И, возможно, они правы. Возможно, среднестатистический канадец на самом деле не понимает, какая непосильная работа связана с сельским хозяйством. С заполнением полок наших продуктовых магазинов.

Но я? Я понимаю.

Просто чертовски ненавижу молоко. Все это настолько странно, что почти смешно.

Я вхожу в роскошное здание. Все блестит. Пол. Окна. Двери лифта из нержавеющей стали. Это заставляет меня захотеть оставить пятна руками, просто чтобы все испортить.

Охранник кивает мне, проходя мимо, и я вхожу в лифт с группой хорошо одетых людей. Поджимаю губы, чтобы подавить ухмылку, когда одна женщина смотрит на меня с едва сдерживаемым осуждением.

На мне поношенные ковбойские сапоги – я бы не удивился, если бы на подошве все еще осталось коровье дерьмо, – и идеально сидящие джинсы, дополненные коричневой курткой из овчины. Еще у меня длинные волосы, как раз такие, как мне нравится.

Дикие и непослушные. Совсем как я.

Но не такие, какие нравятся этой женщине. То, что она испытывает ко мне отвращение, ясно как день.

Итак, я подмигиваю ей и говорю:

– Здравствуйте, мэм.

У парней из Альберты нет резкого акцента, но, когда ты проводишь свою жизнь на родео с парнями, у которых он есть, ему довольно легко подражать. Жаль только, что у меня нет с собой ковбойской шляпы, чтобы дополнить картину.

Женщина закатывает глаза, а затем нажимает пальцем на кнопку с надписью «ЗАКРЫТЬ ДВЕРИ». В следующий раз, когда двери плавно открываются, она проносится через них, не оглядываясь.

Я все еще посмеиваюсь над этим, когда поднимаюсь на этаж, где находится «Хэмилтон Элит». Судя по тому, как загораются глаза секретарши, когда я вхожу, она не разделяет мнение женщины из лифта обо мне.

Честно говоря, большинство женщин этого не делают. Фанатки ковбоев ^[8], городские девушки, деревенские девушки. Я всегда был сторонником равных возможностей, и я действительно люблю женщин. Но не отношения.

«Прогулка по беспутному кварталу» ^[9] – так недавно назвала меня одна женщина после того, как мы провели целый день взаперти в гостиничном номере, празднуя мою победу. В тот момент было весело, но в конце я почувствовал себя немного опустошенным.

– Ретт! – Голос Кипа разносится по фойе еще до того, как я успеваю поболтать с девушкой за стойкой регистрации.

Полный блокиратор члена.

– Спасибо, что пришел прямо сюда. – Он шагает ко мне и протягивает руку, а затем пожимает мою так сильно, что мне почти больно. Это рукопожатие – его способ выместить некоторую агрессию за ту неприятность, в которую я влип. Фальшивая, натянутая улыбка на его лице – доказательство этого. Владелец агентства обычно не приветствует своих клиентов на стойке регистрации, а это значит, что я определенно облажался.

– Не проблема, Кип. Я плачу тебе большие деньги, чтобы ты мог мной командовать, верно?

Мы оба смеемся, но мы также оба знаем, что я только что напомнил ему, что это я ему плачу. А не наоборот.

Он хлопает меня по спине, и у меня стучат зубы. Он важный человек.

– Следуй за мной. Давай поболтаем в конференц-зале. Поздравляю тебя с победой в эти выходные. В этом году ты отлично справляешься.

В моем возрасте я не имею права выигрывать столько турниров, сколько выиграл в этом сезоне. Я должен катиться под откос, но прямо сейчас звезды сошлись. И «Трехкратный чемпион мира» звучит намного лучше, чем «Двукратный чемпион мира». И три золотые пряжки на моей полке будут смотреться лучше, чем две.

– Иногда звезды сходятся. – Я улыбаюсь ему, пока он ведет меня в комнату, где стоит длинный стол, окруженный обычными черными офисными стульями, на одном из которых сидит обычный мужчина. Каштановые, коротко подстриженные волосы. Карие глаза. Серый костюм. Скучающее выражение лица. Ухоженные ногти. Мягкие руки. Городской парень.

Рядом с ним сидит женщина, которая совсем не выглядит обычной. Темно-каштановые волосы, отливающие цветом красного дерева, когда на них попадает солнце, скручены в тугой пучок на макушке. Очки в черной оправе кажутся слишком большими для ее изящного кукольного личика. Почти чрезмерно пухлые губы слегка изогнуты и накрашены розовой помадой, что странным образом делает ее образ цельным и гармоничным.

Ее рубашка цвета слоновой кости застегнута на все пуговицы, кружевная отделка туго обтягивает горло. Руки скрещены на груди в защитном жесте, а сверкающие шоколадные глаза ничего не выражают, когда она оценивающе смотрит на меня поверх очков.

Мне хватает ума не судить о книге по обложке. Но слово «напряженная» мелькает у меня в голове, пока я оцениваю ее в ответ.

– Присаживайся, Ретт. – Кип выдвигает стул на месте прямо напротив женщины и плавно опускается на сиденье рядом с моим, прежде чем сцепить пальцы под подбородком.

Я сажусь на стул и отталкиваюсь от стола, закидывая ногу на колено.

– Хорошо. Отшлепай меня, чтобы я мог пойти домой, Кип. Я устал.

Кип приподнимает бровь и внимательно смотрит на меня.

– Мне не нужно тебя шлепать. Ты официально потерял спонсорство «Дэйри Кинг», и я думаю, что это достаточно плохо.

Я откидываюсь на спинку, и моя шея краснеет. То же самое ощущение, что и в детстве, когда попадаешь в беду. Пропустил комендантский час. Прыгнул с моста с большими детьми, когда не следовало этого делать. Вторгся на ферму Янсенов. Всегда что-то было. Я никогда не был не в беде. Но это совсем другое. Это не детские забавы и игры. Это мой заработок.

– Ты, должно быть, шутишь надо мной.

– Я бы не стал шутить по этому поводу, Ретт. – Стиснув губы, он пожимает плечами. Взгляд говорит: «Я не злюсь, я разочарован». И я ненавижу это различие, потому что в глубине души я терпеть не могу подводить людей. Когда они злятся, это значит, что они заботятся о тебе. Хотят для тебя лучшего. Знают, что ты способен на большее. Когда они так безразличны, это выглядит так, будто бы они ожидали, что ты все испортишь.

Вот почему я всегда говорю, что мне все равно, что люди думают обо мне. Чтобы у них не было возможности заставить меня чувствовать себя так – очевидно, это не работает.

Я ерзаю на своем месте, бросая взгляд на двух других людей в комнате. У парня хватает здравого смысла посмотреть на бумаги перед собой.

Но молодая женщина удерживает мой взгляд. То же самое непоколебимое выражение на ее лице. И почему-то я просто знаю, что она осуждает меня.

Я провожу рукой по рту и прочищаю горло.

– Ну и как нам их вернуть?

Кип откидывается назад с глубоким вздохом, постукивая пальцами по подлокотникам кресла, в котором сидит.

– Я не уверен, что мы сможем. На самом деле я думаю, что нам, возможно, стоит сосредоточиться на контроле ущерба. Надеюсь, другие спонсоры не уйдут. «Вранглер». «Ариат» ^[10]. Это компании, которые знают свою клиентуру. И их клиентура – люди, которых ты разозлил. Не говоря уже о том, что ударить человека с включенной камерой – пиар-кошмар.

Я задираю голову, смотрю на потолок и громко сглатываю.

– Кто знал, что не любить молоко – преступление? И этот парень заслужил, чтобы ему вправили челюсть.

Женщина напротив издает легкий смешок, и я поворачиваю голову к ней. И снова она не отводит взгляда. На что, черт возьми, она уставилась?

Она просто ухмыляется. Как будто то, что я остался без многомиллионного спонсорства, это смешно. Я устал. У меня все болит. Мое терпение на пределе. Но я джентльмен, поэтому провожу языком по передним зубам и снова сосредотачиваюсь на Кипе.

– Если бы эта камера не снимала, все было бы в порядке. Но не стоит вслух говорить о нападении на кого-то. Я надрывал задницу, чтобы удержать этого ублюдка от предъявления обвинений.

Я закатываю глаза. Я почти уверен, что «надрывал задницу» значит «потратил кучу твоих кровно заработанных денег, чтобы заткнуть этому парню рот».

– Почему камера вообще вращалась? Это было подстроено?

Кип вздыхает и качает головой.

– Это уже не имеет значения, правда? Ущерб нанесен.

– Дерьмо. – Я стону и позволяю своим глазам на мгновение закрыться, пока двигаю плечами, оценивая, насколько болит правое. Мое приземление в последнем заезде не было идеальным. Слез как начинающий.

– Итак, у меня есть план.

Я смотрю на Кипа сквозь полуприкрытые веки.

– Я уже ненавижу его.

Он смеется. И улыбается. Потому что этот ублюдок знает, что держит меня в ежовых рукавицах. Мы оба знаем, что мои дни сочтены. Я совершил ошибку, сказав ему, что моей семье нужно больше денег, чтобы содержать ранчо в долгосрочной перспективе. Я сделаю то, что нужно, чтобы комфортно жить где-нибудь на нашей земле, а затем стану работать со своим старшим братом Кейдом, чтобы поддерживать ранчо «Колодец желаний» в должном состоянии.

То, что нужно сделать для семьи. Все, что нужно.

– Прекрасно. Мы оба знаем, что ты все равно это сделаешь.

Я свирепо смотрю на него. Что за придурок.

Кип жестом указывает через стол.

– Это Саммер. Она новенькая в команде. Была здесь стажером в течение нескольких лет. Она также твоя новая тень.

Я хмурю брови и морщу нос. Потому что этот план уже пахнет дерьмом.

– Подробнее.

– В течение следующих двух месяцев, вплоть до окончания чемпионата мира в Лас-Вегасе, она будет работать твоим ассистентом. Тебе нужен представитель для связи со СМИ. Кто-то, кто понимает общественное восприятие и может помочь тебе отшлифовать имидж. Вы двое обсудите и разработаете план. А потом она посоветуется со мной, чтобы я не придушил тебя за то, что ты такой огромный придурок. Я уверен, что она сможет помочь тебе и с любой другой административной работой, если это понадобится. Но в основном она будет рядом, чтобы присматривать за тобой и уберечь тебя от неприятностей.

Я бросаю взгляд на женщину, и она кивает, совершенно не выглядя встревоженной этим предложением.

– Теперь я уверен, что ты шутишь. Потому что ты ни за что не назначил бы мужчине моего возраста разрекламированную няню. Это просто оскорбительно, Кип.

Я хочу, чтобы он расхохотался и сказал мне, что это и правда шутка.

Но он этого не делает. Он просто смотрит на меня в ответ так же, как эта женщина, давая мне время осознать то, что он уже решил за меня.

– Да ну на хрен. – Я недоверчиво смеюсь и сажусь прямее, чтобы осмотреть комнату в поисках какого-нибудь доказательства того, что все это отличный веселый розыгрыш. Что-то, во что мои братья наверняка втянули бы меня.

Но единственное, что я получаю, – еще больше тишины.

Это не тренировка, не шутка. Это дурацкий кошмар.

– Нет, спасибо. Я выбираю этого парня. – Я указываю на сидящего за столом мужчину. Того, что даже не может посмотреть мне в глаза. Он идеально подойдет мне, чтобы притвориться, что его не существует. Не эта напряженная властная стерва, которая пялится на меня, как на тупую деревенщину.

Кип снова складывает руки домиком и скрещивает ноги.

– Нет.

– Нет? – В моем голосе звучит недоверие. – Я плачу тебе, а не наоборот.

– Тогда найди кого-нибудь другого, кто исправит этот дерьмовый шторм лучше, чем я. Только помни, что на кону будущее вашей семейной фермы.

Жар разливается по моим щекам, едва тронутым щетиной. И на этот раз я совершенно лишаюсь дара речи.

Молоко. Я уничтожен гребаным молоком.

Лист простой белой бумаги скользит ко мне с другого конца стола. Бежевые отполированные ногти дважды стучат по нему. Ханжа.

– Напиши здесь свой адрес, пожалуйста.

– Мой адрес? – Я смотрю вверх, чтобы встретиться с ее взглядом.

– Да. Место, где ты живешь. – Клянусь, у нее дергается щека. Это чертовски грубо.

Я поворачиваюсь к Кипу.

– Почему я должен давать свой адрес этой девчонке?

Он улыбается и тянется вперед, чтобы похлопать меня по плечу.

– Ты не Питер Пэн, Ретт. Ты не потеряешь свою тень. Не в ближайшие два месяца.