Картинки в голове: И другие рассказы о моей жизни с аутизмом (страница 6)
Услышав про символы, которыми пользуются аутичные люди, можно просто пожать плечами, но во многих случаях это единственный доступный им способ понимания мира и поддержания контакта с внешней реальностью. Например, «жареные гренки», если ребенок ест их с аппетитом, могут означать «радость». Ребенок радуется, когда представляет себе горячие гренки с сиропом. Слово или зрительный образ часто возникают по ассоциации с личным опытом. Клара Парк[7], мама Джесси, отмечала восторг своей дочери по поводу таких предметов, как терморегулятор для электрического одеяла или электрообогреватель. Причина, по которой они обрели для Джесси такую важность, осталась для матери загадкой, она просто видела, что стоит девочке вспомнить про свои любимые вещи, как она моментально приходит в отличное расположение духа, речь улучшается, интонация престает быть монотонной. Несмотря на то что Джесси могла говорить, она была не в состоянии объяснить родителям, чем ей так дороги терморегулятор и обогреватель. Возможно, она внутренне связывала их с теплом и чувством защищенности. Слову «сверчок» Джесси радовалась, а «песня вполуха» означала у нее «не знаю». Природа этой ассоциативной связи тоже неясна, просто в какой-то момент «вполуха», то есть плохо расслышанная песня, стало ассоциироваться с незнанием. Мышление человека с аутизмом строится на основе подобных ассоциаций.
Тед Харт, с низкофункциональной формой аутизма, был не способен делать выводы из ситуации и проявлять поведенческую гибкость. Его отец описывает в своей книге, как однажды после поломки сушилки Тед разложил по ящикам постиранное мокрое белье. Рассуждать здраво он не мог, поэтому после стирки просто перешел к следующему этапу механически затверженной последовательности действий. Рискну предположить, что подобное следование ритуалам и неспособность делать выводы отчасти может быть следствием неумения или полной неспособности вносить изменения в свои зрительные воспоминания. Пусть мои воспоминания об объектах представляют собой строго конкретные частные случаи, я мысленно могу что-то в этих образах поменять. Например, могу представить, что стены церкви выкрашены совершенно в другие цвета, или взять колокольню одного храма и приставить ее к другому; но когда при мне произносят слово «церковь», первым в голове выскакивает не то изображение, которое я только что скомпоновала, а образ из детства. Способность вносить в мысленные образы изменения помогла мне научиться обобщать.
Сегодня я больше не нуждаюсь в символических дверях. Я могу реагировать на возникающие перемены, самостоятельно изменяя картинки в голове. Картинок много: за годы жизни у меня накопилось достаточно личных впечатлений и информации, почерпнутой из прочитанных книг и статей. Читала и читаю я запоем, поэтому активно пополняю свой видеоархив все новыми и новыми воображаемыми роликами. Один аутичный программист однажды назвал чтение «загрузкой». В моем случае это больше похоже на установку нового программного обеспечения на компьютер.
Визуальное мышление и ментальные образы
Современные исследования пациентов с мозговыми повреждениями и данные нейровизуализации свидетельствуют о том, что за визуальное и за вербальное мышление отвечают разные структуры мозга. Измерение локального мозгового кровотока показывает, что, когда человек вызывает в своем воображении какой-либо зрительный образ, например знакомую дорогу, по которой он постоянно ходит, кровоснабжение зрительной коры головного мозга значительно усиливается, потому что этот участок начинает активно работать. Исследования пациентов с повреждениями левой затылочной доли мозга показывают, что они не способны переводить в зрительные образы информацию, хранящуюся в долговременной памяти, но при этом центры, отвечающие за речь и вербальную память, у них продолжают функционировать. Это лишний раз подтверждает, что зрительные образы и вербальное мышление подконтрольны разным структурам центральной нервной системы (ЦНС).
Система зрительных представлений может включать в себя в качестве отдельных подсистем ментальные образы и их ротацию. За второе отвечает правое полушарие, а за первое – затылочная доля левого. При аутизме система зрительных представлений предположительно становится шире, возможно, это некая компенсация речевого дефицита и неспособности мыслить последовательно. Вообще, при любых нарушениях мозг проявляет поразительные компенсаторные способности, когда один отдел берет на себя функции другого.
Согласно результатам экспериментов профессора Альваро Паскуаль-Леоне из Национального института здоровья США (NIH), тренировка визуализационного навыка часто приводит к изменениям карты двигательной области мозга. Картирование мозга с применением транскраниальной магнитной стимуляции показало, что у пианистов воображаемая игра на инструменте и упражнение за настоящим роялем выглядят на кортикальной карте совершенно одинаково. При этом если в ходе двухчасовых занятий, воображаемых или реальных, соответствующие кортикальные зоны активно расширяются, то бесцельное бренчание по клавишам такого эффекта не дает. При работе со спортсменами также отмечалось, что моторные навыки можно улучшить не только тренируясь, но и подробно представляя себе тренировочный процесс. Исследования пациентов с повреждениями гиппокампа наглядно демонстрируют, что механическим затверживанием и осознанным запечатлением в памяти каких-либо событий ведают разные неврологические системы. Человек может механически заучить какое-то действие и даже отточить его путем повторения, но осознанного воспоминания о том, что он делал, у него не отложится. Нейроны моторной коры удается обучить, но повреждение гиппокампа препятствует консолидации памяти. И получается, что мозг и мышцы учатся решать простейшую механическую задачу, усваивают какое-то движение, но мозг при этом не запоминает, что перед ним данная задача вообще когда-нибудь стояла. На практике движение вроде бы оттачивается, тем не менее все происходит как в первый раз.