. Она часто здесь пропадает, все лето ходит сюда. Как будто молится лотосовому богу. Или водяному.

– Мэй! – Зовет он, со смехом приближаясь к застывшей фигурке сестры, – Мэй, пойдем ужинать! Я приготовил сладкие шарики! Пойдем, Мэй!

Тогда она была просто Мэй. Или Сяо Мэй для жителей деревни, которые были постарше. Лин не мог называть старшую сестру «Сяо» – «маленькая».

Мэй со смехом уворачивается от него назойливых объятий, потом подхватывает Лина на руки, кружит, рискуя уронить в воду. «Какая сильная у меня сестра!» – С гордостью думает он.

– Как мама сегодня? – Спрашивает она по дороге.