Безлюди. Последний хартрум (страница 21)
В тишине комнаты частности гулко дребезжали и звякали, будто бы нарочно мешая провалиться в дрему или издевательски хохоча противным, механическим смехом. Это действовало на нервы. Захотелось швырнуть в них чем-нибудь тяжелым, но под рукой не оказалось ничего, кроме пузырька сонной одури, который следовало поберечь.
Дарт сделал глоток. Потом, спустя время, еще. И еще. Потянувшись за склянкой в четвертый раз, он остановил себя. Слишком большая доза могла его убить, а он планировал очнуться завтра.
Неосознанно он потянулся к часам на шее и открыл их, позволив мелодии вырваться из недр заводного механизма. После того как Флори удалось успокоить Тринадцатого колыбельной, она решила, будто нашла к нему ключ. Поначалу Дарт тоже верил этому, а теперь знал, что дело вовсе не в мелодии. Ему нужна она. До нее он никогда не засыпал от ласковых прикосновений, не чувствовал себя таким спокойным и защищенным. Сейчас, когда ее не было рядом, навязчивая мелодия только раздражала, и Дарт боролся с желанием швырнуть часы в частности, чтобы заткнулись и те и другие.
Он снова был безвольным и слабым, а потому возвращался к мысли, что нужно спрятать осколок под подушкой. Он хотел встать и разбить что-нибудь, однако тело его не слушалось: сделалось ватным и неподъемным, будто бы растворилось в постели. Может, оно и к лучшему, думал Дарт, разглядывая складки балдахина, нависавшего над кроватью грозовым облаком. Раньше это казалось ему уютным, а сейчас давило и мешало дышать.
Чтобы отвлечься, он позволил себе подумать о Флори. Сперва странные обрывки мыслей сбили его с толку, однако позже он осознал, что с ним творится то, чего никогда прежде не случалось: все личности перемешались и, получив разрешение, заговорили наперебой. Находясь на границе сна и яви, он отчетливо различал их голоса в голове.
– Когда она злится, ее глаза меняют оттенок и темнеют: словно зеленый виноград становится диким, – подмечал художник.
– Помнится, у пруда с карпами она расстроилась, что не успела загадать желание, – рассуждал изобретатель. – Мне бы стоило смастерить устройство для ловли карпов, чтобы она могла загадать столько желаний, сколько захочет.
– Брось, с таким характером она исполнит свои желания сама, – усмехался охотник.
– Потому что у нее острый ум, – подчеркивал детектив.
– И волосы пахнут так пряно, словно посыпаны мускатным орехом, – невпопад добавлял повар.
Музыкант невнятно напевал строчку из старой песни, которая отныне напоминала ему о Флори.
– Она похожа на цветущий сад: глаза цвета молодой листвы, румянец, словно лепестки пионов коснулись ее щек, и россыпь веснушек, будто пыльца одуванчика попала на кожу… – изрекал писатель, упиваясь лиричной многословностью.
– Ее безрассудная смелость поражает, – перебивал его смельчак.
– Она такая красивая, что я не осмелился бы ее поцеловать, – говорил трус.
– Она такая красивая, что я не мог устоять, чтобы не поцеловать ее, – заявлял циркач.
– Хочу научить колокольчик звенеть ее смехом, чтобы носить его на шее, – мечтал безделушник.
– Я хочу ее, – без тени стыда признавался хмельной.
На несколько мгновений все голоса сконфуженно замолкали. Потом паузу прерывал кроткий голос Тринадцатого:
– Когда она рядом, засыпать не страшно…
И все они засыпали – медленно, мучительно, погружаясь на самое дно сознания, снова обретая целостность.
Дарт и вправду уснул. Когда до него донесся стук в дверь и лай Бо, он с трудом разлепил свинцовые веки. Во рту еще ощущался вяжущий привкус сонной одури.
Стук повторился, к нему добавилось дребезжание стекол. Кто-то настойчиво ломился в дом, и безлюдю это явно не нравилось.
Выругавшись, Дарт принялся в спешке одеваться. За окном только начинало рассветать. В сумраке комнаты он не нашел брошенный на полу костюм и полез в шкаф, вместе с одеждой выудив оттуда и ключ. На ходу натягивая штаны и рубашку, Дарт прислушивался к ощущениям: голова раскалывалась, словно после попойки, но ни мыслей об осколках, ни желания разбить зеркало у него не было. Уже хорошо. Приободренный, он ступил на лестницу – и вдруг застыл, увидев в окне синий мундир следящего.
Прятаться или притворяться, будто дома никого нет, было бессмысленно. Его уже заметили. Дарт нервно сглотнул, чувствуя, как сердце начинает бешено колотиться. Он сунул босые ноги в ботинки, нарочно медля под пристальным наблюдением следящего. Затем приструнил лающего Бо, щелкнул замками и распахнул дверь.
Следящих было двое. Один седой и кашляющий, другой пацан-переросток, шмыгающий носом. Тот, что старше, грозно спросил:
– Даэртон?
Язык во рту онемел, и Дарт ответил кивком.
– Придется пойти с нами, – выдавил седой и зашелся в приступе басовитого кашля.
– Можно узнать, в чем де…
Он не успел договорить, потому что второй следящий сделал резкий выпад вперед и со всей силы двинул его ногой в живот, чего Дарт никак не ожидал. Не устояв на ногах, которые и без того еле держали его, он рухнул через порог. Внутренности обожгло болью, из груди весь воздух вышибло. Прежде чем он успел прийти в себя, его схватили за ногу и потащили.
В дом следящие не заходили – и правильно делали. Рискни они переступить порог безлюдя с таким враждебным настроем, непременно пожалели бы об этом. Кажется, их предупредили, что придется иметь дело с лютеном, из-за чего они с опаской отнеслись к дому и не церемонились с самим Дартом. Рывком его подняли на ноги и тут же заломили руки, чтобы он не смог сопротивляться. Даже будь он свободен, не смог бы. Из-за сонной одури он стал заторможенным и отупевшим.
Его потащили к служебному автомобилю. Когда Дарта заталкивали внутрь, он увидел, что позади уже кто-то сидит. В этот момент его тоже заметили и бодро приветствовали голосом Деса:
– Доброе утро, дорогуша!
Дарт понял, что за его шутливым обращением скрывается дельный дружеский совет: ни в чем не признаваться и молчать, будто тебе отрезали язык.
Глава 6
Живой дом, мертвый дом
Флориана
Несчастье, настигшее Дом с эвкалиптом, заставило Ризердайна отложить все прочие дела и заняться последствиями, что угрожали репутации всех его безлюдей. Семья, оставшаяся без крыши над головой, получила внушительную денежную компенсацию и оплаченные апартаменты в лучшем пансионате на побережье. Другого он предложить не мог. Чтобы вырастить нового безлюдя, потребовалось бы длительное время. К тому же Ризердайн опасался, что нападки на безлюдей продолжатся, и не хотел рисковать. Он поступил честно и по-своему безрассудно. Спустя неделю вопрос был решен, но отголоски случившегося продолжали его беспокоить.
Все это стоило Ризердайну нескольких сорванных сделок, десятка тревожных писем от домовладельцев, а также последних запасов спокойствия. В один из рабочих вечеров, разбирая выписки из счетов в конторе, где они теперь обосновались, он сорвался на Илайн. Повод был глупым, и никто не ожидал, что ее слова вызовут такую реакцию.