Странники Одиннадцати Пространств. Нет худа без добра (страница 23)
Тикки и Эффелина знакомятся с командой. Когда после первой посадки на Исс-Юнгулюсе освобождаются места рядом с мятежниками, клеа и элегантина их занимают.
– Неужели паукрабы наступают на те же грабли с родной планетой? – горько усмехается Стив. – Неужели достаточно ударить по одной точке, чтобы развалить всё? Шучу, шучу. Тут всё явно сложнее.
– Тем не менее, я бы на Мизергели посмотрело, – произносит Млем.
– Я уверен, что если мы доберёмся до родины паукрабов, мы сможем хотя бы затормозить создание Великой Паутины, если вовсе не остановить его! Помните – «вершина нашей истории»… по-моему, это очень жирная подсказка! – воодушевлённо верещит Джекс.
– Тогда сразу после Леззу отправимся туда, – решает Стив.
Аккуратные, незаметные для двумперских глаз последующие посадки на планетах Куда-5 и Ы-4 проходят без приключений. Как-то стихают и разговоры – но не тревожно, а мирно. Пользуясь этой атмосферой необыкновенного спокойствия, царящей на пути к планете с самым трудновыговариваемым (по крайней мере, на этом маршруте) названием, на откровенный разговор решается Накет:
– Веншамея, я тут чё подумал… мы с тобой пара или нет?
– Честно говоря, я так и не понимаю, – неуверенно отвечает Веншамея.
– Вот и я чё-то не знаю. Я тебя люблю, это точно. А ты меня?
– Вроде бы, да…
«Вроде бы»… эти слова болезненно отзываются в душе Накета.
Неужели Силмак был прав, и он опять будет обречён на одиночество? Однако он делает вид, что ничего не заметил:
– Я вот о чём. Может мы… не с того начали? Чё-то слишком быстро у нас всё пошло, а?
– Ну… это было очень ярко!
– А дальше что? Я хотел бы, чтобы это повторилось, но… может, нам стоит узнать друг друга получше для начала, как ты думаешь?
– Может быть. Не знаю… а что ты имеешь под этим в виду?
– Ну…
Накет совершенно теряется. В этот раз у него не находится никакого быстрого решения. К счастью, его выручает Веншамея:
– Накет, а что тебе больше всего во мне нравится?
– Ну, ты очень красивая. Как цветок. Кстати, слушай, а ты какие цветы любишь?
– Теэклавелльские лилии обожаю. Такие белые в полосочку. А ты был когда-нибудь на Теэклавелле раньше?
Мало-помалу у Накета с Веншамеей завязывается тихий и нежный разговор. Он оказывается настолько нежным, что все сидящие поблизости пассажиры невольно умиляются.
Все, кроме Яарвокса. Конечно, ему хотелось бы оказаться на месте Накета. Только он задал бы другие вопросы, и сказал бы, что в Веншамее ему в первую очередь нравится не красота, а…
Стоп. Ему, грубияну, который и не помнит, когда последний раз произносил слово «пожалуйста»? Ему, которого в любой женщине интересуют в первую очередь только формы? Ему нравится в первую очередь не красота Веншамеи, а что-то ещё?..
Может, Яарвокс действительно, выражаясь язвительным языком Герна, втюрился в Веншамею по уши? Может, он чувствует к ней что-то большее, чем первобытное влечение?
А может, срабатывает принцип «что имеем, не храним, потерявши – плачем»?..
К счастью, определённое требование организма шельноковца отвлекает его от странных мыслей, и тот покидает насиженное место.
– Куда это ты собрался? – лениво вопрошает Герн.
– На звёзды посмотреть, а куда ещё? Не за пивом же…
Герн неопределённо хмыкает в ответ.
– О Веншамее думал, да? – куда-то в сторону бросает чучундра.
– Тебе-то что?
– Да так… променяешь ты друга на бабу, чую я.
Яарвокс смеривает Герна полным упрёка взглядом.
– Ты дурак, что ли? Во-первых, мне ничего уже не светит. Всё, парочка они с Накетом, третий – лишний. А во-вторых, даже если они вдруг переругаются, и Веншамея меня примет, я что, думаешь, тебе другом быть перестану?
– Оно ж так всегда происходит. Я-то знаю.
– Ну да, конечно.
Когда Яарвокс после краткого путешествия возвращается к своему месту, он замечает в среднем ряду блургра – существо, ради которого команда и летит на Леззу. Это насекомоподобное существо сине-лилового цвета. У него четыре ноги, четыре руки, четыре прозрачных крыла и даже четыре челюсти-жвалы. Под овальными чёрными глазами, расположенными по бокам головы, находятся крупные железы салатового цвета. Они выделяют ту самую затвердевающую на воздухе слизь, которая служит основным средством общения у этого вида. Собственно, сейчас блургр что-то записывает слизью в специальную рамочку – свой дневник.
Блургры крайне редко покидают свой родной мир. Однако этот представитель диковинного вида здесь, на «Вихлюне-8». Значит, он наверняка знает хифссдангл!
– Привет! – обращается к странному существу Яарвокс. – Ты говоришь по-общегалактически?
– Привет! – шевелит жвалами блургр. – Я говорить хифссдангл, но плохо, извиняй.
– Я тебя вполне понимаю.
– Хорошо! Я имя Фиб-Фиб.
– А я – Яарвокс. Послушай, мы тут пытаемся узнать, как победить паукрабов. Мы нашли их записи на базе. Это правда, что ваш язык похож на паукрабский?
– О, да, да! Паукрабский языка – как наша, только… как это… корявый!
– Ты поможешь нам перевести записи?
– Конечно, я помогай переводить!
– Здорово! Пойдём, познакомлю тебя с командой.
Яарвокс приводит Фиб-Фиба к соратникам. Тепло приняв блургра, мятежники одаривают его снимками паукрабских «рисунков». Фиб-Фиб беглым взглядом не только двух больших глаз, но и трёх маленьких посередине головы проходится по паутинным записям и звонко смеётся:
– Это очень смешно! У них и языка смешной, и содержание какой-то странный. Но я понимай. Я вам переводи! Простите, мой язык плохо, но я стараться.
– Если уж мы Юркслу понимаем, то и тебя поймём, – уверяет блургра Герн.
Юрксла ничего не отвечает, но в глубине души посылает, этого, как его, Герна, ну, это самое, далеко, как бы, и надолго, вот.
Глава 9. Лирическое отступление: краткое содержание паукрабских текстов, которые мужественно, сдерживая удушающий хохот, перевёл Фиб-Фиб
Почему все дуры такие женщины?
Фаина Раневская
В стародавние времена, когда ещё лишние буквы в словах писали,13 жили-были на благословенной Мизергели паукрабы. Уже не были они дикими тварями, которые жили на побережьях многочисленных морей и собирали всё, что море принесёт или что мимо неудачно проползёт, а стали вполне цивилизованными существами. Они строили города, изобретали технику, развивали искусство. И самым-самым главным искусством у них считалась каллиграфия. Паутинная, разумеется. Наверное, земные пауки, если бы обладали хоть каплей разума, высоко оценили бы такое искусство. Надо заметить, что паутина у паукрабов изначально служила вовсе не для того, чтобы ловить добычу, упаковывать запасы и строить гнёзда. То был продукт бессмысленного и беспощадного полового отбора: издревле паукрабы красовались друг перед другом, искусно плетя невероятной красоты узоры. А поскольку были моногамы, плели паутину и мужчины, и женщины. Но вот ведь незадача: далёкие предки паукрабов были гаремными животными. Самцы соревновались друг с другом за стада самок. Потому самцы и самки сильно друг от друга отличались. Позже в ходе эволюции различия почти полностью исчезли. Но так получилось, что два маленьких отличия мужчин от женщин никуда не делись. Во-первых, у мужчин остался зелёный цвет глаз, а у женщин – белый. Во-вторых, мужская паутина всё так же была легче, прочнее и тоньше женской. И узоры у мужчин получались гораздо замысловатее и – пожалуй, почти на любой вкус – красивее, чем у женщин.
Разный цвет глаз, конечно, никого не волновал. А вот разница в качестве паутины была не по нраву обидчивым по природе своей паукрабихам. Долго терпели они эту «природную несправедливость», но однажды собрались и решили что-то с этим сделать. Сначала попытались заставить мужчин плести паутину похуже, чтобы, дескать, женщин не оскорблять. Мужчины резонно возражали, что никто никого не оскорбляет, просто так получилось, что представители разных полов немножко отличаются друг от друга. Это не хорошо и не плохо, так есть, замечали лучшие паукрабские умы – среди которых, что интересно, были и редкие необиженные женщины. А вот если развить биотехнологию (в то время как раз зарождалась эта наука), можно будет и женскую паутину сделать лучше, да ещё и весь род паукрабский усовершенствовать. Но обиженные женщины на это «унижение» не согласились. Они требовали, чтобы мужчины перестали во всём доминировать и указывать женщинам, как жить, требовали равноправия. Однако никто ни над кем не доминировал, никто никому ничего не указывал. Вот уж о равноправии паукрабы задумались ещё давным-давно. И разобрались они с этим вопросом ещё до того, как в воздух поднялся первый летательный аппарат. Паукрабское общество тех времён было образцом равноправия среди предкосмических цивилизаций. Мужчины и необиженные женщины разводили клешнями и смеялись, а обиженные женщины злились всё больше и больше. Потом обиженные паукрабихи вдруг сменили тактику: решили надавить на жалость. Дескать, они, женщины, бедные, только и делают, что производят, растят и воспитывают новые поколения паукрабов, что их заставляют заниматься этим тяжёлым трудом…
Вот только, во-первых, отложить десяток яиц для любой женщины было не сложнее, чем сбросить шкурку при линьке. Во-вторых, в выращивании и воспитании паукрабиков участвовали и мужчины, причём очень даже активно. А в-третьих, никто не мог заставить паукрабиху завести детей, если она этого не хотела. Мужчины и необиженные женщины снова стали разводить клешнями и смеяться. Потом обиженные паукрабихи прицепились к языку: они начали орать, что любой неизвестный паукраб по умолчанию обозначается местоимением «он» (что за несправедливость!), «паукраб» и «мужчина» – это одно и то же слово (о, ужас!)… да и вообще, в языке слишком много вещей мужского рода (кошмар!!!). В ответ на это мужчины и необиженные женщины призвали обиженных наконец успокоиться и заняться чем-нибудь полезным – наукой, например… но толпу разъярённых баб – да, уже не женщин, а именно потерявших всякий разум баб – было не остановить.
Однажды собрался десяток – ой, простите, собралась десятка! – самых решительно настроенных обиженных паукрабских баб и постановила: во что бы то ни стало доказать, что они во всём лучше мужчин и установить тотальный матриархат. Вдохновлённые речами14 этой десятки, многие бабы занялись-таки наукой – но, увы, не во благо. Ведь наука – это инструмент, который можно использовать как для добрых, так и для злых дел…
Итак, обиженные паукрабихи развили робототехнику и создали на основе безобидных вездеходов ужасающих боевых ходострелов. Немного подумав, выпотрошив миллионы несчастных мужчин, а также необиженных женщин (в живых оставили только мужчин, которые вовремя сообразили, что с бабами спорить бесполезно и потому сдались сами, а также тех, кого бабы посчитали достойными производителями новых поколений) и применив капельку биотехнологии, паукрабихи подсадили каждому ходострелу мужские паутинные железы. Таким образом, бабы задумали с помощью «усовершенствованных» роботов описать грандиозную историю «победы над деспотизмом и заносчивостью мужчин». Начали паукрабихи с родной планеты: они заняли этой «славной» историей крупнейший горный хребет. Кстати, пока они писали эту историю, едва не рухнула вся биосфера Мизергели. После этого безумные паукрабихи окончательно решили, что только они – ну, и те паукрабы, которые подстроились под «справедливую» женскую власть – вообще достойны существовать на этом свете и властвовать над всем миром. Под всем миром паукрабихи, уже достигнув космической ступени развития, начали понимать не только родную планету, не только родную звёздную систему, но весь Млечный Путь.