В общем хорошо посидели, душевно. Валера выполз от Лёхи на Рубинштейна только к семи вечера. С тёмного неба валил мокрый снег. Валера подставил морду снегу и похмелье как рукой сняло. Кому-то мокрый питерский снег хуже горькой редьки, а кому-то лечебное зелье. Наверное, в Питере так много алкашей, потому что под этим вот снегом они моментально вылечиваются, трезвеют, после чего требуют продолжения банкета. Валера любил именно такую погоду, когда относительно тепло и решительно сыро. В эти моменты почему-то чувствуется, что город именно приморский, хотя моря тут толком, можно сказать, что и нету вовсе. Разве Финский залив с Маркизовой лужей можно назвать морем? У этого моря и цвет-то совсем не морской, а свинцовый на глубине или какашечный у берега. Да и климат тут коварен как нигде, и зимой запросто можно уши отморозить, это Валера хорошо запомнил ещё со времён своей учёбы в университете. С тех пор вот уже много лет он обязательно зимой в любую погоду надевает шапку и натягивает её на уши. Как же давно это было: отмороженные уши и физмат. И как всё изменилось! Город всё больше и больше становится провинциальным, и дело тут не в сталактитах и сталагмитах на тротуарах, просто деньги и отсюда, как и со всей страны, утекают в Москву. Несмотря на все потуги градоначальников завернуть финансовые реки на Питер, серьёзные деньги явно проходят потоком мимо, стараясь не задерживаться. Правда, вместе с деньгами в Москву утекает и жадное человеческое говно, что, по мнению Валеры, является большим плюсом. Ему даже иногда кажется, что в Питере в отличие от Москвы живут в большинстве своём приличные люди. Разумеется, приличные люди встречаются и в Москве, но процент их под наплывом любителей больших денег тает с каждым днём.

Валера шёл не спеша, внимательно обходя мраморные проплешины на узких протоптанных дорожках. Это ж какая тварь догадалась такое учинить?! Гололёдом Валеру, конечно, не удивишь, он вырос в Петропавловске, а для ходьбы по нечищеным питерским тротуарам у него выработалась специальная шаркающая походка на полусогнутых. Поспешишь, людей насмешишь, торопиться ему некуда, ведь Степанычу нужно время, чтобы добраться до Рубинштейна по предновогодним пробкам.

Так он и шаркал по тротуару, сосредоточенно глядя под ноги, пока не упёрся в женщину, чуть не упал сверху. Она лежала поперёк дороги и смахивала на Жар-птицу со сломанным крылом. Такие женщины в метро не ездят и пешком не ходят, а особенно не валяются поперёк дороги. Таких принято возить на дорогих машинах. Она смотрела в небо, как давеча это делал он, и слёзы из её глаз смешивались с падающим снегом. Он наклонился к ней и по её испуганному взгляду понял, что выглядит так себе. Не воодушевил. Он огляделся по сторонам, чтобы позвать на помощь. Народ полз мимо, старательно обходя его и лежащую на дороге беспомощную женщину. Вот тебе и приличные люди. Хотя откуда бы на Рубинштейна им взяться? Приличные по домам сидят или на работе, а не по Рубинштейна шляются. Наконец, он выцепил какого-то пацана, и они вместе поставили её на ноги. Когда она на нём повисла, он и на ощупь понял, что не ошибся, женщина не рядовая. У таких обычно мамки-няньки, кавалеры. Однако никто к ней на помощь явно не спешил. Пришлось самому отдуваться.

В травме, куда Степаныч добрался удивительно быстро, не хуже скорой помощи, на неё все пялились. Даже озабоченные суровые доктора глазами зыркали, но на помощь тоже никто не спешил. Правильно говорит Лёха, в этой стране надо уметь жить, человек человеку волк, а маленькая красненькая пятёрочка решает все вопросы. Конечно, она морщилась от его зловонного дыхания, но ничего, придётся потерпеть. Небось не эльф и фиалками не испражняется. Когда с неё сняли шубу, Валера убедился, что его не подвели и ощущения наощупь. Со всех сторон хорошая женщина, качественная. И ноги! Всем ногам ноги, жаль одна сломанная, но он за доктором следил, чтоб правильно всё сложил. За докторами глаз да глаз нужен, а то как сантехник, пятёрочку возьмёт, репу почешет, а потом руками будет разводить, мол, так уж вышло. Хотя перелом по словам доктора вроде пустячный, могло быть и хуже.

Честно сказать, он даже обрадовался, что пришлось её домой везти, интересно посмотреть, в каких апартаментах такая проживает. Дом оказался неплохой, похуже его бывшего, конечно, но на уровне, в стиле того, где нынче находилась его съёмная квартира, бизнес-класс «минус», почти комфорт, зато в Центре. В Центре и комфорт не каждому бизнесу по карману. В квартире её никого не оказалось, ни мамок с няньками, ни кавалеров, ни телохранителей. Квартира хорошая, для одной явно великовата. Может тоже снимает? Или кто-то ей снимает, любовник какой-нибудь? Но уходить не хотелось. Хотелось остаться и заботиться. Ясно же, что ей требовалась забота, и совсем не из-за сломанной ноги, а, так сказать, в целом, комплексная такая человеческая забота.

Когда вернулся в машину, Степаныч проворчал, мол, нашёл себе проблем на одно место.

– Не скажи, Степаныч, – не согласился Валера, – хорошая женщина, я таких ещё не встречал.

Говоря это, он не соврал. Его бывшая, конечно, женщина не совсем рядовая, взгляд останавливает, но надолго не удерживает, а на эту смотрел бы и смотрел.

– Хорошие женщины на дороге не валяются, – отрезал Степаныч.

Пришлось согласиться.

Глава 3
Дорогое и блестящее

Утром ей позвонил Игошин и сообщил, что она всё-таки Лерочка и солнышко, а никакая не Валерия Сергеевна, и что примерно к часу он подъедет к своему солнышку и обцелует её всю. Лера тут же успокоилась и провалилась в сон. Разбудил её звонок в дверь. Она подскочила на кровати и глянула на часы. Без десяти час. Ругая на чём свет Игошина, она на одной ноге поскакала к двери. Знает же, что у неё перелом, неужели ключи потерял? А как же тогда в парадную попал? Хотя в последнее время, когда из экономии охранников сменили на консьержек, в парадную может попасть любой. Консьержки вечно открывают дверь всем подряд, вполне справедливо считая, что в такой солидный подъезд, кто попало не попрётся. Прыгая мимо зеркала, она заглянула туда, и сама себе понравилась. Волосы, конечно, растрёпанные, и брови, следует признать, почти как у Гюльчатай, но она вся такая сонная и розовая, будто бы ей лет двадцать, никак не больше. Она распахнула входную дверь. За дверью оказался вчерашний незнакомец с костылями наперевес.

– Ох ты ж, ёмаё! – сказал он, увидев прекрасную розовую Леру, и зажмурился, даже одной рукой как бы от неё отгородился.

Ещё бы! Ведь на Лере ничего не было, кроме полупрозрачной кружевной рубашечки на тоненьких бретельках. Лера пискнула и резво ускакала обратно в спальню. Там она закуталась в длинный плюшевый халат и поскакала обратно.

Мужчина уже зашёл в квартиру и стоял на коврике в прихожей. Костыли он пристроил у стенки рядом с собой. На этот раз он был чисто выбрит и выглядел гораздо лучше и приличней вчерашнего, не такой помятый и зачуханый. Ещё бы эту шапку дурацкую с него снять, так и вообще вроде приличный мужик, даже симпатичный.

– Женщина, ты в следующий раз спрашивай, кто пришёл, прежде чем вот так голышом на человека выскакивать. Хорошо, это я оказался, а у кого сердце слабое? Может не выдержать.

– Что вы тут делаете? – Лера почувствовала, что щёки у неё прямо пылают. Ещё бы! Она никак не планировала демонстрировать кому попало свои кружева и всё остальное.

– Тебя проведать пришёл, вот костыли принёс на всякий случай, вдруг у тебя нет. Хорошие костыли, лёгкие алюминиевые, и по росту подогнать можно. Но я б ещё вот это всё с удовольствием посмотрел, – он ткнул пальцем в сторону её груди, – там оказывается есть, что посмотреть, богато.

– Есть, да не про вашу честь, – сказала Лера, хорошо язык ему не показала. – Спасибо, конечно, за заботу, но вы не подумали, что я кого-то жду?

Если б не этот досадный инцидент с прозрачными кружевами, она вела бы себя совершенно иначе, была бы ему признательна, ведь позаботился. А так получается, будто он за ней подглядывать явился, любоваться её достоинствами.

– Кого же это ты ждёшь в таком виде? – Он нахмурился и глядел осуждающе, ни дать ни взять строгий папа из кинофильма. Как смотрит настоящий строгий папа, Лера не знала, так как с отцом своим знакома не была. Однако ей всегда хотелось, чтобы кто-нибудь беспокоился о ней так же, как папа в кино.

– Одного товарища. – Лера смутилась, не говорить же такому строгому папе, что с минуты на минуту должен пожаловать её любовник, он же и начальник. Никакому отцу такое не понравится.

– Так вот он я! Скажешь, не товарищ? Через весь город тебя тащил. Я и есть твой самый настоящий товарищ.

В этот момент в дверном замке повернулся ключ, и на пороге предстал Игошин с букетом красных роз.

– Вон оно чо, – сказал настоящий товарищ.

– Вы кто? – спросил Игошин.

– Доставка костылей населению, – отрапортовал незнакомец. – С женщины одна тысяча восемьсот рублей, вот чек. – Он полез в карман и предъявил мятую бумажку.

Лера взяла сумку на столике в прихожей, чтобы достать кошелёк.

– А картой нельзя оплатить? – поинтересовался Игошин.

– Картой нельзя.

– Странно. Лера, подержи-ка цветы, – скомандовал Игошин и сунул Лере букет. Сам он достал из кошелька две тысячи и протянул незнакомцу. – Сдачи не надо.

– Премного благодарен. – Мужчина взял деньги и слегка поклонился.

– До свидания, женщина, выздоравливай, – сказал он Лере и исчез за дверью. Тут Лера вспомнила про пять тысяч, и ей стало нестерпимо стыдно. Ещё и костыли притащил. Вон, Игошин-то налегке, с цветочками, двести рублей человеку дал на чай, барин.

– Очень странно, – сказал Игошин.

– Что? – не поняла Лера.

– Как-то не похож этот мужик на курьера.

– У него нет коня и сапог-скороходов? – сказала Лера и сама себе удивилась. Раньше у неё никогда не получалось так складно врать, не моргнув глазом. Хотя, казалось бы, чего тут скрывать? Подумаешь, мужик оказал ей первую помощь, дотащил до дома и принёс костыли. Обычное дело. Ага! Кто в такое поверит? Игошин точно не поверит. Следовало уже признать, что Лера этому человеку с честной причёской определённо понравилась. Интересно, когда это произошло, когда она на тротуаре валялась или уже позже, когда он с неё шубу в травмпункте снял?

– Да какой-то взгляд у него хищный, совсем не курьерский, и парфюм дорогой. Наверное, померещилось. – Игошин снял своё элегантное пальто, ботинки, взял у Леры цветы и поставил их в вазу, и пока Лера осваивала и регулировала костыли, подгоняя их по росту, успел принять душ и нырнуть в кровать. Лера подумала, что только что ушедший настоящий товарищ наверняка помог бы ей с регулировкой костылей.

– Поторопись, солнышко, у меня мало времени, ты ж понимаешь, конец года.

– А тебя не смущает, что у меня нога сломана? – на всякий случай поинтересовалась Лера, не ожидавшая от него такой прыти.

– То ж нога, а не это самое, – Игошин хохотнул и похлопал по кровати рядом с собой.

Лера вдруг посмотрела на него каким-то новым взглядом как бы со стороны, она, конечно, всё понимала: и цейтнот в конце года, и то, что её перелом совсем не ко времени, но почему-то в голове встал вопрос, что же его на самом деле в ней интересует, неужели только, как он выразился, это самое? Наверное, это мама так на неё подействовала и бессонная ночь, проведённая в поисках смысла жизни.

Конечно, Игошин, как она и хотела, подарил ей блестящее. Уже собираясь выходить из её квартиры, он хлопнул себя по лбу.

– Чуть не забыл! – Он полез во внутренний карман пиджака и достал плоскую коробочку. – Это тебе, солнышко. С Новым годом, поправляйся.

Лера открыла коробочку, там оказалась золотая цепочка с цветочками из эмали. Вещь выглядела дорого. Днём раньше Лера, наверное, почувствовала бы себя счастливой, а сейчас её почему-то подташнивало. Странно. Однако Лера нацепила подвеску, растянула губы в улыбке и поблагодарила Игошина.

Закрыв за Игошиным дверь, она сообразила, что вчера весьма энергично опустошила свои запасы «корочек хлеба» в холодильнике, и тут же решила идти к Мальвине, раз у неё теперь есть костыли. Вот где о ней как следует позаботятся, накормят, погладят по головке и пожалеют.

Мальвина проживала в соседней квартире вместе с мужем Мишенькой, домработницей Галиной Ивановной и той-терьером Барсиком. Будучи по профессии актрисой, она служила в театре на вторых ролях, озвучивала книги, фильмы и снималась в эпизодах на телевидении и в кино.

– Скромненько, – говорила Мальвина о своей актёрской карьере. – Зато узнаваемо, востребовано, все знают, но никто не завидует. Актёры редкостные завистники. Могут запросто напакостить, сглазить или порчу навести.