Сделав пометку в блокноте, Литвиненко затем принял доклад группы, которая вернулась из Пушкино. Дальние родственники понятия не имели о том, где находится Баринов. Их последняя встреча состоялась больше года назад, с тех пор они даже не перезванивались. Не поступало вестей и от сотрудников, наблюдавших за служебной квартирой депутата Кузина. Виртуозы из «Атолла» поставили «жучков» на депутатские телефоны в Госдуме, но ценность подслушанных разговоров пока тоже равнялась нулю.

В половине второго объявился Бадри.

– Ищем, – одним словом ответил ему Литвиненко, не успел он открыть рот.

– От суток меньше половины осталось, – напомнил друг олигарха.

– Речь была о двух.

– Ты говорил, двое – это максимум.

– Бадри, надо потерпеть, – твердо сказал подполковник.

– Ладно, ты специалист, тебе виднее. Борис места себе не находит, так что сильно постарайтесь, – и партнер Березовского тихо притворил за собой дверь.

Выпив еще кофе, Литвиненко вызвал машину службы безопасности «ЛогоВАЗа» и назвал водителю адрес редакции «Гудка» в Вознесенском переулке. Вторая машина с двумя людьми выехала в Коньково.

Вячеслав Игрунов, депутат Госдумы от партии «Яблоко», смотрел на Андрея с плохо скрытым оттенком презрения. Андрею на всё его презрение было плевать. Он повидал немало депутатов на своем коротком веку и не испытывал трепета ни перед кем из них.

– Двести тысяч долларов?

– Ни центом меньше. Торговаться не будем.

Депутат скривился.

– Вы имеете представление…

– Имею, – оборвал его Андрей. – Ваш ролик с плясками в народном стиле стоил не меньше, если учесть оплату эфира. А вреда принес гораздо больше³⁶.

Екатерина дернулась, собираясь что-то возразить.

– Я был против него, – неожиданно мирно отреагировал Игрунов.

– Приятно познакомиться с умным человеком.

Все трое заседали в кафе, находившемся в переулке между Тверской и Большой Дмитровкой. С журналисткой Андрей встретился двумя часами ранее на Садовнической набережной. Там, в старинном здании со стенами, наверное, метровой толщины, арендовала помещение студия звукозаписи, хозяина которой знала Екатерина. Это был глубоко аполитичный человек, живший исключительно музыкой. Он, возможно, вполне серьезно полагал, что в Кремле до сих пор обитает Горбачев.

На его оборудовании были сделаны две неполные копии тайного разговора Лебедя и Зюганова, которые обрывались на словах главного коммуниста о ширме для банкиров. Сам музыкант интереса к кассете не проявил, рассеянно поблагодарив гостей за бутылку хорошего греческого коньяка. Ее на европейское Рождество вручил Екатерине предприниматель, друживший с авторской телепрограммой. «Моя инвестиция», – так она прокомментировала этот взнос.

Теперь одна копия лежала в портфеле у Игрунова и предназначалась для лидера его партии.

– Вячеслав Владимирович, – наконец, решила высказаться Екатерина, – вы политик. А политик руководствуется целесообразностью.

– Да, Катя, и мне в ряде случаев это глубоко неприятно. Сейчас тот самый случай, – вздохнул депутат. – Я прекрасно понимаю, кто победит, если проиграют и Зюганов, и Лебедь. Это не выход для страны.

– Зюганов заодно с Лебедем являются выходом? – спросил Андрей.

Игрунов печально поглядел на него.

– Они тем более не выход. Начнут с передела всего и вся, а закончат тем, что сцепятся друг с другом.

В кафе играла веселая музыка, в колонках пел, кажется, Агутин. Или Киркоров. Андрей плохо ориентировался в современной российской эстраде. Окна были украшены бумажными снежинками, над стойкой висели и переливались гирлянды. Новый год в предвыборной Москве продолжался несмотря ни на что.

– Я в июне ушел с телевидения, потому что не хотел врать, – вдруг сказал Андрей и сам удивился своему позыву.

Депутат, наверное, тоже удивился, потому что посмотрел на него с каким-то новым интересом.

– Я даже голосовал за Зюганова из чувства протеста, – продолжал экс-редактор. – А сейчас понимаю, что был не прав. Конечно, нас специально загнали в ситуацию выбора из двух зол. Но выбирать-то действительно надо меньшее, потому что большее еще хуже.

– Вами движут идейные соображения, кроме финансовых?

В голосе депутата Андрей почуял иронию, но не злую.

– Знаете, я всё пытаюсь их как-то совместить, – откровенно ответил он.

Смех, раздавшийся за их столиком, заставил журналистку вздрогнуть. Отсмеявшись вволю, ее старый знакомый принял невозмутимый вид.

– Катя, ваш отец порвал с политикой в октябре девяносто третьего. Он как раз не считал, что в ней все средства хороши. Я его уважаю и поэтому выслушал всё то, что мне говорил ваш друг.

– Вячеслав Владимирович, это на самом деле важно…

– Дайте закончить. Черномырдин и Чубайс для меня почти ничем не лучше Зюганова и Лебедя. Эту новую пиночетовщину³⁷ во имя светлого будущего я раскусил еще в девяносто первом. Но вашу просьбу я выполню, кассета сегодня же будет у Григория. Решение за ним.

– Спасибо, – сказала Екатерина. – Я сама вас найду.

Парламентарий из «Яблока» улыбнулся.

– Как диссидент со стажем, я вас понимаю. Звоните мне домой после девяти вечера или с семи до восьми утра. Если не застанете утром, связывайтесь с моей помощницей в Госдуме. Ее зовут Марина, она разыщет меня. Тогда просто наберете рабочий номер повторно, где-то через полчаса. Только этот вариант – крайний. Не очень я доверяю думским телефонам…

Расширенное заседание предвыборного штаба на Старой площади продолжалось второй час. Неугомонный Борис Абрамович терпеть не мог долгие доклады и прения, а сегодняшнее обязательное мероприятие, к тому же, напомнило ему пережитое в молодости. Он так и этак поворачивался на своем стуле, трогал себя на нос, приглаживал остатки волос на затылке, играл бровями и подкатывал глаза к потолку. В конце концов, исполняющий обязанности президента не выдержал и метнул гневный взгляд в его сторону, но ничего не сказал.

Докладывал член правления «Газпрома», прилежно читавший по бумажке. По его словам, организационная работа велась согласно плану-графику, поголовная мобилизация трудовых коллективов, а также членов семей была гарантирована. Березовский мысленно отметил, что поголовная мобилизация еще не означает поголовного голосования за правильного кандидата. Судя по выражению лица, премьер-министр думал примерно о том же. Олигарх успел хорошо изучить его мимику за период совместной деятельности…

За многословным членом правления настал черед контрольного управления. Эту часть президентской администрации сегодня представлял не руководитель, а зам. Блондин невысокого роста, с тихим голосом, заговорил тоже без особого выражения и пафоса, но Черномырдин сразу перебил его.

– А где Алексей Леонидович?

– Он приболел. Возможно, грипп, – ответил заместитель.

Березовский знал его. Он был из питерских, Кудрин взял его к себе после того, как Собчак прошлым летом неожиданно продул выборы мэра. И они собираются построить всех губернаторов, включая матерых тяжеловесов? Ну-ну.

Тем временем заместитель Кудрина изложил суть предстоящих действий по организации голосования на местах. Выглядело всё в принципе толково, но олигарх знал, как сложно найти верные подходы к тем, кто реально правит огромной Россией вдали от ее сумрачной и суетной столицы.

– Плотнее работайте с силовым блоком, – буркнул премьер. – Начальник ваш пусть выздоравливает поскорее.

Далее очередь дошла до Игоря Малашенко с НТВ. К нему, как и к хозяину его канала, Борис Абрамович относился прохладно. Гусинский³⁸ держался крайне независимо, себя считал натурой интеллектуальной и даже артистической, вокруг него увивались журналисты и прочие творческие личности. Березовского же, несмотря на его богатство, вся эта беспокойная свора скорее недолюбливала.

Выступление телевизионного начальника свелось к тому, что на финишном этапе следует усилить огонь по Зюганову. Уже были готовы и проходили тестирование в заранее подобранных фокус-группах зловещие ролики, подчеркивающие историческую параллель «1917-1997». Смысл в них заложили простой: коммунизм – это кровь и смерть. Использовались как архивные, так и постановочные кадры массовых расстрелов, труда заключенных в ГУЛАГе, грабежа и взрывов церквей. Была также применена суперсовременная компьютерная графика.

Звуковые версии роликов планировали запустить в эфир основных радиостанций. В той же стилистике лучшие дизайнеры изготовили плакаты и баннеры, будто запачканные кровью. Кровь на них стекала с зазубренного серпа и молота, слоган гласил: «Никогда больше!» Образцы были тут же продемонстрированы штабу, и даже циничному Борису Абрамовичу сделалось слегка не по себе.

Эту презентацию от Малашенко дополнила Татьяна Борисовна, скорее из уважения к покойному Борису Николаевичу включенная в идеологический блок. Она поведала всей аудитории, что сегодня надежная типография начнет печатать тираж второго спецвыпуска газеты «Не дай Бог-2»³⁹. Первый выпуск разошелся на новогодних каникулах и, как уверяла любимая дочь Ельцина, произвел мощнейший эффект.

– Господи, кого они убеждают? Сами себя? – вслух пробормотал Березовский.

Татьяна, по его мнению, утратила адекватность после смерти отца. Будь его воля, Борис Абрамович отстранил бы ее от любых дел штаба. Возрожденная газета «Не дай Бог» представлялась олигарху сплошной большой ошибкой. Первый номер, которым так гордились его творцы и распространители, шокировал публику не в самом желательном смысле. Его передовица называлась без затей: «Обосрался».

Она была посвящена проигрышу Зюганова на летних выборах, и ее автор излил на главного коммуниста щедрый запас желчи и злобы, комментируя отказ Геннадия Андреевича оспорить результаты голосования. Фотоколлаж изображал председателя ЦК, обильно измазанного желтовато-коричневой субстанцией. Здесь же на всю его партию оптом был навешен ярлык «желто-коричневые».

Перед заседанием Березовскому принесли свежие данные опросов, проведенных социологами не для печати. Из них было видно, что благодаря классной, по собственному выражению Татьяны Борисовны, газете возрос только уровень народного сочувствия к кандидату Зюганову…

– Борис Абрамович, вы хотели добавить?

Олигарх отрешился от медитации. Пока он оставался наедине с горькими мыслями, эстафету ведения заседания принял глава президентской администрации.

– Анатолий Борисович, мы не слишком увлекаемся коммунистами?

Чубайс, после кончины Ельцина ставший мишенью номер один для всех красных и в речах Зюганова превратившийся в «рыжего кардинала», даже привстал перед микрофоном. В его глазах зажегся хорошо знакомый оппонентам огонек. В голосе появились стальные нотки.

– Мы действуем по общему плану, принятому нами на старте кампании. В данных условиях результат может дать только он. Или произошло что-то, радикально меняющее ситуацию?

– Мы недооцениваем Лебедя, – обозначил свою позицию Березовский.

Ах, если бы у него была эта проклятая кассета! Тогда они беседовали бы не здесь, не при этом скопище посторонних людей. И премьер не встал бы и не убыл через заднюю дверь, бросив остальных ковыряться в деталях.

– Ценю ваше беспокойство, но оснований для повышенной тревоги пока нет, – то ли с издевкой, то ли без нее заметил Чубайс.

Заместитель секретаря Совета безопасности не стал спорить. Он кивнул и так же, как его номинальный шеф Иван Рыбкин, сидевший рядом, принялся рисовать в блокноте. Татьяна Дьяченко, не тратя времени даром, завела речь о необходимости безотлагательно объявить первое февраля днем памяти первого президента⁴⁰.

– Такое решение, оформленное указом Виктора Степановича, окажет мобилизующее воздействие на электорат непосредственно перед выборами, – привела она потрясающее обоснование.

Борис Абрамович надавил на карандаш так, что грифель чуть не сломался.