Между «относительно хорошим» и «абсолютно хорошим»: Комитет по Сталинским премиям в поисках «выдающихся произведений»

Подробное последовательное изложение истории института Сталинской премии по литературе предполагает отнюдь не шаблонную реконструкцию хода обсуждений в рамках Комитета (комментированную публикацию хранящихся в архиве стенограмм) и/или построение хронологически организованной «летописи» принятых решений, но такую организацию материала, которая не только восстанавливала бы траекторию движения того или иного литературного произведения в бюрократических структурах Страны Советов, но и проливала бы свет на мотивы его выдвижения на премию. Кроме того, такое описание должно одинаково тесно взаимодействовать с контекстами внутри- и внешнеполитической истории, истории культурных институций и их контактов, теории советского официального искусства, литературной критики, публицистики, мемуаристики и другими, более локальными, сегментами культурной истории позднесталинского периода. Очевидно, что установка на исследование подобного характера не может быть полноценно реализована в рамках избранного нами монографического формата, поэтому разумно будет сперва сосредоточиться на подробной характеристике тех изначальных принципов, которыми эксперты руководствовались при обсуждении литературных произведений и последующей их рекомендации на присуждение Сталинской премии.

Первое заседание Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства состоялось 16 сентября 1940 года в МХАТе СССР им. Горького. Началась работа в 13:30. Помимо председательствовавшего В. И. Немировича-Данченко, на нем присутствовали 24 члена Комитета¹⁷³: А. В. Александров, Н. Н. Асеев, И. Г. Большаков, В. А. Веснин, Р. М. Глиэр, А. Б. Гольденвейзер, И. Э. Грабарь, А. К. Гулакян, А. С. Гурвич, И. О. Дунаевский, Е. М. Кузнецов, С. М. Михоэлс, А. М. Молдыбаев, В. И. Мухина, Н. Я. Мясковский, С. А. Самосуд, Р. Н. Симонов, И. Я. Судаков, А. Н. Толстой, А. А. Фадеев, М. Б. Храпченко, Н. К. Черкасов, М. Э. Чиаурели, Ю. А. Шапорин, Ф. М. Эрмлер. Отсутствовали на заседании 14 членов Комитета¹⁷⁴: пятеро из них (К. Ж. Байсеитова, А. М. Герасимов, А. П. Довженко, С. Д. Меркуров, И. М. Москвин) – по болезни; четверо (У. Гаджибеков, А. Е. Корнейчук, А. А. Хорава, М. А. Шолохов¹⁷⁵) – по занятости; еще пятеро (Г. Ф. Александров¹⁷⁶, Я. Купала, И. К. Луппол, А. Г. Мордвинов, Х. Насырова) отсутствовали без предупреждения. Секретарем Комитета назначена сестра Е. С. Булгаковой О. С. Бокшанская – секретарь дирекции МХАТа с 1915 года и личная ассистентка Немировича-Данченко с 1919 года.

Именно на этом заседании были предварительно определены принципы работы Комитета (позднее они довольно существенно изменятся в виду принятия Советом народных комиссаров 20 декабря 1940 года постановления № 2600 «Об изменении порядка присуждения Сталинских премий»¹⁷⁷, которое не только увеличит количество премий в разных номинациях, но и значительно усложнит работу экспертов, расширив допустимый период создания номинируемых произведений с 9 месяцев 15 дней до «последних 6–7 лет»). По причине занятости А. Я. Вышинского, с которым Немирович-Данченко долго не мог встретиться лично, заседание задержалось (по всей видимости, изначально его проведение планировалось в летний период), обусловив, таким образом, потребность в четко аргументированных и, главное, быстрых решениях членов Комитета (впоследствии Комитет не сумеет отойти от «штурмовщины» в вопросе ознакомления с номинированными произведениями, что повлечет закономерные обвинения в субъективности выносимых решений и беспринципности работы секций). Встреча председателя Комитета с заместителем председателя Совнаркома была необходимой, так как множество вопросов, связанных с порядком работы Комитета, попросту не были прояснены. Об этом Немирович-Данченко, предварительно попросив представителей прессы «не печатать того, что мы пока не найдем нужным», сказал в приветственном слове на первом заседании: «Потом от вас посыпались разные вопросы и затем, наконец, удалось с ним (с Вышинским. – Д. Ц.) встретиться. Когда я получил от него ответы и вас известил, тогда можно было начинать»¹⁷⁸. И уже затем он сообщил ответы правительства на основные вопросы, касавшиеся организации дальнейшего порядка работы:

Кандидатуры представляют сами члены Комитета, общественные организации, а не сами авторы. Так, например, поэма, роман – их определяют соответствующие организации. <…> Авторы, которые спросили у нас, куда направлять, были осведомлены именно в этом смысле; т. е. организация просматривает [произведение] и рекомендовать отказывается [решают – рекомендуют они или отклоняют эту кандидатуру].

С одной стороны, премия за выдающееся произведение; а есть такое выражение – «выбор из них наиболее выдающихся». Разъяснение такое, что выдается не за относительно хорошее, а за абсолютно хорошее.

<…>

Премированию подлежат произведения, законченные за время с 1 января по 15‐е октября 1940 года. Те, которые появляются после 15 октября, отходят на 1941 год. На основании этого я просил, чтобы в 1940‐й год входили произведения, уже появившиеся с 15 октября прошлого года, но на это получил совершенно категорический ответ: нет, только с 1 января 1940 года. <…>

Члены комитета могут рекомендовать произведения, еще не исполненные или еще не выставленные. Тогда Комитет поручает отдельным членам или секции дать окончательное суждение.

<…> Конечно, необходимо образовать из членов Комитета секции. <…> Первая – по литературе, вторая – по театру и кино, третья – по музыке, четвертая – по изобразительному искусству: архитектуре, скульптуре и живописи.

<…> Комитет может присуждать данную премию режиссеру или даже актеру, или коллективу.

<…> Оценка и присуждение премий за работы в области театрального искусства и кинематографии производятся как на основании представленных материалов (пьесы, сценарии, макеты и т. д.), так и на основании имевших место показов кинофильмов и театральных постановок¹⁷⁹.

На вопрос А. Б. Гольденвейзера о том, подлежит ли рассмотрению произведение члена Комитета, выдвинутое им самим, Немирович-Данченко, во многом предопределив не только своеобразное «местничество», «протекторат» в вопросе распределения премий, но и групповую (или даже «клановую») борьбу внутри секций¹⁸⁰ (вопрос о которой, наряду со многими другими, был поднят В. С. Кружковым в адресованной Маленкову восьмистраничной справке Отдела художественной литературы и искусства ЦК ВКП(б) о работе Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы¹⁸¹ от 27 мая 1952 года; об этом – далее), ответил: «…в Комитете находятся самые выдающиеся представители в области искусства. Почему же они должны быть лишены права на получение премии?»¹⁸²

Большинство обсуждаемых на первом заседании вопросов имели сугубо организационный характер и в основном касались установления зоны ответственности для каждой из четырех образованных секций: один из магистральных «сюжетов» заседания связан с тем, в какой из секций (музыкальной или театральной) будет рассматриваться опера¹⁸³, дискуссия велась и по поводу того, какое произведение может считаться оконченным¹⁸⁴. Большинство возникавших по ходу обсуждения сложностей были связаны с частой невозможностью практического соблюдения зафиксированных в постановлении критериев. Множество нюансов, обнаруживших себя при предметном подходе к вопросу, попросту не были учтены авторами документа, регламентировавшего работу Комитета; решение частных вопросов целиком возлагалось на отдельные секции. Развивая наметившийся спор об «оконченности» произведения, принципиально важное замечание в связи с премированием литературных текстов, определившее особое положение Сталинской премии в системе литературного производства, сделал А. Н. Толстой:

Момент публикации и печати всегда является моментом окончания произведения, потому что то, что есть в рукописи не значит, что будет в печати. Нам дается возможность в каких то (sic!) случаях премировать и неопубликованные произведения, но это не значит, что мы должны вводить это в практику¹⁸⁵.

На этом же заседании все члены Комитета были разделены по четырем секциям¹⁸⁶:

1) Секция литературы (включая поэзию, прозу, драматургию, критику): Г. Ф. Александров, Н. Н. Асеев, А. К. Гулакян, А. С. Гурвич, А. Е. Корнейчук, И. К. Луппол, А. Н. Толстой, А. А. Фадеев, М. А. Шолохов, Я. Купала;

2) Секция театра и кино: Г. Ф. Александров, К. Байсеитова, И. Г. Большаков, Р. М. Глиэр, А. К. Гулакян, А. С. Гурвич, А. П. Довженко, Е. М. Кузнецов, С. М. Михоэлс, А. М. Молдыбаев, И. М. Москвин, Х. Насырова, С. А. Самосуд, Р. Н. Симонов, И. Я. Судаков, А. А. Хорава, М. Б. Храпченко, Н. К. Черкасов, М. Э. Чиаурели, Ф. М. Эрмлер;

3) Секция музыки: Г. Ф. Александров, А. В. Александров, К. Байсеитова, У. Гаджибеков, Р. М. Глиэр¹⁸⁷, А. Б. Гольденвейзер, И. О. Дунаевский, Н. Я. Мясковский, Х. Насырова, С. А. Самосуд, М. Б. Храпченко, Ю. А. Шапорин;

4) Секция живописи, скульптуры, архитектуры: Г. Ф. Александров, В. А. Веснин, А. М. Герасимов, И. Э. Грабарь, С. Д. Меркуров, А. Г. Мордвинов, В. И. Мухина, М. Б. Храпченко;

Изначальная установка большинства членов Комитета характеризовалась непритворной уверенностью в величине возложенной на них миссии по обеспечению «синтетического роста искусств» (Вл. И. Немирович-Данченко): можно утверждать, что каждый из присутствовавших на первом заседании ощущал эту особенную атмосферу пусть и иллюзорного высвобождения из-под контроля ЦК (он эвфемистически стал именоваться «проявлением непрерывного внимания и непрерывной заботы»¹⁸⁸); в тот момент эта «иллюзия свободы» не воспринималась как нечто мнимое. Отсюда и отразившаяся в стенограммах первоначальная ориентация членов Комитета на эстетические критерии оценки выдвинутых для рассмотрения произведений, общая воодушевленность, вызванная ощущением «художественно-житейского подъема» (Вл. И. Немирович-Данченко). Эту мысль точнее всего высказал А. Толстой, призвавший экспертов ответственно отнестись к подготовке материалов секционных и пленарных заседаний:

У нас создалось такое впечатление, что, в сущности, Комитет выполняет роль гораздо более крупную, чем присуждение премий, а именно какую-то концентрацию и рост эстетических требований, которую Комитет до известной степени должен отражать и должен сыграть большую роль в поднятии эстетической культуры. Тут наверное будут высказываться интересные мнения в этой области. Хотелось бы, чтобы стенограммы были обработаны в виде материала для будущих публикаций. <…> Надо, чтобы высказывания были превращены в художественный материал. Это было бы важно для всей страны¹⁸⁹.