Погоди, дуралей, погоди ты!
Ради Бога, послушай меня!
Вот оно, твое сердце, пробито
возле ног вороного коня^{111}.

Пожелай же мне смерти мгновенной
или раны – хотя б небольшой!
Угорелый мой брат, оглашенный,
я не знаю, что делать с тобой^{112}.

Погоди, я тебя не обижу,
спой мне тихо, а я подпою.
Я сквозь слезы прощальные вижу
невиновную морду твою^{113}.

Погоди, мой товарищ, не надо.
Мы уже расквитались сполна.
Спой мне песню: Гренада, Гренада.
Спойте, мертвые губы: Грена…^{114}

Глава II^{115}

Ты рядом, даль социализма…

Б. Пастернак^{116}

Спойте песню мне, братья Покрассы!
Младшим братом я вам подпою^{117}.
Хлынут слезы нежданные сразу,
затуманят решимость мою.

И жестокое верное слово
в горле комом застрянет моем.
Толстоногая, спой мне, Орлова,
в синем небе над Красным Кремлем!^{118}

Спой мне, Клим в исполненьи Крючкова,
белозубый танкист-тракторист^{119},
спой, приветливый и бестолковый
в брюках гольф иностранный турист!^{120}

Покоряя пространство и время,
алый шелк развернув на ветру,
пой, мое комсомольское племя,
эй, кудрявая, пой поутру!^{121}

Заключенный каналоармеец,
спой и ты, перекованный враг!^{122}
Светлый путь все верней и прямее!^{123}
Спойте хором, бедняк и средняк!^{124}

Про счастливых детишек колонны^{125},
про влюбленных в предутренней мгле^{126},
про снующие автофургоны
с аппетитною надписью «Хлеб»^{127}.

Почтальон Харитоша примчится
по проселку на стан полевой.
Номер «Правды» – признались убийцы,
не ушли от расплаты святой!^{128}

И по тундре, железной дороге
мчит курьерский, колеса стучат,
светлый путь нам ложится под ноги,
льется песня задорных девчат!^{129}

На далеком лесном пограничье,
в доме отдыха в синем Крыму
лейся, звонкая песня девичья,
чтобы весело было Ему!^{130}

Так припомним кремлевского горца!
Он нас вырастил верных таких,
что хватило и полразговорца,
шевеления губ чумовых^{131}.

Выходи же, мой друг, заводи же
про этапы большого пути.
Выходи, я тебя не обижу.
Ненавижу тебя. Выходи^{132}.

Ах, серпастый ты мой, молоткастый,
отчего ты свободе не рад,
о которой так часто, так часто
в лагерях до зари говорят?^{133}

Спой мне, ветер, про счастье и волю,
звон подков по брусчатке святой,
про партийный наказ комсомолу
и про маршала первого спой!^{134}

Праздник, праздник в соседнем колхозе!
Старый пасечник хмыкнул в усы,
над арбузом жужжащие осы,
гармонист подбирает басы,

под цветущею яблоней свадьба —
звеньевую берет бригадир!^{135}
Все бы петь тебе, радость, плясать бы
да ходить в ДОСААФовский тир!^{136}

От успехов головокруженье!
Рано, рано трубить нам отбой!
Видишь, Маша, во мраке движенье?
Враг во тьме притаился ночной!^{137}

Там в ночи полыхают обрезы,
там в муку подсыпают стекло,
у границы ярится агрессор,
уклонисты ощерились зло!^{138}

Рыков с Радеком тянут во мраке
к сердцу Родины когти в крови!
За Ванцетти с бедняжкою Сакко
отомсти! Отомсти! Отомсти!^{139}

Вот, гляди-ка ты – два капитана
за столом засиделись в ночи.
И один угрожает наганом,
а второй третьи сутки молчит.

Капитан, капитан, улыбнитесь!
Гражданин капитан! Пощади!
Распишитесь вот тут. Распишитесь!!
Собирайся. Пощады не жди^{140}.

Это дедушка дедушку снова
на расстрел за измену ведет.
Но в мундире, запекшемся кровью,
сам назавтра на нарах гниет^{141}.

Светлый путь поднимается в небо,
и пастух со свинаркой поет,
и чудак-академик нелепо
все теряет, никак не найдет.

Он в пенсне старомодном, с бородкой,
улыбается, тоже поет.
А потом исполняет чечетку
славный артиллерийский расчет^{142}.

Микоян раскрывает страницы
кулинарные – блещет крахмал,
поросенок шипит, золотится,
искрометный потеет бокал!^{143}

Ветчина, да икорка, да пайка,
Да баланда, да злой трудодень…^{144}
Спой мне, мальчик в спартаковской майке,
спой, черемуха, спой мне, сирень!^{145}

Спой мне, ветер, веселый мой ветер,
про красивых и гордых людей,
что поют и смеются, как дети,
на просторах Отчизны своей!^{146}

Спой о том, как под солнцем свободы
расцвели физкультура и спорт,
как внимают Равелю народы,
и как шли мы по трапу на борт^{147}.

Кто привык за победу бороться,
мою пайку отнимет и жрет.
Доходяга, конечно, загнется,
но и тот, кто покрепче, дойдет^{148}.

Эх ты, волюшка, горькая водка,
под бушлатиком белая вошь,
эх, дешевая фотка-красотка,
знаю, падла, меня ты не ждешь^{149}.

Да и писем моих не читаешь!
И встречать ты меня не придешь!
Ну а если придешь – не узнаешь,
а узнаешь – сама пропадешь.

Волга, Волга! За что меня взяли?
Ведь не волк я по крови своей!
На великом, на славном канале
спой мне, ветер, про гордых людей!^{150}

Но все суше становится порох,
и никто никуда не уйдет^{151}.
И акын в прикаспийских просторах
о батыре Ежове поет^{152}.

Глава III^{153}

Я шел к тебе четыре года,

Я три державы покорил.

М. Исаковский^{154}

Спой же песню мне, Клава Шульженко,
над притихшею темной Москвой,
над сожженной врагом деревенькой,
над наградой и раной сквозной!^{155}

Спой, мой дядя семнадцатилетний,
в черной раме на белой стене…
Беззаветный герой, безответный,
как с тобой-то разделаться мне?^{156}

Не умею я петь про такое,
не умею, комдив, хоть убей!
Целовать бы мне знамя родное
у священной могилы твоей^{157}.

Не считайте меня коммунистом!!
И фашистом прошу не считать!^{158}
Эх, танкисты мои, гармонисты.
Спойте, братцы. Я буду молчать^{159}.

Пой, гармоника, пой, дорогая.
Я молчу. Только пули свистят^{160}.
Кровь родная, я все понимаю.
Сталинград, Сталинград, Сталинград.

Сталинград ведь!! Так что же мне делать?^{161}
Плакать плачу, а петь не могу…
В маскхалате своем красно-белом
пой, пацан, на горячем снегу^{162}.

Сын полка, за кого же ты дрался?
Ну ответь, ну скажи – за кого?
С конармейскою шашкой бросался
за кого ты на «Тигр» броневой?^{163}

Впрочем, хватит! Ну хватит! Не надо,
ну нельзя мне об этом, земляк!..
Ты стоишь у обугленной хаты,
еле держишься на костылях.

Чарка горькая. Старый осколок.
Сталинград ведь, пойми – Сталинград!
Ты прости – мне нельзя про такое,
про такое мне лучше молчать^{164}.

Глава IV^{165}

Нет Ленина – вот это очень тяжко!

Е. Евтушенко^{166}

Спой мне, Бабаджанян беззаботный!
Сбацай твист мне, веселый Арно!
Подавившись слезой безотчетной,
расплывусь я улыбкой дурной^{167}.

Спой же песню мне – рулатэ-рула!
Ох уж, рула ты, рула моя!^{168}
До свиданья, родной переулок!
Нас таежные манят края!^{169}

Все уже позади, мой ровесник,
страшный Сталин и Гитлер-подлец.
Заводи молодежную песню
про огонь комсомольских сердец!^{170}

Потому что народ мы бродячий,
и нельзя нам иначе, друзья^{171},
молодою любовью горячей
мы согреем родные края.

Э-ге-ге, эге-гей, хали-гали!^{172}
Шик-модерн^{173}, Ив Монтан, хула-хуп!^{174}
Вновь открылись лазурные дали
за стеной коммунальных халуп^{175}.

Летка-енка ты мой, Евтушенко!
Лонжюмо ты мое, Лонжюмо!
Уберите же Ленина с денег^{176},
и слонят уберите с трюмо!^{177}

Шик-модерн, треугольная груша,
треугольные стулья и стол!^{178}
Радиолу веселую слушай,
буги-вуги, футбол, комсомол!^{179}

Барахолка моя, телогрейка,
коммуналка в слезах и соплях.
Терешкова, и Белка и Стрелка
надо мною поют в небесах!^{180}

Кукуруза-чудесница пляшет,
королева совхозных полей^{181},
и Пикассо нам радостно машет
прихотливою кистью своей^{182}.

«Ленин» атомоход пролагает
верный путь через льды и метель^{183}.
Только Родина слышит и знает,
чей там сын в облаках пролетел^{184}.

Телевизор в соседской квартире,
КВН, «Голубой огонек»^{185}.
Спойте, спойте мне, физик и лирик,
про романтику дальних дорог!^{186}