– Ох, милая, скажу прямо, слуга из тебя выйдет отвратительная. Кланяться у тебя совсем не выходит, – звенящий смех госпожи разлетелся по прихожей, и она опасливо прикрыла ладонью рот, боясь, что кого-то разбудила. – Но ты будешь нашей помощницей, Эннилейн со всем уже не справляется.

– Да, госпожа, как скажете.

– Немного странно, когда тебя называют госпожой, а смотрят вот так, сверху вниз! – женщина вновь рассмеялась. – Ну, и глаза у тебя, милая! Жуть!

Эйверин улыбнулась и поспешила спуститься со второго этажа. Госпожа ей нравилась все больше и больше. Многие пугались глаз Эйверин, а госпожа Кватерляйн вот так, без обиняков, назвала их жуткими и рассмеялась. Честные люди дорогого стоят.

– Итак, – госпожа распахнула парадную дверь одной рукой, а другой натянула на голову шляпу с огромной мохнатой совой. – Эннилейн на кухне справляется прекрасно, а вот до клумбы чудные ручки ее порой не доходят. – Ну, ты где там?

– Секунду, – Эйви натягивала старые отцовские сапоги и не поспевала за столь стремительной хозяйкой.

– Детка, не забудь надеть пальто, да, вон там, на вешалке. Ох, я купила тебе новые ботинки, эту рвань давно пора выбросить!

– Нет! – решительно воскликнула Эйверин и тут же раздосадовано замолчала. Нельзя так с господами, нельзя!

Госпожа обернулась, прищурившись посмотрела на девочку, и взмахнула рукой:

– Тогда починим, без проблем. Пока надень удобные ботинки, а сапоги тебе вернут завтра, идет?

Эйверин благодарно кивнула и натянула миниатюрные коричневые ботинки с потрясающими ленточками. Конечно, в них будет куда удобнее, чем в отцовских сапогах, но могут ли похвастаться эти ботиночку своей историей? В вещах без истории нет души. К ним очень трудно привязаться.

Эйви вышла за дверь и успела увидеть только край платья, исчезнувшего за углом дома.

– Ну, где же ты?! – позвала неугомонная госпожа, и Эйверин кинулась по усыпанной красным песком дорожке к ней. Крикуну пробежка не понравилась, и он когтями вцепился в голову девочки.

– Ох, у тебя еще и белка! – госпожа расхохоталась, и бледные щеки ее покраснели. – Ты все больше и больше меня удивляешь, милая! Итак, видишь эти клумбы? Каждое утро мы высаживаем цветы от госпожи Полуночи, не пугайся, они все в горшках, нужно лишь опустить их в свои лунки, а к ночи убрать. Видишь, там сарайчик за домом? Вот туда мы все и отвозим. А деревья и кусты накрываются стеклянными колпаками, они довольно тяжелые, поэтому это забота Дьяре, не твоя. Признаю, это моя прихоть. – госпожа пожала плечами и рассмеялась. – Да, я та еще сумасбродка, честно тебе говорю! Не могу жить без цветов совершенно! У Дьяре на них жуткая аллергия, в дом ничего не утащить. Но вот это… Это я могу себе позволить, да! Посмотри на эти пионы! Разве они не прекрасны? А тот куст с розами, видишь? Да, желтые возле забора! Я за ними ухаживаю сама, хоть и колются они жутко. Вон там, возле калитки, мои любимицы, гортензии. Возле яблони астры, с ними любит повозиться Эннилейн. Вон там, в стеклянной клумбе, лилии. Это любимые цветы моего сына, Бэрри. Я уверена, с ним ты скоро познакомишься, – лицо госпожи Кватерляйн на миг посерело, глаза потухли, но она тут же встрепенулась и махнула рукой в другую часть сада, – Аромат идет от сирени и черемухи, они потрясающе пахучи! Возле тропинок тропинки фуксии и ирисы. На заборе клематис и глициния. Все запомнила? Госпожа Полночь выращивает в оранжерее цветы, которым не страшны ни морозы, ни дожди. Говорят, они и жаркое солнце выносят, но где взять в этом городе солнце, да? Вечные тучи да туман, эх… А вот он уж для них опасен, очень опасен. Поэтому приходится нам каждый вечер их прятать. Порой даже удается протащить что-нибудь в гостиную. Дьяре только запирается у себя и кричит, что мы с Эннилейн бездушные дамочки, – женщина фыркнула и задумчиво уставилась на дом. – Ох, все так замечательно, всегда очень трудно уходить, но дела, дела! – госпожа Кватерляйн суетливо приподняла юбку. – Сегодня я все высадила, как видишь, а ты теперь пойдешь в город торговать медом, идет?

Эйверин попятилась и едва не упала. Она ожидала тяжкой физической работы, но продавать?! Придется же говорить с людьми, завлекать их, может быть, даже шутить?! А это уже совсем не в ее в характере.

– Ох, точно-точно! Мы еще с тобой не сходили в Дом Господ. Сущая формальность, но я официально должна тебя купить. Прости, милая, но они обстригут твои волосы. Очень коротко, конечно, я не дам им этого сделать. Только до плеч, идет?

– Длинные волосы – только для госпожей, я это знаю, – Эйви поклонилась.

– Ой, да перестань ты! И называй меня Дада, если хочешь. И на «ты», конечно. Я думала, ты уже поняла, что попала не в рабство, милая! К чему мямлить? Все хорошо, видишь? Бери зверька и бегом на остановку трамваев! Мы должны успеть. Кстати, я тебе купила такую потрясающую шляпку-канотье! Ты и так красавица, а в ней вообще будешь неотразима! Как вернемся, обязательно примеришь, она подойдет под новое пальто!

Эйви, улыбаясь, как ребенок, шла за госпожой по тропинке, и все время боялась спугнуть удачу. Какая разница, что ей придется делать, если на голове ее будет прекрасная шляпка? Оказалось, когда полон живот, можно радоваться всяким мелочам и чувствовать себя абсолютно счастливой.

Трамвайная остановка с кожаными лавками и автоматом, подающим кофе, пустовала. Госпожа Кватерляйн подошла к столбу и опустила тонкий рычаг, с надписью «К Дому Господ»

– В эту сторону вообще редко кто ездит, – пояснила она. – Ты когда-нибудь каталась на трамваях?

Эйви покачала головой.

Госпожа Кватерляйн всплеснула руками так, что тяжелая шляпа едва не слетела с головы.

– Милая, я ведь совершенно о тебе ничего не знаю! Так не пойдет. Меня зовут Дарина, но все друзья зовут Дадой, так мне привычнее. Ну, что скажешь? Я Дада, а ты…?

– Эйверин. Эйверин Бордерхауз, госпожа, – Эйви тепло улыбнулась, как не улыбалась с малых лет. – Дада.

– Какое прекрасное имя! Но не из наших краев. Расскажешь мне, откуда ты?

Эйви закусила верхнюю губу и мотнула головой.

– Нет, Дада. Я не хочу.

Девочка испугалась, что повиснет долгое молчание, и в этой напряженной тишине ей придется хоть что-нибудь сказать, но из-за угла вывернул красный трамвайчик и бодро покатил к ним.

– Ну, твое дело! – госпожа Кватерляйн буквально подпрыгнула с лавки и всучила шляпу в руки Эйви. – Вот, держи. Слугам позволяют ездить на трамваях только если господам без них не справиться, а у меня такая тяжелая шляпа, что ужа-а-ас!

Трамвай остановился, из него тут же выскочил контролер в синей жилетке и черном цилиндре, низко поклонился госпоже Кватерляйн и подал ей руку. Когда она зашла по раскладным ступенькам в салон, контролер мягко сказал:

– Госпожа, вы забыли забрать у слуги шляпку.

– О, простите, я такая рассеянная! – Дада деланно расхохоталась и поиграла бровями, требовательно глядя на Эйви. – Я забыла забрать у нее шляпку, потому что она едет со мной!

Девочка взбежала по ступенькам и уселась на мягкий пуфик подле госпожи. На контролера она старалась не смотреть. И правильно делала, потому что он обвел ее критикующим взглядом и, брезгливо поджав губы, спросил:

– Вы уверены, что это…необходимо?

– Хм, Эрбет, если я не ошибаюсь? Вы что, не видите, как тонка моя шея? Я совершенно точно не смогу таскать эту чрезвычайно тяжелую шляпу на голове целый день. А руки мои еще слабее шеи, да-да. Так что отдавайте команду водителю, и поедем! Мы ужасно спешим.

Госпожа ласково улыбнулась контролеру, и тот, не в силах ей больше противиться, выписал два билета: один золотой, с красным тиснением, а другой из серой блеклой бумаги.

Эйви повела носом: резкий запах горючего смешался со сладковатым ароматом искусственных цветов, расставленных у каждого сидения. Девочка уставилась в потолок, и, прикинув, что в салоне могли бы поместиться два дяди Чичу, если бы один решил влезть другому на плечи, восхищенно вздохнула. Видимо, господам везде нужно много простора, чтобы их самолюбие ни в коем случае не было ущемлено.

Трамвайчик скользил по широким проспектам и площадям, и, наконец, свернул к улице, которую звали Узкой. Что ж, не зря ей дали такое имя. Они ехали настолько близко к домам, что Эйви всерьез обеспокоилась судьбой глянцевых боков трамвая – не оставят ли царапин грубые кирпичи?

Преодолев Узкую улицу, трамвайчик остановился, леди Кватерляйн ослепительно улыбнулась контролеру и выскочила на улицу. Эйверин, спотыкаясь, поспешила за ней. Все-таки, девочка еще не привыкла к тому, что оказаться на противоположном крае города можно вот так вот просто – сел, и ноги не мерзнут, и даже спина не успевает устать. Да и времени тратишь втрое меньше.

– Ну, милая, вот и Дом Господ. Ох, терпеть его не могу. Там такая теснота внутри!

Эйверин недоверчиво покосилась на госпожу: теснота внутри дома, что занимает почти всю площадь?

Но Даде некогда было ловить взгляды девочки: она уже решительным жестом натянула на голову шляпу, подобрала широкие полы платья и поспешила вверх по мраморным ступеням.

– Ну же, Эйви! Нас ждать никто не будет! – прикрикнула она, не оборачиваясь.

Эйверин кинулась следом и едва успела нагнать госпожу, когда высокие кованые двери отворились. Так много раз девочка гадала, что же внутри главного дома города Сорок восемь, а теперь недоумевала, глядя на серую стену.

Над их головами пробасил механический голос:

– Представьтесь, госпожа.

– Дарина Кватерляйн, положение два – ноль – четыре, улица Гимили, дом семнадцать.

– Замечательно, госпожа. Цель вашего визита?

– Регистрация слуги, Эйверин Бордерхауз.

– Заявка принята. Вы получите ответ через двадцать-девятнадцать-восемнадцать-семнадцать…

– Милая, тебе лучше стать рядом со мной. Да, вот тут, умница.

– Пять, четыре, три, две…

Ступень под ногами госпожи Кватерляйн и Эйверин пошатнулась и медленно поехала вперед. В стене появилась узкая, едва вмещающая двух худощавых человек, кабина. Ступенька ввезла госпожу и Эйви внутрь, и за их спинами сразу же возникла четвертая стена.

– Видишь, милая, я говорила, что тут ужасно тесно, – госпожа достала веер из широкого рукава и передала его девочке. – Да не на меня, хорошая. Я к этой духоте привыкла. Часто тут бываю. Себя обмахивай, себя.

Кабина завибрировала и рванула вперед с такой скоростью, что Эйви откинуло к задней стенке. Госпожа Кватерляйн устояла и лишь сочувственно улыбнулась девочке. И вновь раздался механический голос:

– Вашим вопросом будет заниматься Сайде Мос, при неудовлетворенности обслуживанием вы вправе вызвать главного по отделу.

Кабинка остановилась, ее передняя стенка резко отъехала вбок. Госпожа Кватерляйн и Эйви чуть не врезались в дубовый стол с табличкой «С.М., слуги и прочие мелкие дела». Из-за таблички выглядывала женщина пышных форм в бордовом бархатном костюме. Она медленно почесала второй, а то и третий подбородок, разобрать было трудно, и взяла в руку толстый свиток.

– Имя слуги? – неожиданно высоким голосом спросила Сайде.

– Эйверин Бордерхауз.

– У нее больше нет имени.

– Имя родителей слуги?

Эйверин сглотнула и поерзала.

– Имя родителей слуги? – громче спросила Сайде Мос.

Голос Эйви дрогнул, но она четко выговорила:

– Эдуард Гейз и Эмили Портер, – девочка прижала руку к груди, в кабинке и правда стало невыносимо душно.

– Теперь у нее нет родителей. Место рождения слуги?

Эйви, ища помощи, взглянула на госпожу, но та лишь сжала ее плечо, пытаясь приободрить.

– Кадрас, Синие Горы.

– Теперь у слуги нет места рождения. Волосы, пожалуйста. Госпожа может регулировать длину. – С. М. показала на боковую стенку, и там сверкнуло лезвие.

Дада взяла его и ровно отрезала темные волосы Эйви, которые тут же с глухим стуком упали на пол. Девочка удивленно вздохнула: она явно недооценивала их тяжесть.