– Зато ты не меняешься. У тебя даже во сне шрам от ожога остался на месте, – подметил внимательный взор Алёниных снова бездонно-зелёных глаз. – И ты довольно неплохо сложен. Или это моё воображение?

Вова казался в ночи выплавленным, вылитым из металла.

– Ты фантазируешь. В реальности я старый лысый толстый алкаш.

– Точно! Как я могла забыть. Пошли, пройдёмся.

– Пошли.

Он последовал бродить за ней по просоленной кромке воды до края крыши, где неведомая могучая сила ровно делила стихии пополам. Океан стоял безмятежной, мирной стеной, спокойно впуская в свои воды едущие где-то внизу одинокие автомобили, дальнейший свой вояж совершающие уже в качестве субмарин, равно как и гуляющих прохожих, становящихся в момент погружения в океан глубинными ныряльщиками, ищущими жемчуг упавших звёзд.

– Это какое-то конкретное место? Судя по тем двум пальмам.

Вова кивнул на высокие, гибкие деревья, мгновенно проросшие за спиной и разбавившие прибрежно-высотный пейзаж своей величавой тропической стройностью. Верхушки их были увенчаны широкими листьями-лопастями, а меж стволов был с ленивым прогибом натянут везде уместный гамак, манящий качественным бездельем враскачку. Смущённо смотрели в океан пальмы, будто стесняясь в воду войти, лишь аккуратно прикасаясь корнями к кружевам ухаживающих волн.

– Да, есть такое место. Надеюсь, смогу тебе его когда-нибудь показать, – тепло произнесла Алёна, прогулявшись до пальм и изящными стопами оставляя следы на мокром песке, в лебяжью грацию форм которых заливалась луна.

Украдкой дотронувшись до упругой коры деревьев, точно к приятным воспоминаниям прикоснувшись, она села на край парапета, почти полностью погруженного в сыпучий песок, облокотившись спиной на пальму, и волны, шепчась, нежно кутали ноги. Эротично-томный, приглушённый лоск гладкости женского тела и скользящих по нему капель сделались единым целым. Вова сел рядом.

Тёплое морское молчание сидело между ними и, так же как люди, просто болтало ногами во вьющейся, резвящейся воде.

– Море и правда может успокоить шрамы, – вспомнил слова Алёны Вова.

– Ага… Как хорошо здесь, – Алёна провела ножкой по океану.

– Жаль, это лишь сон, – ответил Вова, пересыпая горсть песка из ладони в ладонь, точно пытаясь укротить время.

– Но это хороший сон.

– Хороший.

– Хочется остаться здесь навсегда.

– Ну да, – согласился он. – Не делить недели на дни, а годы на месяцы. Давать друг другу друг друга взаймы и всё равно оставаться вместе. Даже в рифму получилось.

Она лишь жемчужно улыбнулась и взяла его за руку. Он мягко сжал её нежную ладонь в ответ.

– Мы же запоминаем сны. Сон может быть хорошим воспоминанием. А, как я поняла, у тебя с этим дефицит. Пусть у нас на двоих будет что-то светлое, согревающее, лёгкое и приятное. И только для нас двоих.

Вова улыбнулся. Как-то по-летнему тепло, точно в сердце был июль.

– Пусть.

Взгляды ребят пленили огромные, поющие в небе киты. Они выпрыгивали из океана, подолгу паря в небесах, среди взбитых облаков и гроздей созвездий, и под аккомпанемент молчания улыбчивой луны шумно падали обратно в далёкие воды.

Алёна, сев ближе, положила голову Вове на плечо, и мокрые волосы её улеглись на его груди. Щелчком пальцев она наколдовала кальян. Забурлила в нём топкая ночь, далёкой небесной простыней Млечного Пути укутанная.

– Если во сне есть дым – это пустой сон.

– Так пишут в сонниках, читая которые можно умереть от тупости, – хихикнув и впустив немного сладкого дыма в лёгкие, Алёна аккуратно повела плечиками.

– Никогда не думала жить в месте, подобному этому? Дышать океаном, петь с китами, смотреть в глаза звёздам, – Вова обхватил колени, взор вознеся к листьям-лопастям пальм, покачивающихся парусами, обуздавшими тёплые игривые ветра.

– Всю жизнь думаю об этом. Но родители привили любовь к городу, к стране, к природе. К людям. Наверное, рай должен оставаться недостижимым. Непостижимым. Он должен рождать лишь верные устремления. Иногда и мечта должна оставаться лишь мечтой. Остаться не претворённой. Своей рукотворной недостижимостью двигая вперёд.

Вова ощутил прикосновение истины к сказанному Алёной. Истины, которой также чужда постижимость.

– Даже любимая мечта?

– Даже.

– Накатим за это?

– Да!

Рядом самым волшебным образом возникла откупоренная бутыль с изящно вытянутым горлышком, до краёв наполненная красным напитком, и два стройных фужера хрупкого стекла.

– И даже до ночного магаза бежать не нужно, – наигранно удивился Вова.

– Наливай, мужчина, – командовала Алёна, элитным жестом придав намерению серьёзности, зрелости и решимости.

– Так точно, женщина, – Вова разлил напиток в две изящные формы, безупречно солнечному нектару подходящие.

– Погоди, добавим ещё один ингредиент, – Алёна подушечкой пальца коснулась тончайшей окружности хрусталя, извлекая тонкую высокую ноту, разбежавшуюся сферой сразу во все стороны.

В каждом из краснощёких бокалов, пьяно ворковавших, появилось крохотное, полурастворённое солнце, некогда виноград взрастившее, а сейчас таящее в вине персональным, миниатюрным рассветом.

– Текила-санрайз с мякотью? – рассматривал распаляющийся мир напитка Вова.

– Что-то вроде. За нас.

– За нас.

Ребята выпили, часть растворённого светила с вином в себя пустив. Вкус его очаровал скопом все органы чувств, слившихся в экстазе воедино, точно тело упало в негу забродившей от любви южной ночи, нектар которой укутан созвездиями, волнами и тайнами.

– Ого. Это какое-то запредельное вино. Даже лучше, чем из твоих погребов. В нём точно только виноград и каталонское солнце?

– Ну… Есть там ещё один секретный ингредиент, – мигнула Алёна. – Во сне же можно.

– Я бы сказал что-то умное по этому поводу, но, возможно, ты права. Во сне можно. Даже бодяжить вино кокаином.

– Фи. Вообще-то я просто добавила кое-какое хорошее чувство. Чтобы солнце действительно было в груди.

– Тогда другое дело.

Ребята выпили ещё по глоточку, и Алёна, в странной поспешности небрежного движения поставив фужер, заявила:

– Всё, я готова, пошли плавать! – глаза её горели, а океан перед ней млел от вожделения молодое женское тело в себя принять.

Бёдра её раскачались торопливым маятником, и в одно мгновение она оказалась на самом краю крыши, сорвав с себя рубашку и швырнув её на бренный берег. Приглушённый свет очертил стройный силуэт её на полотне лунной дорожки, выбелевшей полосу воды до самого горизонта. Алёна сложила пальцы клином. Лёгкое упругое движение – и она вольной стрелой уже летела в воду.

– Бегущая по волнам, ты закрываешь глаза… – тихо нараспев произнёс Вова, глядя на вынырнувшую и веерно взмахнувшую волосами Алёну.

– Давай со мной, – манила она, подплыв к берегу.

– Давай.

Вова с короткого разбега по-хулигански плюхнулся в воду «бомбочкой», умудрившись сделать при этом два кувырка через голову и Алёну основательно забрызгав.

В прозрачной толще вод он увидел горящие окна здания, украшенного терновыми переплетениями кораллов, убегающие вниз, в глубину, точно вагоны поезда, летящего в сумеречную мглу ночи; разноцветье рыбьих косяков, меняющих направления, точно невесомая лёгкость беседы двух людей, знающих друг друга всю жизнь; гипнотизирующие переливы укротивших электричество угрей, извивающих упругие тела, и вереницу игривых и извечно счастливых дельфинов.

– Я так и знала, что так будет! – сетовала Алёна, смеясь и солёную воду с лица смахнув, едва Вова оказался на поверхности воды.

Они плыли, рассекая стройными молодыми горячими телами спокойствие океана, прочь от берега, двигая бликующие, перекликающиеся волны по лунной дорожке, покорив одновременно две стихии, – и воду, и воздух, и океан, и небо, скользя по их тонкой границе стихией пятой – энергией жизни. И там, где в воздухе поднимались крохотные бугорки воды, в другой стихии, глядящей снизу вверх и гладящей тела, наоборот, появлялись соразмерные впадинки – вдохи и выдохи океана.

Приноровившись к мерному шагу волн, рука Вовы иной раз касалась Алёниной при гребке, ни намёка на смущение при этом не вызывая. Обоюдное осознание нереальности происходящего двигало горизонты и сужало метровую разлуку между людьми. Алёнина ладонь ухватила Вовину, лаконичность движений сбив. Ребята остановились, просто держась наплаву, просто паря в океане.

– Устала?

– Нет, – улыбаясь, Алёна порхала в воде, незаметно оказываясь ближе к Вове с каждым плавно-кошачьим движением. Лоснился пошлинкой блеск её глаз.

Он плавно приближался к ней.

– Это же сон, тут многое можно, – мягко стелила слова в истоме она, положив руки ему на плечи.

– Можно, – нежно прошептал он.

Приоткрытые мокрые губы их двигались навстречу друг к другу, как вдруг внезапная, свирепая сила расколола океан. Прямо перед ребятами из воды вылетела громадина – синий кит устремился в мечтательные небеса, вскрикнувшую в воодушевлённом удивлении Алёну и рассмеявшегося Вову снопами брызг накрыв. Кит махал мощным хвостом и взлетал всё выше, а восторженные люди, пленённые предвзятым восприятием гравитации, за ним последовать не могли и лишь с улыбчивой ревностью к небесам полёт созерцали.

– Жаль, мы так не можем, – сетовала Алёна, голову к приглашающему, гостеприимному поднебесью вознеся.

– Разве? – сомневался Вова. – Смотри.

Он щёлкнул пальцами и начал медленно возвышаться из воды. Сначала голова, шея и плечи, а через мгновение он, расставив руки в стороны, освободил тело от объятий океана до пояса, ещё миг – и Вова полностью покинул воду, секрет открыв, – из океана его высвободил скат манта. Человек монументально стоял, блестя горделивой россыпью капель на теле, на спине всплывшего, прирученного морского дьявола.

– Я боюсь, он такой страшный… – Алёна сделала несколько опасливых гребков от чудного, устрашающего анфаса ската к нелогичному, не вяжущемуся с ним профилю.

– Конечно, это же манта, – бесстрашный Вова уселся на спину чёрно-белому обитателю глубин без малейшей опаски, с лёгкостью дьявола оседлав. – Давай!

Вова протянул руку Алёне. Она, вздохнув и плюнув на омрачающую любое начало неуверенность и напомнив себе о цене момента, который едва ли когда-нибудь повторится, протянула отрытую ладонь ему навстречу и через миг оказалась позади Вовы, крепкий замок рук на его животе сомкнув.

– А теперь давай полетаем, – Вова по-дружески хлопнул манта по упругой чёрной спине, и скат, махнув широкими крыльями, ретиво воспарил ввысь. – Держись крепче!

Они поднимались всё выше и выше, всё ближе и ближе к галактикам и другим планетам, к кометам и лунам. К небесным телам и их душам. Скат, махая опахально крыльями, в воздухе оказался не менее ловок, нежели в воде. Он нёс людей сквозь волокна спящих, дымчатых облаков, мягко подсвеченных сияниями и пронзаемых широкими нотами вольного пения китов, расслабленно парящих неподалёку. Внизу, со стороны города, мерцали гроздья вызревших ночлежных огней, а над головой из черноты небес подмигивали звёзды, иной раз срываясь не загаданным желанием вниз и расчерчивая яркий, скоротечный след.

Манта послушно менял направления и высоту, ведомый лишь лёгкими прикосновениями Вовиных рук. Он, распластав плавники, с лёгкостью рассекал влажную тропическую сумеречную марь, обдающую лица ребят тёплыми дуновениями. Алёна, первые минуты полёта наполнив лишь притупляющим восприятие большеглазым страхом, постепенно ослабляла сцепку рук на животе Вовы и погружалась в непорочно-детское наслаждение.

– Давай немного посмотрим на город! – предложила она, пойдя на поводу у хвастливой мысли, желающей увидеть родной дом с высоты.

– Хорошо!