– Ты ведешь себя так, как будто он какой-то дикий зверь, Кип. – Я на собственном горьком опыте научилась не называть его папой на работе. Он все еще мой босс, даже если мы вместе едем домой в конце каждого дня. – Что ему нужно? Няня?

В комнате на несколько секунд воцаряется тишина, пока отец смотрит на столешницу, зажатую между его ладонями. В конце концов его пальцы касаются ее поверхности – он делает так, когда глубоко задумывается. Привычка, которую я переняла у него за эти годы. Он поднимает почти черные глаза, и волчья ухмылка искажает его лицо.

– Да, Саммер. Это именно то, что ему нужно. И я знаю идеального человека для этой работы.

Судя по тому, как он на меня смотрит, новая няня Ретта Итона – это я.

2
Ретт

Кип: Возьми свой телефон, ты, смазливый ублюдок.

Ретт: Ты думаешь, я смазливый?

Кип: Я думаю, тот факт, что ты выбрал эту конкретную деталь из моего сообщения, означает, что ты идиот.

Ретт: Но смазливый?

Кип: Ответь. На. Чертов. Телефон.

Кип: Или будь здесь в два часа дня, чтобы я мог удивить тебя лично.

Самолет приземляется в аэропорту Калгари, и я с облегчением возвращаюсь домой.

Особенно после того дерьма, которое произошло в последние пару дней.

Парень, которого я ударил, не выдвинет обвинений, но я не знаю, сколько денег мой агент Кип предложил ему, чтобы все уладить. Это не имеет значения. Если кто-то и может сделать так, чтобы все это кончилось, так это Кип.

Он пытался дозвониться мне, и это говорит о том, что он сходит с ума, потому что мы обычно общаемся по переписке. Вот почему, включив телефон раньше положенного, я не удивляюсь, когда вижу, как его имя высвечивается на экране.

Снова.

Я не отвечаю, потому что не в настроении слушать, как он кричит на меня. Я хочу спрятаться. Хочу тишины. Пение птиц. Горячий душ. Немного обезболивающего. И свидание с моей рукой, чтобы снять некоторое напряжение.

Не обязательно в таком порядке.

Это то, что мне нужно, чтобы привести голову в порядок. Тихий перерыв дома, пока все не уляжется. Чем старше я становлюсь, тем более длинным кажется сезон, и почему-то в свои тридцать два года я чувствую себя страшно старым.

Мое тело болит, разум переполнен, и я жажду тишины семейного ранчо. Конечно, мои братья будут чертовски раздражать меня, а мой отец собирается поговорить со мной о том, когда я планирую закончить, но это семья. Это дом.

Я думаю, есть причина, по которой мы, мальчики, продолжаем возвращаться. Мы созависимы друг от друга, в отличие от нашей младшей сестры. Она посмотрела на кучу взрослых мужиков, живущих вместе на ферме, и поспешно уехала.

Я делаю мысленную пометку позвонить Вайолет и узнать, как она.

Откидываю голову на спинку тесного сиденья, пока самолет катится до полной остановки на взлетно-посадочной полосе. «Добро пожаловать в прекрасный Калгари, Альберта». Салон наполняется голосом стюардессы и громкими щелчками ремней безопасности, которые люди уже расстегивают.

Я следую их примеру. Мне не терпится встать с маленького сиденья и размять ноги.

«Если Калгари – это ваш дом, добро пожаловать домой…»

Больше чем за десять лет я так и не научился бронировать авиабилеты и отели как следует. Вместо этого я постоянно пытаюсь занять место в последнюю минуту, и это меня вполне устраивает. Даже несмотря на чувство легкой клаустрофобии.

Когда человек, сидевший рядом со мной, направляется в проход, из моих легких вырывается вздох облегчения. Я пока не могу позволить себе погрузиться в эту дикую усталость. Мне все еще нужно взять свой пикап и потратить час на поездку за город, в Честнат-Спрингс.

«Пожалуйста, помните, что курение внутри терминала запрещено…»

А перед этим мне нужно встретиться с моим агентом с хваткой питбуля. Со вчерашнего вечера он лает на меня из-за того, что я не отвечаю на звонки.

Теперь мне придется ответить за свое плохое поведение.

Я внутренне стону, когда протягиваю руку, чтобы взять свою спортивную сумку из верхнего отделения.

Кип Хэмилтон – человек, которого я должен поблагодарить за мое нынешнее финансовое положение. По правде говоря, он мне очень нравится. Он со мной уже десять лет, и я почти считаю его другом. Но я также достаточно часто мечтаю о том, чтобы врезать ему по чисто выбритому лицу. Это палка о двух концах.

Он напоминает мне более старую, более жизнерадостную версию Ари Голда из «Красавцев» ^[6], а я чертовски люблю этот сериал.

«Спасибо вам за полет на Air Acadia. Мы с нетерпением ждем возможности снова принять вас у себя».

Очередь наконец начинает двигаться к выходу, и я шаркаю к проходу самолета, но вдруг чувствую сильный толчок в грудь.

Когда я смотрю вниз, то встречаюсь с разъяренными голубыми глазами и нахмуренными бровями на невысоком лбу. Женщина, которой далеко за шестьдесят, пристально смотрит на меня.

– Тебе должно быть стыдно за себя. Оскорблять таким образом свои корни. Оскорблять всех нас, тех, кто так усердно работает, чтобы накормить наших соотечественников-канадцев. А потом напасть на мужчину. Как ты мог?

Эта часть страны гордится сельским хозяйством и деревенской жизнью. Калгари – родина одного из крупнейших родео в мире. Черт возьми, некоторые люди называют город Коутаун ^[7] из-за того, насколько тесно сообщество скотоводов и фермеров связано с городом.

Я вырос на огромном скотоводческом ранчо, так что точно об этом знаю. Что мне никогда не было известно, так это то, что не любить молоко – преступление.

Но я все равно спокойно киваю ей.

– Я не хотел вас оскорбить, мэм. Мы оба знаем, что фермерское сообщество – основа нашей прекрасной провинции.

Она удерживает мой взгляд, расправляя плечи и слегка шмыгая носом.

– Тебе не мешало бы помнить об этом, Ретт Итон.

В ответ я натянуто улыбаюсь.

– Конечно, – говорю я, а затем тащусь через аэропорт с опущенной головой, надеясь избежать новых столкновений с оскорбленными фанатами.

Этот диалог остается со мной на протяжении всего времени, пока я получаю багаж и иду к моему пикапу. Я не чувствую себя виноватым из-за того, что ударил того, – он это заслужил, – но в моей груди вспыхивает искра вины за то, что я, возможно, обидел моих трудолюбивых фанатов. Это то, о чем я не подумал. Вместо этого я провел последние несколько дней, закатывая глаза из-за своей ненависти к молоку и создавая новости.

Когда на крытой парковке я замечаю свой винтажный пикап, то вздыхаю с облегчением. Практичный ли это автомобиль? Может быть, и нет. Но моя мама подарила его моему отцу, и я люблю его только за это. Даже несмотря на то, что сейчас на нем есть пятна ржавчины и он окрашен в разные оттенки серого.

У меня большие планы по его восстановлению. Небольшой подарок для себя. Хочу покрасить его в синий цвет.

Я не помню свою маму, но на фотографиях ее глаза кажутся синими, и это то, чего я хочу. Отдать небольшую дань уважения женщине, которую я так и не узнал по-настоящему.

Просто сначала нужно найти время.

С сумкой в руке я запрыгиваю в пикап. Потрескавшиеся коричневые кожаные сиденья слегка поскрипывают, когда я усаживаю свое усталое тело за руль. Пикап оживает, выпуская немного темного выхлопа, когда я выезжаю на автостраду, направляясь прямо к центру города. Мои глаза устремлены на дорогу, но мои мысли где-то в другом месте.

Когда звонит телефон, я лишь на мгновение отрываю взгляд от дороги. Вижу, как на экране высвечивается имя сестры, и не могу сдержать улыбку. Вайолет всегда заставляет меня улыбаться, даже когда все вокруг – полное дерьмо. Она позвонила мне еще до того, как у меня появилась возможность самому набрать ей.

Остановившись на красный свет, я нажимаю кнопку ответа и ставлю на громкую связь. Этот пикап определенно не оснащен Bluetooth.

– Привет, Ви, – отвечаю я, почти в крике, чтобы голос дошел до телефона, лежащего на соседнем сиденье.

– Привет. – Ее голос переполнен беспокойством. – Как ты держишься?

– Нормально. Прямо сейчас еду в офис Кипа, чтобы выяснить, какой ущерб причинил.

– Да. Приготовься. Он взвинчен, – бормочет она.

– Откуда ты знаешь?

– Я твой экстренный контакт, указанный в документах. Он разрывал мой телефон из-за того, что ты его игнорируешь. – Теперь она смеется. – Я там даже больше не живу. Тебе нужно обновить номер.

Я ухмыляюсь, выезжая на шоссе.

– Да, но ты единственная, кто одобряет мою карьеру и не появляется только затем, чтобы прочитать мне лекцию об уходе, если что-то идет не так. По сути, ты застряла на этой работе.

– Значит, мне придется оставить мужа и детей, чтобы иметь возможность сесть в самолет и посидеть с тобой в больнице?

Это возвращает меня назад. Каждый раз, когда я получал травму в подростковом или юношеском возрасте, именно Вайолет заботилась обо мне.

– У тебя просто так хорошо получается! Но замечание справедливое. Я думаю, Коул убил бы меня, если бы я забрал тебя у него.

Я просто подшучиваю. Мне очень нравится ее муж, и это о чем-то да говорит, потому что я никогда не думал, что она встретит кого-то достаточно хорошего для нее. Но Коул такой. К тому же он бывший военный и в некотором роде устрашающий. Я бы не хотел его злить.

Теперь Вайолет хихикает. Она все еще без ума от этого парня, и я бы не мог быть более счастлив за нее.

– С ним все было бы в порядке. Я могла бы отослать его к тебе, если тебе нужен телохранитель.

– Чтобы он оставил своих девочек? Никогда.

Теперь она не смеется. Вместо этого она издает тихий хрюкающий звук.

– Ты знаешь, что, если я тебе понадоблюсь, я рядом, верно? Я знаю, что другие не понимают. Но я понимаю. Я могу быть рядом с тобой, если тебе это понадобится.

Вот она, моя младшая сестра. Она понимает меня. Она сама немного безрассудна. Она не осуждает мой выбор карьеры, как это делают остальные члены нашей семьи. Но теперь у нее своя жизнь. Мне не нужно, чтобы она нянчилась со мной. У нее есть свои дети, с которыми нужно нянчиться.

– Я в порядке, Ви. Приезжайте всей семьей в гости, а? Или в конце сезона я вытащу свой жалкий зад к тебе. Пробежимся с тобой наперегонки на скаковых лошадях. Надеру тебе задницу. – Я пытаюсь шутить, но не уверен, что мой тон настолько убедителен.

– Да, – отвечает она. И, клянусь, я вижу, как она прикусывает губу, собираясь что-то сказать, но останавливает себя. – Я, наверное, просто позволю тебе выиграть, потому что мне так жаль тебя.

– Эй. Победа есть победа, – хихикаю я, пытаясь поднять ей настроение.

Но все, что она отвечает:

– Я люблю тебя, Ретт. Будь осторожен. Но более того, будь самим собой. Ты очень привлекателен, когда остаешься верен тому, кто ты есть.

Она всегда напоминает мне об этом. Быть Реттом Итоном, мальчиком из маленького городка. Не Реттом Итоном, выдающимся самоуверенным наездником на быках.

Обычно я закатываю глаза, хотя в глубине души знаю, что это хороший совет. Один – настоящий я, другой – напоказ.

Проблема в том, что теперь не так много людей знают меня настоящего.

– Я тоже тебя люблю, сестренка, – говорю я, прежде чем повесить трубку и погрузиться в мысли.

Когда я подъезжаю к «Хэмилтон Элит» и нахожу место для парковки, то понимаю, что был так погружен в свои мысли, что едва помню дорогу. Я откидываю голову на спинку сиденья. Снова. И делаю глубокий вдох. Трудно сказать наверняка, в какие неприятности я попал, но, основываясь на том, как эта женщина публично отругала меня в самолете, рискну предположить, что все скверно.

Но я знаю людей в этой местности. Они трудолюбивые. Они гордые. И они обижены, потому что думают, будто люди из других слоев общества не понимают их борьбы.