Постучалась. Какие-то голоса, но не разобрать. Потянула дверь на себя, и с удивлением застыла на пороге бытовки. Обычно она пустовала, изредка там сидел кто-то из красналей за чашкой чая или сбитня. А сейчас в маленьком помещении как будто собрались все работники гимназии. Работники-нелюди. Тут были и тетя Кася с кухни, и разнорабочий Ясь, и домовиха Агаша, Флора, многие другие. И, судя по всему, они вслушивались в радиоприемник, что стоял на пустом столике. Но Маринка не успела понять, во что они так напряженно вслушивались, как малознакомая красналиха нажала на кнопку и приемник замолчал.

– Ой, извините, – пробормотала Маринка и попятилась. Хотя больше всего на свете ей сейчас хотелось остаться и узнать, о чем говорят краснали с домовыми и лешей, что они слушают по радио.

– Да, лучше загляните попозже, Мариночка, – крикнула со своего места тетя Кася, а Флора опустила глаза.

Маринка сжала челюсти, кивнула и развернулась обратно, пока не услышала позади звук шагов. Обернулась: тяжело пыхча по коридору бежал Ясь.

– Стойте, сдарыня! Подождите! Я ж вас несколько дней все никак поймать не могу.

Маринкина бровь изогнулась: все же только сегодня началось, или что-то уже тогда предвещало?

– Вот! – улыбнувшись в усы, Ясь вытащил из нагрудного кармана тоненькую потрепанную брошюру и протянул Маринке. – Запрещенка! Их изымали из всех библиотек, да я случайно нашел на одном развале у товарища. Тут все по-мажьи завихряно написано, но может вам с сдарем Алексом поможет.

– Распространение потоков и особенности их использования, – прочитала Маринка название. – Что это?

– Секретный способ познать вашу магию ведичей, – широко улыбнулся Ясь. – Товарищ говорит, за этими методичками все жандармы лет сорок назад гонялись. Думали, что весь тираж уничтожили. Редчайший экземпляр!

– Спасибо, – растерянно улыбнулась Маринка и пролистала страницы: а там какие-то формулы, графики, расчеты. Про магию, точно? Но тут же мотнула головой и подалась к Ясю. – Скажите, а почему вы там все вместе собрались? Что вы слушаете?

– Ох, сдарыня, – покачал головой Ясь и заозирался по сторонам. – Березка-то библиотечная наша рассказала, что вы Комиссарова вспоминали. Молчите! Ни с кем о нем не заговаривайте! Пусть все верят, что и на вас подействовало. И здесь, в гимназии, есть те, кто докладывают куда следует. Молчите.

– Что подействовало? Кому докладывают?

– Ну знамо уж что, заклятья мажьи. Или еще какое их… чаровство.

– Так значит помню я, и вы, и другие… – замялась она.

– Да нелюди, нелюди мы, не стесняйтесь, сдарыня! – махнул рукой Ясь и зашептал. – Наверняка, еще кто из ведичей есть. Но все молчат, выжидают, смотрят, куда пойдет. И мы все ждем. Этот-то больно ладно сейчас говорит. Нам права дать хочет, нелюдям, понимаете? Мы будем молчать, выжидать. А если надо будет – и за него пойдем. Да и уже многие идут. Вам не понять, сдарыня, вы из большого свободного мира! А у нас… власть старых магов, которые могут только ее удерживать. А тут без бунтов и войн, понимаете? Но и сражаться за власть еще будут, помяните мое слово. Так что молчите, сдарыня. И книжку лучше изучайте. Пока жандармы вами не заинтересовались.

Маринка коротко кивнула. И, прижимая методичку про потоки к груди, медленно пошла вниз. Понятнее не стало, но спокойнее. Все нелюди тоже помнят. Она не одна, Ясь хоть что-то да рассказал ей. Все это игры высших магов, и стоит притвориться, что она помнит вещи, как нужно.

А остальные, Алекс и Сережа, под каким-то заклятием, так получается? А что будет с ними? Как это заклятие на них действует? Как смогли наложить на всех разом? И может ли, что из-за него Алекс вдруг стал другим? И что, ей молча наблюдать за лучшим другом под… чаровством.

Маринка и не помнила, чтобы это слово использовали для заклинаний. Ведовство, ворожба, волшебство, просто магия. Ну, да Ясь вечно всякие странные словечки использует. Чаровство, хм.

Но Алекса, ну и Сережу, конечно, надо расколдовать. Или хотя бы понять, что именно на них наложили. Заклятие вытащило в Алексе злобу и холодность? Или Маринка все-таки ошиблась и в нем?

-6-

17 березеня,

ул. Старый Гай, 69

Китеж, 2004

Дверь в спальню приоткрылась, послышался приглушенный мамин голос.

– Гера, завтрак готов!

Жорик высунул голову с лоджии:

– Зверей докормлю…

– Тс-c, сестру не разбуди, – мама чуть нахмурилась, но примирительно улыбнулась. – И поспеши, папа ждать не сможет.

Жорик покосился на нижний ярус кровати со спящей Лисой за импровизированными шторками, кивнул маме и нырнул обратно, в свое маленькое шумное царство. Молодая серая ворона Пуша тут же вылетела из распахнутой клетки и приземлилась Жорику на голову:

– Карр! – требовательно воскликнула она и, судя по пляскам на шевелюре, цеплялась, искала равновесие, то и дело расправляя короткие крылья. Ее он подобрал сразу после переезда в Китеж – больного, почти лысого птенца, – думал, не выживет.

Жорик выставил руку, и Пуша спланировала на нее. Вцепилась в кожу когтями, больно оцарапав. Да, без краг так лучше не делать, но он лишь улыбнулся: нормальные маховые перья у Пуши так и не отросли, но в последний месяц она, наконец, начала понемногу летать. Метр-два, но такой прогресс!

Такую прирученную птицу уже ни за что не выпустишь обратно на волю. Как и ежа, которого Жорик привез с собой в Китеж из Еловца, небольшой деревушки в глуши Томской области, в которой он провел все детство. Совершенно домашнего варана – того, что Жорик вытащил из проруби в последние каникулы, – тоже уже не отпустить.

А вот зеленую жабу, что спит сейчас в ящике под клеткой с бурундуками, еще можно попытаться выпустить. Ее он подобрал в середине грудня, на выпавшем снегу. Что-то, похоже, согнало ее с выбранного убежища для зимовки. Жорик ее даже почти на руках не держал: накормил сверчками, собрал в пластиковый ящик коры и мха, наворожил нужной температуры и влажности и отправил спать. Весной выпустит: должна выжить на воле. Но проследить за ее судьбой, конечно, придется.

Докинул бурундукам любимого лакомства к корму – мясного пюре из баночек для детского питания, намазанного на кружки огурцов. Вороне Пуше зерен и фруктов. Ну что ты смотришь так жалобно? Мясо на ужин получишь. Ежу сверчков засушенных. У варана вода свежая, но на всякий случай закинул ему пару бражников – пусть охотится, и не оглядывается так жадно на бурундуков. Не лучшее соседство, конечно. Но что делать? Да и Жорик был уверен, что старший из них, Дейл, и с вараном не пропадет, и других бурундуков в обиду не даст.

Жорик вытер руки о брюки, опомнился и щелкнул пальцами. Почувствовал тепло на груди от нагревшегося кулона-ксифоса, пижама очистилась от грязи – можно и поесть.

– Пуша, тебе пора. Вечером полетаешь, хорошо? – сказал Жорик на прощание и закрыл ворону в клетке во всю боковую стену.

На цыпочках мимо Лисы – в этом году она училась в цивильной школе во вторую смену и могла отсыпаться, – аккуратно закрыл за собой дверь и пошел на запах еды.

И вот уже блестящие в свете кристаллов капли божественного вишневого варенья, как по полотну современных непонятных художников, растекались по румяному блину. Еще ложку и еще одну. Вначале варенье возвышалось, как гроздь аметистов, но Жорик безжалостно размазал его, свернул блин в трубочку и отправил в рот. Сладость с ароматом лета заполнила его всего – это будет хороший день. Такой же хороший, как всегда. Или почти всегда.

Вчера вот все было очень странно. Жорик нахмурился: сначала эта дикая головная боль, известие о проклятии (и эта Марина похоже не при чем! Но кто еще мог попытаться его проклясть?!). А потом новости в телевизоре, с каким-то левым мужиком вместо привычной физиономии неизменного Председателя Комиссарова, и резко постранневший Алекс: что за бред, всегда был Длинноносов, что ты несешь.

Ага, как бы не так. Уж Длинноносов-то слишком знакомая фамилия, чтобы Жорик мог ее перепутать. Это же фамилия Дэнчика! Почти брата. Они оба родились в Еловце с разницей в три месяца. И всю жизнь прожили бок о бок, за исключением последнего года… Жорик вздохнул.

Мама дирижировала продуктами. Новые блины разом с двух сковородок переворачивались и перелетали в стопку. Одновременно складывались в контейнер котлеты отцу на обед, и в еще две емкости сыпалась какая-то еда – отцу на ужин и на ночной перекус. Значит, снова на долгое дежурство.

Маме вечером Жорик тоже попытался рассказать про исчезновение Комиссарова и появление кого-то нового. Но она, хоть и не стала кипятиться на пустом месте, нахмурилась. Предложила Жорика показать врачу: вдруг проклятие все-таки подействовало. Это бы, конечно, многое объяснило. Но поведение мамы насторожило. Что с ними не так?

Под столом, положив голову на колени Жорика, умирала от голода несчастная Муха – единственный зверь в квартире Глефовых, принадлежавший не самому Жорику. Доберман отца жила с ними, сколько Жорик себя помнил, – появилась еще задолго до самого Жорика, и при этом даже не старела. Чудесный Китеж, только за долгую жизнь зверей его уже можно любить.

У голодающей Мухи-то вон миска с кормом даже не опустела, и припадающая на переднюю лапу кошка Мурка уже вытаскивала у попрошайки какие-то аппетитные кусочки.

– В холодильнике будет суп, поешь после гимназии, – не оборачиваясь, сказала мама. – И если кто-то из друзей придет, хватит. Обязательно покорми, не жуйте одни бутерброды.

– Не, я сегодня вряд ли с друзьями. У Алекса скоро турнир, он тренироваться весь день будет. А Серегу родители на этой неделе уже отпускали, значит не раньше следующего месяца снова придет. Если еще с оценками все норм будет.

Мама ничего не ответила, но Жорику даже не требовалось видеть ее лица, чтобы знать, как она сейчас укоризненно поджимает губы: она не одобряла методы воспитания многих родителей, что в Еловце, что тут в Китеже.

– А в следующем году и сам на турнир? – на кухне показался отец. Не выспавшийся, помятый. Вчера вернулся со смены, когда Жорик уже ложился. И снова на дежурство.

– Нууу, – неопределенно протянул Жорик, водя в воздухе перепачканной вареньем ложкой.

– Или на художественную ворожбу пойдешь? – изогнул темную бровь отец.

– Нууу… – повторил Жорик и пожал плечами. – Не люблю я все эти соревнования. Что мне там делать?

– Побеждать, например.

– Было бы с кем соревноваться на ворожбе, – пожал он плечами. – А все эти ваши мечи я все равно не люблю.

– Пацифист, – с улыбкой хмыкнул отец, потянулся было, чтобы потрепать Жорика по волосам, как это делал, пока тот был маленьким, но осекся, поправил ксифос в виде часов на запястье. – Так, Георгий, старт через пять минут. Заканчивай и пошли. Галчонок, – обратился он к маме, – я в клинике позавтракаю.

Ну, еще три блина в Жорике точно успеет вместиться. И варенья побольше.

***

– Руки, Георгий, руки! Все в варенье! – возмутился отец, когда Жорик, заняв пассажирское кресло в пересобранной для Китежа старенькой «девятке», пытался незаметно вытереть остатки поедания блинов об обшивку кресла.

– Уже все чисто! – щелкнув пальцами, улыбнулся Жорик. Ксифос нагрелся, золотистые искры окутали салон автомобиля, с обшивки, и с панелей исчезли не только все следы от варенья, но и пыль и шерсть зверей, которая из квартиры просачивалась повсюду, где бы ни бывал Жорик.

Мгновение Жорик наблюдал, как искры одна за другой исчезают в воздухе, будто мыльные пузыри. Он до сих пор радовался, что у него так легко получается любое заклинание. А ведь еще в начале лета так боялся, что в этом году в гимназию еще не примут – магия не успеет пробудиться. Или самое страшное – а вдруг он останется вообще без нее?