«Подлинная история сверхъестественного кошмара», – гласил подзаголовок.

Он начал читать.

«Фантомы» были написаны журналистским слогом с уклоном в наукообразие, но встречались и красочные обороты, и их оказалось достаточно, чтобы Дэниел, пусть и немного стыдясь своей впечатлительности, перенесся из отеля в Канзас-Сити на Кровавый ручей, в мрачную сельскую глушь.

Он был с доктором Малкольмом Адьюделом, когда на пороге его встретила Рейчел Финч. Ее лицо покрывала лунная бледность, а волосы – разительный контраст! – были черны, словно беззвездная ночь. Вместе с парапсихологом Дэниел исследовал дом, комнату за комнатой, прислушиваясь к звукам призрачного ветра, наполняющего коридоры, точно воздух – легкие. Закрывая глаза, он видел зловещие черты Ребекки Финч – она уже умерла, когда Адьюдел явился в дом, однако ее присутствие здесь ощущалось так же явственно, как присутствие Рейчел. Несколько раз Дэниел подпрыгивал на месте, когда мимо его номера проезжала тележка горничной.

Он был уверен, абсолютно уверен, что слышит скрип колес кресла-каталки Ребекки Финч.

Он одолел две трети книги, когда понял, что читает уже четыре часа кряду. Шел второй час ночи.

Быстро вскочил с кресла, почистил зубы, натянул полосатую пижаму. И забрался в постель с твердым намерением спать. А книга подождет.

Но среди деревьев на обложке и впрямь скрывались чьи-то лица. Теперь Дэниел не сомневался, что ему не почудилось.

Когда он перевернул последнюю страницу, было почти четыре утра.

Он положил книгу на тумбочку рядом с часами. И уже хотел выключить ночник, когда голос в его голове закричал:

– Нет!

Это был не его голос. Он был мягче. Нежнее. Однако в нем была заключена невероятная сила.

Голос принадлежал его дочери, Клэр.

Его Клэр. Даже в шестнадцать с небольшим лет, по уши в переходном возрасте, она оставалась его якорем. Его надеждой. Смыслом его жизни.

Когда рука Дэниела остановилась в нескольких дюймах от выключателя, он еще чувствовал, как вибрирует голос, растворяясь в темноте.

Он был взрослым человеком. Он не собирался спать со светом. Но нельзя же допустить, чтобы эта паршивая жуткая обложка таращилась на него всю ночь.

Дэниел открыл ящик тумбочки и бросил книгу внутрь, к непременной отельной Библии короля Якова.

«Странное вышло соседство», – подумалось ему.

Оставалось надеяться, что старина Яков не даст призракам с обложки безобразничать ночью.

И вот теперь, в четверть одиннадцатого утра, он созерцал лежащую на полу книгу, которую он точно – совершенно точно! – положил в ящик тумбочки.

«Да брось, приятель, это тебя память подвела, – сказал он себе. – Поздно было. Ты устал».

– Ну да, – произнес Дэниел вслух. – Наверное.

Выкарабкался из постели, осторожно перешагнул через книгу и направился в ванную.

Оставил книгу лежать на полу, пока не пришло время выезжать.

Мор стояла на тротуаре, крепко сжимая ручку сумки и уставившись сквозь стекла темных очков на припаркованный в нескольких ярдах кошмар. За ее спиной с шипением отворились автоматические двери, и из них выбежал Дэниел, таща за собой объемистый чемодан. Даже морозным октябрьским утром его раскрасневшееся лицо покрывала испарина.

Увидев то, что увидела Мор, Дэниел тоже застыл на месте.

– Мы вот на этом поедем? – спросил он.

Мор провела языком по передним зубам.

– Увы, похоже, что да.

«Твою мать, – подумала она, – мы записались в бродячий цирк».

Боковая дверь древнего фольксвагеновского микроавтобуса была распахнута, являя взгляду кресла в центре и задней части салона. Кейт – в облегающих брюках и терморубашке с длинными рукавами – прислонилась к бледно-желтому боку машины. Сегодня она была уже без макияжа, на щеках кое-где виднелись следы от акне. Свои темные волосы девушка стянула в незамысловатый хвост на затылке. Камера свисала на ремне с ее плеча. Кейт о чем-то тихо беседовала с Уэйнрайтом, тот нарядился в темно-синие джинсы и черную кожаную куртку поверх белой футболки с треугольным вырезом. Легкий ветер трепал его густую шевелюру, пряди волос то и дело обрамляли оправу тонированных очков-авиаторов.

Карие глаза Кейт устремились на стоящих на тротуаре писателей. Она приветливо улыбнулась и машинально подняла камеру. Большой палец лег на кнопку «пуск».

– Утро доброе. – Кейт проворно навела фокус.

– С добрым утром, – отозвался Дэниел.

Уэйнрайт повернулся к писателям, лицо его в ярких солнечных лучах выглядело гладким и странно искусственным. Он похлопал ладонью по металлическому боку микроавтобуса:

– Что скажете? Красота, верно?

Мор тихо рыкнула.

– Давайте покончим с этим поскорее, – заявила она, подошла к машине и забралась в салон.

Дряхлый микроавтобус катил по шоссе.

Сэм глядел в окно. Лицо у него было осунувшееся, глаза усталые. Ночью он спал плохо. Нервы словно превратились в миллионы камертонов, гудящих на разных высотах.

«И вот я еду на автобусе в летний лагерь, – думал Сэм. – Как будто вернулся в детство. Ненавижу возвращаться в детство».

– У нас модель семьдесят пятого года, – крикнул Уэйнрайт с водительского места.

Никто ничего на это не ответил, и Сэм подался вперед в своем кресле в третьем ряду:

– Вы о чем?

– О микроавтобусе. Его выпустили в семьдесят пятом, в том самом году, когда сестры Финч въехали в дом на Кровавом ручье. И, если не ошибаюсь, в том самом году, когда мистер Коул опубликовал два романа: «В конце туннеля» и «Тьма перед рассветом».

– Все верно, – отозвался Себастьян. Было видно, что слова Уэйнрайта его несколько смутили.

Мор саркастически присвистнула:

– Да, мы поняли: Себастьян написал кучу книг за последние сто лет.

Себастьян добродушно хохотнул:

– Не переживайте, мисс Мор, «Тьма перед рассветом» была полным говном.

– А «Туннель»? – спросила Мор.

– А «Туннель», разумеется, был шедевром, – подмигнул ей Себастьян.

Сэм откинулся на спинку обитого кожей кресла и стал слушать, как шуршат колеса по асфальту. Дэниел Манниак сидел рядом с ним, сложив руки на коленях, точно послушный ребенок. Его обывательская зеленая рубашка поло была заправлена в рыжеватые брюки докерс с коричневым кожаным ремнем; поглядев на нависающий над брюками валик плоти, Сэм подумал, что ремень не мешало бы немного ослабить. Кожа на пухлых руках Дэниела была бледная, розовато-серая, как брюхо дохлой рыбы.

Поездка протекала относительно спокойно, хотя Уэйнрайт всеми силами старался это изменить. Каждые несколько минут он предпринимал попытку завести светскую беседу, однако каждый раз терпел неудачу. Сэм был этому только рад. Шоу, которое интернет-магнат закатил накануне, оказалось весьма утомительным мероприятием, и теперь Сэм чувствовал себя как с похмелья, хоть и выпил в баре всего три пива. Они проехали в молчании еще несколько миль. Сэм хотел сесть с Себастьяном, но Мор его опередила, и пришлось устроиться сзади, с Дэниелом. Оставалось лишь созерцать затылки Себастьяна и Мор в среднем ряду и Уэйнрайта и Кейт – впереди. Писатели погрузились в себя. Сэм подозревал, что все они сейчас придумывают оправдания своему участию в этой безумной поездочке.

– О’кей, настало время викторины, – объявил Уэйнрайт, решив опробовать новый подход.

– Господи, да что ж такое? – пробурчал Сэм.

Кейт развернула камеру над спинкой своего кресла и направила на них широкоугольный объектив. Из-за солнечных бликов казалось, что у линзы узкий вертикальный, как у рептилии, зрачок.

Сэм неуютно поежился под взглядом камеры.

Уэйнрайт постучал по своему экземпляру «Фантомов прерии», лежащему на приборной панели. Сэм видел отражение обложки в переднем стекле.

– Всем вам раздали книгу Адьюдела, так что это будет нетрудно. – Не отрывая глаз от дороги Уэйнрайт спросил сидящих сзади: – Сколько владельцев было у дома?

Ответом ему было молчание.

Сэм ссутулился в своем кресле. Хватит уже игр. Никому это не надо.

Отсутствие энтузиазма не порадовало Уэйнрайта.

– Хоть кто-нибудь попробует?

Дэниел неловко покосился на остальных, догадавшись, что никто не хочет участвовать в викторине.

– М-м… шесть, кажется.

– Неверно, – отрезал Уэйнрайт. – Их было пять. – Он вздохнул. – Кто назовет мне их имена?

И снова ответа не последовало.

– Сэм, – Уэйнрайт повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть Сэма, – как насчет вас?

Сэм поднял глаза – прямо на него смотрел объектив Кейт. Он вздрогнул, покачал головой:

– Я не знаю. Извините.

И без того низкий голос Уэйнрайта стал еще ниже. В нем не осталось и намека на любезность.

– Но вам же дали книгу. Я дал вам книгу специально для этой поездки.

Кейт, похоже, почувствовала, что атмосфера накаляется. Она напряглась, но камеру держала уверенно.

«Он тебя подначивает, – сказал себе Сэм. – Хочет добиться от тебя реакции». И ответил на взгляд Уэйнрайта в зеркале:

– Было поздно. Я устал.

Кожаная обмотка руля скрипнула – Уэйнрайт крепко стиснул его.

– Какой смысл ехать в этот дом, если никто из вас ничего о нем не знает? – Теперь в его голосе слышалась злость. Сэм видел со своего места, как едва заметно двигаются желваки на его челюсти. Уэйнрайт сжимал и разжимал зубы. – Вообще никто не удосужился почитать книгу?

Кейт опустила камеру, притворяясь, что возится с настройками.

– Я попробовал, – сообщил Себастьян. – Но не мог вынести издевательства мистера Адьюдела над английским языком. Его восклицательные знаки страшнее паранормальных явлений, за описаниями которых они следуют.

Мор резко повернулась к старику:

– Вы бы предпочли, чтобы он писал в пресловутом изящном стиле Себастьяна Коула?

– Честно говоря, я бы предпочел прозе Адьюдела что угодно, даже пресловутый извращенческий стиль Ти-Кэй Мор.

Застигнутый этой репликой врасплох, Сэм нечаянно фыркнул.

Мор бросила на него взгляд, даже сквозь темные стекла было заметно, что сердитый. Или не совсем сердитый. В нем была крупица кокетства. Как Мор ни противилась этому, мало-помалу она проникалась симпатией к своим спутникам.

– Я прочел. Целиком.

Все удивленно повернулись к Дэниелу.

Себастьян поднял бровь:

– Не корите себя, мистер Манниак. Бессонница, как известно, заставляет людей совершать иррациональные поступки.

– Я не из-за бессонницы. Я хотел прочесть. Хотел понять, во что нас втягивают.

– Ну и? – строго, испытующе спросил Уэйнрайт. Он словно превратился в пару глаз в зеркале заднего вида. – Во что я вас втягиваю?

Сэм заметил, что Уэйнрайт покосился на Кейт. В уголках его губ заиграло смутное подобие усмешки.

«Ему нравится держать нас в неведении», – мелькнуло в голове.

Дэниел нервно поерзал в своем кресле:

– Ну, я хочу сказать, я ни одному слову не поверил. По-моему, это какая-то чепухня.

– Не знаю, что пугает меня больше, – заявила Мор, – то, что вы прочли эту кошмарную книгу целиком, или то, что вы сейчас на полном серьезе употребили слово «чепухня».

– Не каждую фразу следует приправлять нецензурной лексикой.

– У нас с вами, наверное, просто разные подходы, да, мистер Манниак? Я пишу о том, что люди думают, а вы говорите людям, что им думать. Не волнуйтесь, вы не первый святоша, считающий, что он праведнее всех на свете.

Щеки Дэниела вспыхнули румянцем.

– Я не считаю себя праведнее всех на свете. Я считаю, что книга должна преподавать урок посредством развлечения. А вы используете литературу для восхваления всяких отклонений.

– Довольно вам, – сказал Себастьян.

Мор не обратила на старика внимания. Она развернулась и уставилась на Дэниела темными стеклами своих очков:

– Я всего лишь побуждаю своих читателей освободиться от искусственно сфабрикованной морали, которой их каждый день пичкают лицемерные проповедники и политиканы.