Тоска сдавила сердце Эммы: мало того, что победа в отборе казалась ей все более призрачной, к этому добавилось еще и осуждение Бригитты. Между ними словно выросла стена отчуждения. Еще бы! Такая правильная леди Дракхайн в своем цветохроне наверняка теперь с трудом скрывала возмущение тем, как Эмма повела себя со Свейном. Прогуливаясь по саду наедине, она рассчитывала добиться понимания жениха, а вышло только хуже… Если бы не горянка, кузен получил бы поцелуй, а ведь их мог заметить там кто угодно!

 Кроме того настроение Эммы окончательно упало от понимания того, как будет выглядеть ее черная гора среди ярких пышных платьев во время бала.

– Ты умеешь танцевать? – спросила Эмма, теша надежду на лучшее до последнего. – Ах да, если нальют…

Бригитта наконец подняла на нее взгляд. В карих глазах светилось понимание и сочувствие, и Эмма рассердилась на саму себя. Прочь сомнения и терзания! Нельзя сдаваться и отдаляться друг от друга! Нахмурив брови, она положила себе шпинатное суфле.

Сегодня на прогулке она увидела нечто, заставившее ее вздрогнуть. Это длилось всего мгновение, но картина не стиралась из памяти, хоть тресни. Когда Бригитта спешила к ней на помощь, цветохрон зацепился за колючую ветку, приподнялся, и Эмма увидела…

Она съела кусочек рыбки, посмотрела на Бригитту. Кажется, первый этап по пробуждению в ней женщины обозначился сам собой.

– Завтра до вечера у нас свободное время, и я знаю, чем мы займемся, – с преувеличенной бодростью заявила Эмма.

– Пойдем гулять в саду? – без энтузиазма предположила Бригитта. – Что там твой Тибрих? Вразумился?

Эмма помрачнела, понимая, что поднятой темы не избежать.

– Боюсь, что нет, – грустно ответила она. – Я надеялась пробудить в нем совесть, оставшись наедине.

– А пробудила страсть, – зыркнула на нее Бригитта.

– Это произошло по моей вине, – нехотя призналась Эмма, отведя взгляд. – Пару лет назад я готовилась к экзамену, училась снимать свои ментальные блоки. И так получилось, что кузен вошел на задний двор, где я тренировалась. С тех пор он не дает мне проходу. Что я только ни делала! Пыталась повлиять на него по-всякому! Но вот тот момент, когда я полностью раскрылась перед Свейном, стал для него чем-то вроде вспышки, отпечатавшейся в сознании.

– Да ты опасная женщина, Эмма Эжени, – произнесла Бригитта с легкой усмешкой.

– Я не хочу, чтобы ты думала обо мне плохо, Бригитта, – вздохнула Эмма. –  Наверное, ты считаешь меня испорченной? Легкомысленной? Но клянусь, что не собиралась с ним целоваться.

– Я не считаю тебя испорченной, – мягко возразила Бригитта. – По тебе сразу понятно, что ты… что цветок твоей невинности все еще в вазе.

Эмма нахмурилась, переваривая метафору, но вскоре отмахнулась и с улыбкой попросила:

– Забудем о Свейне и его отвратительных манерах, прошу. Есть кое-что гораздо более интересное! Мы с тобой пойдем по магазинам!

– О нет… – простонала Бригитта. – Эмма, я не стану надевать ничего, кроме цветохрона. Я чту традиции. Ты не заставишь меня…

– Да-да, – отмахнулась она, пробуя суфле и морщась. – Но на тебе есть еще кое-что. И это… просто ужасно.

Бригитта нахмурилась.

– Да, я говорю как есть, – кивнула Эмма. – Я могла бы попытаться подобрать менее ранящие слова, но не хочу. Это ужасно, Бригитта!

– Да о чем ты?! – воскликнула она.

– Сегодня, когда ты так спешила, чтобы спасти мою честь… кстати, спасибо тебе за это! Полы твоего цветохрона, зацепившись за колючую ветку, на мгновение задрались, и я увидела…

Бригитта сглотнула.

– …твои панталоны, – горько произнесла Эмма. – Самый краешек, но мне хватило. Мало того, что они серые без единой рюши, так еще и доходят едва не до колен! Так нельзя!

– А мне удобно, – пробормотала Бригитта.

Эмма покачала головой.

– Нет, это не обсуждается, – сказала она. – Это станет первым шагом к пробуждению твоей женственности. В шелковом белье ты почувствуешь себя совсем по-другому, поверь.

Бригитта мрачно жевала котлету, глядя в прорезь цветохрона, и Эмма даже не могла представить, о чем та думает.

– Их же все равно никто не увидит, – произнесла леди Дракхайн. – На кой ляд мне другие панталоны, скажи? Я клянусь, что впредь буду осторожней в движениях…

– Не в этом дело, – отрезала Эмма. – Не важно – увидит их кто-то или нет. Важно, что ты сама будешь знать. Одно дело, когда на тебе панталоны до колен, и совсем другое – кружевные трусики. Ты будешь чувствовать себя более сексуальной, влекущей…

– Не буду, – упрямо заявила Бригитта.

– Только представь, – прошептала Эмма, склонившись к ней и игриво подвигав бровями. – У тебя под цветохроном будет маленький секрет…

Бригитта пристально на нее смотрела, и в ее карих глазах явно бурлили эмоции, но Эмма не могла понять, какие.  Возможно, горянке все это непривычно и дико – кружевное белье, женские ухищрения, но Эмма твердо решила настоять на своем.

 Она приметила улочку с магазинами еще на подъезде ко дворцу. Наверняка там кусачие цены, но леди Дракхайн сама говорила, что не нуждается. Найдет пару монет на новое белье…

– А еще…

Бригитта с тоской посмотрела на Эмму.

– Надо проверить, как хорошо ты танцуешь, – сказала та. – Но ты ешь, не спеши. Сделаем это после ужина.

Менталистка отодвинула от себя тарелку с непонятной зеленой массой, которую Вейрон не решился попробовать, и взяла креманку с мороженым. Смакуя каждую ложечку, она мурлыкала что-то себе под нос и выглядела очень довольной.

– Эмма, – произнес Вейрон, собравшись. Он решил больше не откладывать на потом сложный разговор. – Мне надо тебе кое-что сказать…

Сбился, сам себе поражаясь. Никогда еще ему не было так сложно говорить правду. Но в конце концов, она вроде умная девочка, должна понять. Он расскажет ей об операции, в самых общих чертах. Убедит держать все в секрете. Будет куда проще, если ему не придется притворяться женщиной перед ней.

– Говори, – кивнула Эмма. Она взяла из блюда с ягодами клубнику и, макнув ее в мороженое, положила в рот. Зажмурившись от удовольствия, облизнула губки, а после откинулась на спинку кресла и стала расстегивать пуговки на платье. – Ты можешь рассказать мне все. Любые секреты.

– Понятно, – кивнул Вейрон, наблюдая за ее манипуляциями.

Одна пуговка никак не поддавалась, но Эмме все же удалось ее расстегнуть. В вырезе платья показалась аппетитная ложбинка между двумя упругими холмиками.

– Мне сказали об отборе в последний момент, – проворчала Эмма, заметив взгляд Вейрона и расценив его по-своему. – И вот – единственное форменное платье, более-менее подходящее мне по размеру, оказалось тесным в груди. Ты наверняка меня понимаешь…

– Я? – переспросил Вейрон.

– Ну да, – подтвердила Эмма. – У тебя шикарные формы.

– Ах это…

– Тебя не смутит, если я буду ходить по нашим комнатам в таком виде? – спросила Эмма, немного виновато улыбнувшись.

– Ты можешь и вовсе раздеться, – предложил Вейрон с энтузиазмом.

– Это будет странно, – она вытянула шпильки, тряхнула головой, и мягкие каштановые волосы рассыпались по плечам. – Я буду голой, а ты – в цветохроне?

– Что тут такого? – с жаром возразил он. – Мы ведь с тобой теперь… почти сестры.

Эмма кивнула. Слегка оттянув ткань платья и сложив губки трубочкой, она подула в ложбинку между грудями.

Вейрон не сводил с менталистки взгляда. Как же она была притягательна в своей милой непосредственности!

– Фух, так гораздо лучше, – пробормотала Эмма с облегчением. – Знаешь, Бригитта, мы ведь с тобой очень похожи.

– Правда? – переспросил он, сглотнув.

– Мы обе вынуждены подчиняться правилам. Мы обе – жертвы обстоятельств, ограничивших наши возможности с рождения, – печально произнесла Эмма, подняв свои колдовские зеленые глаза на Вейрона, и он с трудом оторвал взгляд от ее декольте. – Я знаю, каково это – когда тебе не позволено быть самой собой. Моя семья до последнего пыталась отрицать существование во мне магии. Меня даже водили к ведуньям, которые обещали заблокировать мои способности. Не вышло.

– Слава всем светлым.

Эмма улыбнулась, склонив голову к плечу.

– Тебя тоже пытаются засунуть в рамки. Обрядили в этот цветохрон, привезли на отбор, не поинтересовавшись твоим мнением… Я вижу в тебе себя.

– А я вижу себя в тебе, – озвучил Вейрон свое тайное желание, которое становилось все труднее прятать под цветохроном.

– Видишь, как здорово мы понимаем друг друга! Мы становимся все ближе, Бригитта. Так что ты хотела мне сказать? – вспомнила Эмма.

“Что я мужчина, и хочу совсем иной близости”, – подумал Вейрон, а вслух произнес:

– Мне все же кажется, что сейчас не время ходить по магазинам. Лучше уж порепетируем танцы и последим за конкурентками…

Эмма нежно улыбнулась и вдруг поднялась с места. Подойдя к Вейрону, обняла его за шею, слегка склонившись. Упругие грудки в глубоком вырезе оказались прямо у него перед глазами.

– Я понимаю, тебе страшно что-то менять, – с сочувствием произнесла она. – Ты привыкла жить по строгим правилам. Но ты смелая, Бригитта, и я верю в тебя. Это лишь первый шаг, и мы сделаем его вместе.

– Правила – это не так уж и плохо, – неуверенно пробормотал он.

– Поверь, главное – начать, – сказала Эмма, отстранившись. – А потом тебя будет не остановить! Твоя внутренняя женщина проснется, сметая все на своем пути!

Вот уж чего не хотелось бы…

– Завтра мы купим тебе еще и чулки, – пообещала она и вдруг приподняла платье. – Вот смотри, они такие тонкие, эластичные, крепятся на специальный пояс…

Вейрон смотрел. О, он бы ни за что этого не пропустил!  Чудесные стройные ножки в белых чулках так и манили протянуть руку и коснуться их. Провести снизу вверх, чтобы проверить, где заканчивается тонкая ткань чулков…

– Хочешь потрогать? – предложила Эмма, будто услышав его мысли, и он, не заставляя просить себя дважды, погладил изящную коленку, скользнул ладонью выше по стройному бедру, затянутому в шелк. – Правда, приятное ощущение?

Он молча кивнул, не в силах подобрать слов. Он обязан признаться ей, пока это не зашло слишком далеко. Вот прямо сейчас!

– Правда, с ними надо осторожно обращаться, чуть что – и стрелка, – вздохнула Эмма, поворачиваясь к нему спиной и поднимая юбки еще выше. – Посмотри, кстати, сзади все в порядке? Кажется, я задела ногтем, когда надевала…

Вейрон вцепился пальцами в подлокотники кресла.

– Что там? Все нормально? – переспросила Эмма, не дождавшись ответа.

– Все просто прекрасно, – пробормотал он и откашлялся. Действие пилюль, переданных Донованом, явно заканчивалось.

Эмма опустила юбки и повернулась к нему.

“В принципе, лучше оставить ее в неведении”, – подумал Вейрон, усмиряя пытавшуюся о чем-то докричаться совесть. – Она может выдать своим отношением, поведением, или вовсе разболтать чужой секрет остальным участницам отбора, среди которых прячется заговорщик”.

– Что ж, ты наелась? – спросила Эмма и, протянув руку, шутливо поклонилась. – Позвольте пригласить вас на танец, леди Дракхайн.

– Может, не стоит? – Вейрон с надеждой покосился на дверь своей спальни.

– Вот поэтому стоит.

Он сжал ее руку, усмехнулся под цветохроном. Упрямая девочка не желала сдаваться.

– Нет же, Бригитта, – возмутилась Эмма, высвобождая ладонь, – твоя рука должна лишь слегка касаться моей. Прости, но у тебя хватка как у мужика. Помни о своей женственности, пробуди ее, покажи мне!

– Угу.

Вейрон поправил свободной рукой ткань на лице и приблизился к Эмме, горя желанием  либо прижать ее и станцевать совсем другое, либо уйти к себе.

– Ну что ж, начнем. Обними меня.

Вейрон тут же обхватил тонкую талию девушки.

– Да нет же! – снова возмутилась Эмма. – Принцем буду я. А ты – леди Бригитта Дракхайн.

Вейрон, вздохнув, положил ладонь ей на плечо, и Эмма, охнув, виновато  улыбнулась.