Тролль вскочил, сбросив Грузаба со спины, высунул из-под сетки руку и замахал ею как боевым молотом. Горностранники полетели в разные стороны – один ударился о стену, другой перелетел через дом и приземлился в козьем загоне, третий с плеском упал в ручей… Всё ещё под действием дурмана, тролль перевёл дух и с трудом повернулся, чтобы убедиться, что горностранники разбежались, а затем устремил свои крошечные глазки на Джаннера. Мальчик ждал, что рука-молот расплющит его. Послышались стоны и проклятия: горностранники, оглушённые и ошеломлённые, кое-как поднимались на ноги. Они лишь казались хрупкими.

Один из них занёс копьё.

Тролль зарычал и шагнул вперёд, но зацепился за сеть и упал. Тогда Джаннер вытащил меч и вскарабкался на лежащего тролля. Тот вопросительно взглянул на мальчика.

– Всё хорошо, – сказал ему Джаннер, удивляясь тому, каким жалким казалось чудовище.

Угловатое лицо тролля смягчилось. Он кивнул, и Джаннер принялся резать сеть. Горностранники между тем окончательно опомнились и зашипели. Но прежде чем они успели окружить тролля, тот освободился от сети и встал.

Вожак, придерживая стрелу на тетиве, открыл бутылочку с ядом.

– Не стоит, Грузаб, – сказал Джаннер. – Я не дам тебе убить тролля.

– Фрукты есть? – поинтересовался Грузаб.

– Только не для тебя.

– Значит, Наг щедрей тебя. Уйди, парень. Не лезь в наши дела.

Грузаб окунул наконечник стрелы в бутылочку, и Джаннера охватил ужас. Вместо того чтобы устроить себе укрытие на ночь и перевязать Бакстера, он защищает тролля от горностранников. Тролля! Вот что бывает, когда действуешь очертя голову, совсем как Кальмар.

Но Кальмар, который вечно влезал в неприятности, как-то и выпутывался из них.

Как поступил бы младший брат? В одном Джаннер не сомневался: Кальмар не стал бы медлить. Он предпочитал действовать, а не размышлять. Кальмар следовал зову души, и у него всё получалось.

Но Джаннер не доверял чувствам. Ощутив внутренний порыв, он его сперва исследовал. Так что же говорит ему сердце? Не страх, не разум, а сердце?

Нет, так нельзя. Нужно слушать не просто сердце, а обитающую в нём любовь. Вот в чём Джаннер нуждался – в любви Нии, Кальмара, Лили и Подо. В любви Создателя, который до сих пор хранил его. На мгновение Джаннер весь отдался ей…

Грузаб улыбнулся и натянул лук. Джаннер пробормотал:

– Ну, Кальмар, надеюсь, что я поступаю правильно.

И он, прыгнув на Грузаба, ударил мечом по луку, сбивая его в сторону, – но опоздал на долю секунды. Стрела сорвалась с тетивы и полетела – но не в тролля, а в Джаннера. Она едва задела его плечо, но мальчик почувствовал жгучую боль, и его тут же охватила дремота. Он медленно моргнул, покачнулся и рухнул на колени. Всего лишь два дня назад Джаннеру исполнилось тринадцать – и за это время его дважды усыпили.

Он смутно сознавал, что тролль встал и вновь расшвырял горностранников в стороны. Затем сильная рука подняла его с земли. Джаннер уже почти уснул; ему казалось, что это Эсбен несёт его в безопасное место.

– Папа, – пробормотал он и с трудом разлепил веки, прежде чем окончательно погрузиться в сон.

На него взглянули неожиданно добродушные глазки тролля. Джаннер был слишком удивлён, чтобы испугаться, и слишком одурманен, чтобы удивиться. Засыпая, он подумал о бедном Бакстере, который истекал кровью в снегу. И о бедной Лили. Она не простит, если её пёс покалечится или погибнет…

Джаннер с трудом открыл глаза и, взглянув на пса, по-прежнему лежащего под деревом, через силу, едва шевеля губами, выговорил:

– Беги… к Лили.

Бакстер услышал. Когда тролль, неся Джаннера на плече словно оленью тушу, скрылся за холмом, пёс кое-как поднялся на ноги, принюхался – и тут же понял, в какой стороне Лили, Бан Рона и псарня.

Вечернее солнце озаряло три цепочки следов, ведущих в разные стороны. Потрёпанные горностранники, решив, что игра не стоит свеч, брели обратно к Смертоносным горам. Тролль, шагая по холмам, искал укрытие на ночь. А пёс, оставляя за собой кровавый след, бежал домой.

16
Раненые и скорбящие

В пыльном зале под могучим деревом Лили и Ния перевязывали раненых. Мёртвых оплакали и до погребения положили рядами, накрыв плащами. Доспехи и оружие Клыков собрали в кучу за дверью; компания мальчишек рылась в пыли и хламе, собирая уцелевшие стрелы.

В своей короткой жизни Лили успела повидать много ужасов, но никогда ещё не видела такого побоища. Столько знакомых лощинцев лежали мёртвыми, умирали или корчились от боли, пока лекари зашивали и перевязывали раны. Поскольку во врачевании девочка не разбиралась, она просто ходила вслед за Нией по залу и помогала чем могла – успокаивала раненых и подавала бинты лекарям. Она гадала, что сталось с Торном, собаками и псарней, и, боясь плохих вестей, предпочитала думать только о том, что требовалось в эту минуту.

Поначалу Лили пугали крики боли и кровь, однако вскоре она, как и все остальные, вынужденно привыкла к ним. Плакать было некогда – нужно было работать. Но как только Лили останавливалась, её вновь охватывал ужас.

Оскар сновал по залу с толстой книгой, в которую записывал имена раненых и погибших. Когда страница заполнялась, он вырывал её и отправлял с гонцом наружу, чтобы тот мог отнести весть семьям, понёсшим утрату.

В последний раз Лили видела Радрика, когда он выходил из Твердыни, окружённый патрульными, и на ходу раздавал приказания. Убедившись, что Радрик жив, девочка немного успокоилась, но встревоженный вид Хозяина лощин ясно говорил, что предстоит новая атака.

Потом, к её огромному облегчению, появились Подо, Фрева и малышка Бонни, и Лили обрадовалась, увидев, что в дедушке ещё горит былой огонь.

– Хвала Создателю, вы живы! – воскликнул Подо, ковыляя среди раненых к дочери и внучке. Он обнял обеих так крепко, что Лили едва не задохнулась.

При виде залитого кровью зала Фрева побледнела, взяла Бонни на руки и заслонила ей глаза.

– Пойду-ка я домой, хозяйка, – сказала она Нии. – Бонни тут нечего делать, да и я буду только мешать. Я просто хотела убедиться, что вы живы. Трубный холм стоит как стоял.

– Очень хорошо. – Ния высвободилась из отцовских объятий и поцеловала Подо в щетинистую щёку. – Нам понадобятся все свободные постели для раненых, так что, пожалуйста, Фрева, приготовь дом к их прибытию.

– Хозяйка, – спросила Фрева, поколебавшись, – а мистер Джаннер скоро вернётся?

Подо, Оскар и Лили потупились, а потом нерешительно взглянули на Нию…

– Не знаю, – ответила та. – Наставник Тумак сказал, что он должен вот-вот появиться. Летучих тварей интересовал только город. А значит, Джаннеру в холмах ничто не угрожает.

– Холмы тоже опасны, – тихо произнёс Оскар.

– Джаннер отыскал нас в Ледяных прериях, – сказала Лили, взяв мать за руку. – А это было гораздо дальше, и Каменные горы кишели Серыми Клыками. Помнишь, мама?

Сделав глубокий вдох, Ния наконец пришла в себя и, обведя зал взглядом, ответила:

– Да. Помню. Всё будет хорошо.

– А где Тинк? – воинственно спросил Подо. – Я задушу своего внука в объятиях! Весь город говорит только о том, как он добежал до Поля Финлея и как обратил в прах тысячу Летучих Клыков!

– Карнак сказал, что он отдыхает на Поле Финлея. За ним присматривает мать Карнака. Она отошлёт Кальмара в город, как только он проснётся. – Ния отряхнула платье и опустилась на колени, чтобы поправить раненой женщине повязку на голове. – Он молодчина, правда, папа?

– Так точно. И я задушу его в объятиях, – повторил Подо и, сдвинув густые брови, внимательно взглянул на Лили. – А у тебя как дела, гроза ящериц? Ты цела?

– Да, деда, – кивнула Лили, нахмурилась и взмахнула костылём. – Я не боюсь летучих мышей!

– Вот и умница.

– Дедушка, проводи меня на псарню.

– Охотно. Если твоя мать не против.

Ния, не отрываясь от перевязки, сказала:

– Что ж, думаю, это не опасно. О’Салли точно нужна помощь. Псов надо приготовить к следующей атаке. Наверняка есть и погибшие.

Лили и Подо вместе захромали к выходу, по пути подбадривая раненых и горюющих. Солнце садилось, озаряя алыми лучами облака и клубы дыма.

– Небо красивое, даже когда город в развалинах, – заметила Лили, когда Подо подсадил её в сани.

– Так точно, внучка. Может, до самого конца войны только оно и будет нас радовать. – Старик, ворча, влез на сиденье и тряхнул вожжами. – Эх, был бы я помоложе! Сейчас я бесполезен как гнилой зуб. Ты посмотри на Радрика, – когда сани отъехали от Твердыни, Подо, словно обращаясь к самому себе, понизил голос. – Он трудится за десятерых – и это после боя! А когда битва начнётся вновь, он будет драться за двадцатерых. Надо бы и мне чем-то заняться, внучка, да не знаю чем. Здешние ребята куда сильней меня. Что толку от старого пирата, когда кипит бой!

– Ты можешь помочь мне на псарне, – сказала Лили.

– А вот это дело! Там я, пожалуй, управлюсь.

Улицы Бан Роны красноречиво свидетельствовали о недавней битве. Множество домов превратились в руины, и было ясно, что если бы помощь запоздала, Клыки захватили бы город. Всюду Лили видела разрушение и смерть.

Зал гильдий был переполнен детьми и родителями, собаками и наставниками. Во время битвы многие лощинцы бежали в Великую библиотеку или в Зал гильдий, потому что в просторных зданиях было больше места и укромных уголков. Но теперь, как и в Твердыни, здесь лежали раненые, нуждающиеся в уходе.

Директриса Олумфия Граундвич стояла на постаменте памятника во дворе. Одной рукой она ухватилась за плечо каменного всадника, а другой размахивала, отдавая приказания.

– Подо! – крикнула она, шевеля усами. – Замени меня!

– А? – Старик остановил сани у ворот и вылез. – Заменить тебя?

– Да-да! Именно так!

Долговязая Олумфия соскочила с постамента, ловко приземлившись меж двух лежащих на земле раненых женщин, а затем запрыгала через распростёртые тела, пока, тяжело дыша, не остановилась у саней.

– Здравствуй, Лили, – сказала она, коротко кивнув, и вновь обратилась к Подо: – Мне надо сходить внутрь и убедиться, что кухонная гильдия ни в чём не нуждается. И к стрельникам тоже нужно заглянуть. Радрик говорит, стрел у нас мало. Большинство взрослых заняты, ранены или… – Олумфия мельком взглянула на носилки, где лежало неподвижное тело, стиснула зубы и прищурилась. – Только Создатель знает, когда вернутся Клыки. И мы должны быть готовы. Я хочу, чтобы ты навёл тут порядок. Нельзя, чтобы раненые лежали на улице, а места уже не хватает, – Олумфия с досадой взглянула на заходящее солнце. – Короче, принимай команду. Ясно?

Странно было видеть, как кто-то отдаёт приказания Подо, но энергия директрисы, казалось, оживила старика. Он тоже подобрался и прищурился, и на мгновение они стали необыкновенно похожи – усы, грозный взгляд, мужественные черты… Лили подумала: когда грянет следующая битва, самое безопасное место будет рядом с дедом и Олумфией.

– Так точно. Это я могу, – сказал Подо, зловеще улыбнулся и вскарабкался на постамент. Он ухватился за шею каменной лошади, как капитан корабля за мачту, и рявкнул: – Ты! Пересчитай раненых! Ты, парень! Подними всех, кто может ходить, и отправь их в Твердыню! Пусть не мешаются здесь! Эй, ты! Тебя звать Грук? А, Грак. Вели гильдиям собраться! Скоро ночь, и Летучие Клыки могут вернуться!

Лощинцы кивали и подчинялись, будто и не видели разницы между Подо и Олумфией – ну или это никого не волновало. Людям нужен был тот, кто умеет распоряжаться, тот, кто может справиться с беспорядком. Потрёпанным бурей кораблям Подо дал безопасную гавань.

– Ступай на псарню, твоё высочество, – сказала Олумфия девочке. – Биггин безутешен. Сегодня он потерял много собак.

Олумфия направила лошадь и сани к воротам, по пути велев кому-то грузить раненых и везти их в Твердыню. А Лили заспешила на псарню. Ещё не успев войти, она услышала многоголосый скулёж. Собаки выли от боли и тоски. На стенах горели факелы, озаряя огромное количество псов – Лили в жизни столько не видела. Но ни один не вилял хвостом. Биггин О’Салли сидел на полу, держа на руках обмякшее буро-белое тело. Он взглянул на Лили, и она увидела, что мужчина плачет.