– А без работы ты будешь легко и просто, Наташенька. Ты наработалась достаточно, тебе нужен покой, свой дом, мы заведем кошку, а может, и собаку тоже.

– Кошку! – мгновенно требую я. Пока мы живем на съемной квартире, о том, чтобы завести животное, не может быть и речи. – Но, Сереж, я же правда тут с ума сойду одна, в лесу, без друзей, без культуры.

– Наташ, ну а в Москве ты много своих друзей видишь? У всех семьи, дети, ты же вот с Алиной и с Ольгой созваниваешься чуть не ежедневно, а видитесь вы в лучшем случае раз в несколько месяцев. Такой график вообще без проблем сохранить… Культуры в Перми достаточно, сама знаешь. Ну и всегда можно сесть в самолет, два часа – и ты в Москве… И потом, я же вижу, как ты все эти дни дергаешься, пытаешься дозвониться до этой своей Вороны, а она никак не выходит на связь. Это безобразие, а не работа. Тебе платят копейки за адский труд, да еще и нервы мотают.

Я молчу, уткнувшись носом в родное и теплое, мне очень хочется перестать спорить и просто следовать за тем, что он придумал…

– Тебе очень хочется вернуться в Пермь, да?

– Знаешь, я так устал от Москвы. Я там столько лет прожил, но город все равно мне чужой. Я там всегда буду одним из многих. И давай начистоту, я не справлюсь там с квартирным вопросом. Не хочу за бешеные деньги брать двушку на окраине и каждый день по пробкам пробиваться на работу и обратно. А здесь все прям складывается. Соколов дом для нас придерживает, его знакомый хотел выставить на продажу. Прямо здесь, в поселке.

– И у нас хватит денег?

– Есть схемы, не волнуйся об этом. Говорю тебе, я все обдумал. Мы не дети уже, хочется осесть…

Полчаса спустя Сережа тихо похрапывает, а я лежу без сна, глядя в потолок и мысленно сводя баланс. Действительно, в Москве терять нам особо нечего. Для Сережи этот переезд, похоже, очень важен. Он все подготовил, осталось сделать всего один шаг. И он предлагает мне то, о чем многие только мечтают: спокойную обеспеченную жизнь, размеренную, устроенную по своему вкусу… Вот только мама… У нас странные отношения, каждый разговор заканчивается ссорой. Но мне важно знать, что я близко и случись что, могу приехать и как-то помочь. И еще моя работа. Книжки. После стольких лет я, наконец, делаю то, о чем мечтала всю жизнь. Может, и в Перми найдется для меня издательство? А здешние сосны так похожи на те, из детства… И дом. Я ведь всю жизнь мечтала о доме… Может, и правда пора?

Ранним утром я стою у окна, завернувшись в плед, и завороженно смотрю на улицу. Слышу, как возится, проснувшись, Сережа, и говорю ему:

– Смотри, снег! В мае вдруг выпал снег!

– Ну да, здесь это обычное дело, – он зевает и протирает заспанные глаза.

– Прямо как в детстве: золотые сосны, от них лиловые тени и снег белый-белый… Я такого не видела не помню сколько, – я провожу пальцами по воздуху у стекла, будто рисуя отражения сосен, и говорю: – Знаешь, что… Я согласна. Давай жениться. Раз уж ты решил мне обеспечить такой вид из окна…

И сбросив плед, быстро лезу обратно в постель, прикасаясь к его коже холодными пальцами и теплыми округлостями.

***

Норовистая уральская погода показывает себя во всей красе. Утром я успела пройтись по новенькому хрустящему снегу, а к обеду он уже потемнел и поплыл талой водицей по низу сугробов. Обуви у меня нет ни для одного из вариантов. Май ведь, я прилетела в кроссовках и еще взяла туфли на выход – конечно, черные, ну кто же знал, что тут придется замуж выходить.

Стоя у окна и разглядывая высоченные сосны, похожие на стропила огромного радостного храма, я слушаю гудки в телефоне. Наконец, трубку снимают.

– Мам, привет! Как ты?

– Как обычно. Что звонишь?

– Ну так, узнать, как дела, – привычно продираюсь через начало разговора с матерью, зная, что после первых ритуальных реплик он может повернуть в любую сторону. Но сегодня, думаю, все пройдет хорошо.

– Ну какие у нас дела? Все по-старому.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – отрезала мать, и я понимаю, что она вот-вот бросит трубку.

– Мам, Сергей мне сделал предложение, – выпаливаю скороговоркой и тут же мысленно чертыхаюсь: могла бы не так радостно, зачем подставляться.

– А что случилось?

– Да ничего, просто мы решили пожениться.

– Ну поздравляю. Я думала, он умнее. После стольких лет купить корову, которая тебе и так дает молоко… Но – тебе – повезло, – с расстановкой подытожила мать.

– Мам, ну зачем ты так… В общем, мы поженимся и переедем в Пермь… Я волнуюсь, что…

– Куда? – в трубке сухой мелкой фасолью рассыпается мамин смех. – А, ну теперь все понятно… В Пермь! В его-то годы… Где он другую дуру найдет, которая с ним поедет из Москвы. Все понятно, – и она снова хихикает, очень довольная то ли своей проницательностью, то ли унизительной для меня ситуацией.

– Я беспокоюсь, что буду далеко, мам. Если что, мне будет долго добираться, – стараюсь говорить спокойно, по-деловому. Когда мать в своем репертуаре, мне даже легче собраться. Вот ее нежность выбивает из колеи – хотя когда это было в последний раз? Уже и не припомнить.

– Не беспокойся. Мы, слава богу, справляемся. И твои приезды ничего не меняют.

– Хорошо. Деньги я постараюсь по-прежнему высылать. Только с работой решу, и все будет по-прежнему.

– Никому твои копейки на хрен не нужны, – отрезает мать. – Я тебе каждый месяц говорю: за каким хером ты их от себя отрываешь? Слава работает, у нас все в порядке с бюджетом. И ты еще свои суешь, сколько ты там зарабатываешь?

– Мам, я…

– Неважно, – перебивает она. – Свадьба-то будет у вас?

– Мы не обсуждали пока.

– И правильно. Нечего людей смешить, в ваши-то годы. Распишетесь потихоньку и все.

– Да, наверно, ты права.

– Вот в том-то и дело, что я права. Я тебе говорила, что надо пристроиться. Ты пристроилась. Ну и молодец. И хорошо, что вы уезжаете. В Москве девиц полно, отбили бы еще. А в Перми тебе проще будет, ты на тамошнем фоне выделишься, все-таки не провинциальная штучка.

– Мам, ну о чем ты? Пермь – огромный город, здесь такие элегантные женщины, и вообще все очень прилично, и театры есть, и музеи…

– Ладно, мне твои лекции ни к чему. Поздравляю тебя. Сергею привет. Я пошла ужин готовить.

– Хорошо, мамуль, спасибо.

За время нашего разговора за окном совсем стемнело, и от высоких сосен остались только подножия, освещаемые светом фонаря. Опускаюсь в кресло и выдыхаю, будто сбросила с плеч набитый камнями мешок.

Ну что ж, похоже, мама рада. По меньшей мере, она одобряет новый поворот моей извилистой судьбы. И она права, конечно. В наши дни выйти замуж в возрасте за сорок – невероятная удача. Хорошо, что Сережка такой стабильный и основательный человек. Другой и правда мог поменять старую подругу на «двух по двадцать». Хотя… Нынешние двадцатилетние, наверно, не сильно клюют на взрослых женихов, если к штампу не прилагается толстый кошелек. Девчонкам же хочется дорогих подарков, поездок на курорты, пышных свадеб и детей в нарядных шмотках. Тихая жизнь в сосновом лесу – заманчивый вариант для таких, как я: измотанных, всю жизнь мечтавших просто иметь возможность не работать и не умереть при этом с голоду. Дай мне собственный дом, свободное время, книги на полках, прогулки в лесу – и я буду счастлива без курортов и нарядов. Интересно складывается судьба. Пока была молодая и красивая, работала, как лошадь. А теперь поступаю на содержание к мужику, с которым нет ни общих детей, ни испепеляющей страсти, которая была поначалу… Зато есть уверенность, что случись что, мы будем друг другу опорой и справимся со всем, что суждено. Хотя, возможно, мама права, и я в этом браке нужна только в роли бытовой техники?

– Наташик, ты чего здесь в темноте сидишь? Пойдем, там тебя уже хватились! – вошедший в комнату Сережа мягко берет мое запястье и притягивает к себе. – Как грудь твоя, не болит больше? – и прижал, закрутил, целуя в шею.

– Все хорошо, Сережкин, – шепчу ему радостно. Может, мы не самые романтичные ребята на свете, но кто сказал, что все должны быть счастливы одинаково? (Да, я в курсе, в курсе, кто это сказал: великий знаток человеческих душ, который весьма изощренными методами уничтожил собственное семейное счастье. Книги он писал великие, но в личной жизни Лев Николаевич мне не указ).

***

В итоге все получилось неплохо. Может, даже к лучшему, что у меня не было возможности подготовиться к внезапной свадьбе. Меньше нервов, меньше сомнений. Мы, конечно, не поехали в загс в выходной, когда он забит «настоящими» свадьбами. Затеряться в толпе разнаряженных гостей и новобрачных, стоять в сторонке, отмахиваться от предложений фото-и видеосъемки – ну уж нет. Я прилетела в отпуск налегке, у меня ни платья толком, ни туфель. Искать это все в местных магазинах? Я страшно устаю от шопинга, даже если я хожу по знакомым, как пять пальцев, местам. А тут все чужое, да еще совершенно непонятно, что покупать. Не белое же платье? На самом деле, я бы с радостью надела белое – все-таки выхожу замуж в последний раз в жизни. Но невеста в белом в моем возрасте – это ведь только людей смешить. В общем, поженились без церемоний. У Соколова в Перми все схвачено, и загс не исключение: кто откажется оказать услугу члену краевого правительства? Его имя открывает все двери. Мы с Сережкой, посмеиваясь, обозвали происходящее «процедурой брачевания». Немного поспорили о смене фамилии – я бы, возможно, и не против стать Озеровой, но менять все документы? Он, кажется, расстроился, но ненадолго. В один день мы приехали в загс вместе с Соколовым, чтобы договориться, еще через три дня – забежали расписаться, уже вдвоем, без всяких свидетелей. Я надела свое любимое платье: черное, ниже колена и в плотнейшую обтяжку, беспроигрышный вариант на любой случай, благо, фигура позволяет. Прическа и маникюр у меня были в порядке, ведь еще недели не прошло, как прилетели из Москвы. Регистратор и бровью не повела: видимо, навидалась всякого, невеста в черном и жених в джинсах – может, и не самый худший вариант. Вечером отгуляли в ресторане, не особого подчеркивая повод.  Сережкины деликатные друзья поздравляли не столько со свадьбой, сколько в целом с новым жизненным этапом, с переездом на Урал, выпили и за любовь, которой не страшны никакие приключения и перемены. Вышло здорово. И без заморочек. Их и так было многовато для этих двух недель.

Сережка в эти дни стал особенный, веселый и воодушевленный. Движения упругие и быстрые, часто ерошит волосы и смеется. Мне кажется, он был уверен, что я соглашусь пожениться, но ждал каких-то заморочек с платьем, церемонией и прочей мишурой. И теперь рад, что все прошло легко. Мне слегка обидно, как будто я согласилась пожениться без затей, лишь бы не спугнуть зверя – уверена, мама бы сказала именно так. Но я помалкиваю, а ему некогда анализировать мои чувства. В Сережином расписании нет ни одной паузы. Лавируя в праздничном майском календаре, он успевает сделать тысячу дел: зайти в банк, открыть счет, к нему выпустить для меня карту; заехать на новое место работы, встретиться там с будущими коллегами; смотаться в кадастр, проверить документы на участок и почти законченный дом. График подогнан так, будто он планировал все еще в Москве, в расчете на то, что я буду на все согласна. С одной стороны, это нормально: он знает, что я давно хотела оформить наши отношения. А с другой стороны, в этом есть что-то до ужаса прозаичное.  Вот если бы он сделал предложение в самом начале, ну хотя бы через год после начала отношений! Но он тянул, откладывал, спорил, а теперь провернул все так, будто это какой-то рабочий проект. Никакой романтики. Да и откуда ей взяться? У нас обоих все уже было, мы прошли полный цикл крушения иллюзий с прежними партнерами и друг на друга смотрим без розовых очков. Если уж начистоту, брак – это всего лишь форма юридической зависимости, причем в наши дни он и гарантий особых не дает.