– Каким образом? Предлагая девочкам-подросткам резать себя?

– Хватит уже, – сказал Себастьян громче.

Уэйнрайт снова бросил взгляд на Кейт, и Сэм отчетливо увидел, что он ухмыляется. Магнат энергично кивнул, и Кейт, подчиняясь приказу, подняла камеру и принялась снимать.

Ему нравится смотреть, как мы грыземся.

Мор продолжала:

– Девочки-подростки калечат себя по одной-единственной причине: потому что самоуверенные мудаки вроде вас внушают им, что их тела – сосуды греха. Им нужна моя помощь, чтобы избавиться от вашего угнетения. Может быть, именно поэтому моя первая книга, которую я издавала самостоятельно, продалась бóльшим тиражом, чем все те церковные брошюрки, что вы зовете романами.

– Хватит! – прикрикнул Себастьян, точно отец, выведенный из себя детской ссорой.

– Писатели, кончайте ругаться, а то домой сейчас поедете, – откликнулся Уэйнрайт шутливо-строгим тоном и сам же басовито рассмеялся своей реплике.

Сэм нахмурился. Что-то с ним не так. Секунду назад он был готов в нас вцепиться, а теперь шутит, будто мы старые друзья.

– Что у вас на уме, Мак-Гарвер? – Мор повернулась к нему.

– В смысле? – растерялся Сэм.

– У вас такой вид, будто вы хотите что-то сказать.

В зеркале заднего вида сверкнули глаза Уэйнрайта. Он ждал, что ответит Сэм.

– Красивые у вас очки, – сказал Сэм Мор.

Она рассмеялась – удивительно искренне – и кивнула на его левую руку:

– У вас красивые татухи, но мне интереснее то, что скрывается под ними.

Сэм инстинктивно прикрыл шрамы правой ладонью, пытаясь спрятать.

Себастьян вздохнул:

– Ну, видите? Можете же вы ладить друг с другом.

Глаза Уэйнрайта в зеркале все еще были прикованы к Сэму.

«В какую игру ты играешь?» – задумался Сэм.

Автобус внезапно вильнул, и все схватились за сиденья. Они миновали указатель «Кровавый ручей» и, круто свернув, съехали с шоссе.

– Прошу прощения, – равнодушно произнес Уэйнрайт.

Вскоре асфальт сменился гравием.

Сэм прижался лбом к прохладному стеклу окна. Деревья вдоль дороги уже сбросили листья, готовясь к зиме. Длинные голые ветки нависали над дорогой, словно руки скелетов. Тут и там на деревьях сидели дрозды – а может, скворцы, – провожая машину взглядом черных глаз-бусинок. Время от времени одна из птиц пронзительно кричала на незваных гостей.

Вам здесь не рады. Разворачивайтесь и уезжайте.

Что-то мелькнуло на обочине – забор из сетки-рабицы, оплетенный вьюнками. Забор проходил сквозь лес, перпендикулярно дороге, и где-то через пятьдесят футов исчезал в сумраке меж дряхлых бурых стволов.

Под колесами затрещали доски – автобус въехал на маленький, обветшавший от непогоды мост. Под ним змеилось пересохшее русло.

– Это и есть ручей, – сообщил Уэйнрайт. – Давайте попробуем еще раз: кто-нибудь знает, почему его назвали Кровавым?

Мор досадливо вздохнула и еле слышно шепнула Сэму:

– Только молчите.

– В книге, – сказал Дэниел, – Адьюдел предполагает, что на этом месте случилось побоище, возможно, во время Гражданской войны, приграничная стычка Канзаса и Миссури.

– Я сильно сомневаюсь, что ручей так назвали из-за побоища, – возразил Себастьян. – «Кроп» по-голландски «мукá». Возможно, когда-то этот ручеек не был таким маленьким и жалким, на нем стояла мельница, и первые поселенцы называли его Мучным. Потом здесь стало селиться все больше людей, они не знали голландского и стали звать ручей Кропавым, а потом «Кропавый» постепенно превратилось в «Кровавый». Это название – бессмысленное сочетание слов вроде «крибле-крабле-бумс».

– Или «христианского милосердия», – вставила Мор.

Сэм покосился на Манниака, ожидая эскалации конфликта, однако Манниак предпочел не заметить этого выпада.

Автобус пробирался по длинной подъездной дорожке, усыпанной серым гравием. Сэм устроился так, чтобы лучше видеть через переднее стекло. Слева и справа колыхалась на ветру высокая трава. Похоже, ее не косили годами. Сквозь просвет в деревьях он различил обшарпанные белые стены. Осыпающаяся кирпичная труба торчала над верхушкой самого высокого дуба, точно рог. Кроме вконец запущенной дороги, ничто не связывало дом на Кровавом ручье с остальным миром.

Этого-то Уэйнрайт и добивается. Хочет получить нас целиком и полностью в свое распоряжение.

Сэм потряс головой.

Прекрати. Ты из умеренно неприятной ситуации делаешь черт знает что. Но это ведь твой фирменный стиль, верно, малыш Сэмми?

Он закрыл глаза и попытался прогнать все мысли из головы.

Две минуты спустя Уэйнрайт остановил автобус.

– Приехали, – объявил он.

Сэм вышел последним. Закрыл за собой дверь и хотел уже догонять остальных. Но остальные не двинулись с места. В полном молчании все стояли, уставившись на старый дом, словно ожидали, что тот подпрыгнет и пустится в пляс. Плясок не последовало. Дом, как и полагается дому, тихо и неподвижно покоился на прочном фундаменте своих давних тайн.

Если бы не размеры здания, Сэм не нашел бы в нем ничего особо примечательного: сельский дом в народном викторианском стиле, скорее квадратный, с крытой верандой от парадной двери до середины южной стены. По бокам от узких окон фасада стена была повреждена – Сэм догадался, что рабочие отодрали доски, которыми окна были заколочены, чтобы придать зданию более гостеприимный вид. Дом не был уродлив – наоборот. Простая архитектура, сельское окружение – то что надо для милого маленького коттеджа. Вот только он не был маленьким. Он был огромным, настолько громадным, что на ум невольно приходило слово «чудовище». При всего трех этажах площадь дома составляла не меньше шести тысяч квадратных футов, а то и больше. Под фундамент и двор вырубили добрую четверть акра. Одно дерево осталось, оно стояло у самого крыльца, справа, – кривой сорокафутовый бук. Перекрученный ствол напоминал человеческую руку, с которой кто-то содрал кожу, обнажив мышцы; давно высохшие ветки тянулись вверх, точно пораженные артритом пальцы.

– Господи, кто построил… это? – нарушил тишину Себастьян.

Уэйнрайт сжал свою потрепанную книгу Адьюдела, точно Библию:

– Это построил в тысяча восемьсот пятидесятых поселенец по имени Джошуа Гудман. Своими руками. Он лично вбил каждый гвоздь, лично поднял каждую стену.

– Как такое возможно? – спросил Сэм.

Казалось немыслимым, чтобы один человек, как бы целеустремлен он ни был, сумел воздвигнуть такое сооружение. Именно сооружение, а не дом. Казалось, само его существование было невозможно без вмешательства сверхъестественных сил.

– Вряд ли кто-то успел у него это выспросить. Гудмана убили в тысяча восемьсот шестьдесят третьем, в ту самую ночь, когда Квантрилл и его люди подожгли Лоуренс.

Дэниел сделал несколько неуклюжих шагов к дому, не сводя с него глаз.

– Погиб не только Гудман, – пояснил он. Отнюдь не робко – твердым, уверенным голосом, похожим тоном Сэм говорил на своих лекциях. – Той же ночью убили освобожденную рабыню Альму Рид. – Дэниел показал на зловещее дерево во дворе. – Ее тело повесили на одной из этих ветвей.

Себастьян и Мор стояли рядом, глядя на кривой бук. Эти двое являли собой воплощенный контраст: просторное шерстяное пальто свободно висело на высокой худой фигуре Себастьяна, а тело Мор плотно облегали черные джинсы и лонгслив со шнуровкой, еле скрывающей грудь. Вместе они походили на аллегорию нежеланного союза Элегантности и Бунта.

Неподалеку, у самой травы, Кейт запечатлевала важный момент, крепко держа камеру и следя за изображением на откидном ЖК-экране.

Сэм глянул прямо в объектив – сам не зная зачем, просто так. Он не пытался придать лицу какое-то особенное выражение, но Кейт опустила камеру и странно, неожиданно строго на него посмотрела. Потом наклонилась к Уэйнрайту и что-то ему шепнула. Уэйнрайт что-то тихо ответил ей, приобняв за талию. Что бы это ни было, ему удалось достичь цели. Лицо Кейт смягчилось, она послушно кивнула, соглашаясь на некий уговор.

«Они что-то замышляют, – подумал Сэм. – Сообща».

Из правого кармана Уэйнрайт достал ключ на металлическом кольце. Покрутив его между пальцами, он обратился к писателям:

– Ну что… пошли?

Все двинулись за Уэйнрайтом к крыльцу. Все, кроме Сэма.

– После вас, – сказала Кейт, сделав рукой пригласительный жест.

Сэм вгляделся в ее лицо, но не увидел ничего, кроме приветливой улыбки.

– Пожалуйста, – добавила Кейт.

Сэм последовал за остальными. Он заметил, что Уэйнрайт засунул роман Адьюдела в задний карман и то и дело касался книги, проверяя, на месте ли она.

Они поднялись на крыльцо. Толстые мохнатые стебли оплели края ступенек, обвились вокруг ветхих столбиков балюстрады.

Уэйнрайт подошел к двери, оборвал похожий на щупальце вьюнок, что вскарабкался по раме и закрутился вокруг потускневшей ручки. Сунул ключ в замочную скважину, выдержал эффектную паузу, а потом с силой провернул ключ.

Глухо лязгнула задвижка.

Никто даже не успел удивиться тому, что произошло вслед за этим, – так быстро все случилось.

Дом словно содрогнулся – от фундамента до крыши!

Высокие травы вокруг на долю секунды склонились и вновь распрямились, вытянулись, будто сотни тысяч послушных солдат.

Дрожь пробежала по спине Сэма, по спине Себастьяна, по спине каждого.

Уэйнрайт взялся за дверную ручку. Снова выдержал паузу, повернулся к остальным, заглянул в глаза всем по очереди. Свет мерцал в лиловых крупинках в его радужках.

– Итак! Переступаем порог, – объявил Уэйнрайт.

Он повернул ручку.

Дверь медленно распахнулась, и Уэйнрайт спиной вперед шагнул в дом; тени обступили его, лицо-маска растянулось в хитрой улыбке.

Он хотел, чтобы остальные последовали за ним.

Часть 2
Шепот за стеной
31 октября – 1 ноября

Впервые войдя в дом, я обнаружил там нечто, к чему был совершенно не готов, – абсолютную тишину. Ни единого звука не достигало моих ушей. Ни тиканья часов. Ни скрипа половиц. Лишь тихое постукивание моего сердца и сердца стоящей рядом Рейчел.

– Здесь всегда так тихо? – спросил я ее.

Рейчел усмехнулась.

– Нет, – только и сказала она.

Так началась моя экскурсия по дому на Кровавом ручье.

Д-р Малкольм Адьюдел, «Фантомы прерии»

Глава 10

12:54

Четверо писателей, Уэйнрайт и Кейт вошли в переднюю и стояли, прислушиваясь к дому, к невидимым колебаниям воздуха внутри.

Они не испытали ничего необычного, перешагивая порог: ни внезапного озноба, ни ощущения постороннего взгляда, ни приступа ужаса. Лишь заложило уши, как будто поменялось атмосферное давление. Совсем чуть-чуть, никто даже не упомянул об этом вслух. Меньше чем за минуту все прошло.

Дэниела Манниака больше всего удивило тепло, испускаемое домом на Кровавом ручье. Пол, вручную оструганный и покрытый лаком столетие назад, являл собой беспорядочный узор из кленовых и ореховых досок разной длины и ширины, темных и светлых, покрытых годичными кольцами и следами сучков. Однако несовершенство лишь добавляло уютного очарования. А у самых стен, где пол встречался с изящно вырезанным плинтусом, доски были ровные, аккуратные.

У западной стены на второй этаж вела широкая лестница в федеральном стиле. Квадратные стойки перил и округлые балясины создавали обманчивое впечатление простоты. Стоило присмотреться внимательнее, и становилось видно, что каждая стойка покрыта тщательно вырезанными узорами, каждую балясину украшает спиральная резьба.

Кое-где доски потрескались, кое-где облупилась краска, и повсюду толстым слоем лежала пыль. Однако заметное глазу мастерство строителя искупало все недостатки. Джошуа Гудман вложил свою любовь в каждый дюйм этого дома.