Стены и арочный потолок огромного белого зала, казалось, чуть поблескивали. Как минералы гор, когда на них падает свет под определенным углом.

Колонны в виде сросшихся сталактитов и сталагмитов обвивал изящный орнамент, похожий на сложные письмена.

Гладкий пол походил на ледяные кристаллики, соединенные между собой настолько искусно, что составляли единую, слитную поверхность.

При этом сквозь тонкую подошву туфелек, вроде балеток на невысоком устойчивом каблучке я ощущала тепло. Жаркий лед, хих.

Свет лился отовсюду и ниоткуда. Невозможно было понять – как он сюда попадает. В одной половине зала выстроились огромные столы из материала, похожего на белый, испещренный золотистыми и голубыми прожилками минерал.

На столах было все, что предлагалось нам в меню и даже больше.

Фрукты, вроде яблок, груш, ломтиков ананасов и прочие были сочными и прозрачными от спелости. Крупные ягоды блестели в свете как отполированные.

Закуски выглядели одновременно аппетитными, свежими и очень красивыми.

В другой половине зала, у самых стен, кучковались кресла и невысокие столики для отдыха. В центре же нас ожидали гости.

Их окружали местные аристократы в нарядах, похожих на костюм Ранвила. Мужчины – все как один – ослепительно красивые. Просто картинки из журнала или даже из фотошопа. Блондины, брюнеты, шатены и рыжие, поджарые, атлетичные, крупные, но стройные. На любой вкус, я бы сказала.

И куда более невзрачные женщины в платьях, похожих на мое по стилю и крою.

Среди них сразу бросались в глаза две. Как бросаются в глаза бриллианты на витрине, переполненной фианитами.

Фигуристая, с глазами лани и темно-каштановыми волосами. С такими перепадами фигуры, от которых у мужчин обычно перехватывает дыхание. Стоит им лишь провести взглядом по изгибу между талией и бедрами или остановиться на высокой груди.

Она одевалась не как остальные и даже не как делегация Мейзамира.

В коктейльное голубое платье из атласа. С открытыми плечами, декольте и массивной юбкой. В подобное же, черное, расшитое золотистыми нитями, нарядилась и вторая яркая красавица.

Блондинка, явно с кровью индиго, я почему-то это теперь хорошо чувствовала. Но непохожая на таких как мы. Среди индиго совсем не было блондинок, насколько я изучила сведения из сети и то, что преподносило мне инфополе. Рыжие, шатенки, брюнетки – и все. Однако она точно имела наши способности и гены.

Русые волосы ее были собраны в изящную прическу, фигура напоминала о фигурах пловчих, которые еще не переборщили со спортом. Чуть широковатые плечи, пышная грудь, немного узкие бедра и длинные ноги. В целом: красивая, статная, соблазнительная.

Серые глаза подчеркивались косметикой, но и без нее были бы достаточно выразительными.

Ранвил степенно двинулся к гостям. Остановился возле рирра, который приобнимал рыжую красавицу-индиго.

– Рад приветствовать тебя, Мейзамир, твою жену и сопровождающих у нас, на Синих холмах.

Мейзамир оказался светловолосым и имел ярко-голубые глаза. Таких рирров я тут вполне уже видела. В целом он мало отличался от мужчин своего вида: красивый, крепкий, эффектный. С невероятно чистой и гладкой кожей, словно ее фотошопили до посинения.

– И я рад, что мы сможем договориться и заключить пакт, – кивнул он.

– Разреши представить тебе мою спутницу, Лесю. Она индиго, как и твоя жена.

Я все думала – как он меня «обозначит». Подруга, гостья, туристка… Знакомая? Ну явно же не похищенная из параллельного мира.

«Моя спутница» звучало вполне разумно и деликатно. Так что я осталась довольна.

– Очень приятно, – кивнул мне Мейзамир. – А это Аттавия, родственница жены. Она, кстати, наполовину индиго.

Аттавия так уставилась на Ранвила, что мне захотелось прижаться к нему покрепче.

Вот уж не думала, что начну ревновать! Да и зачем? Если я его истинная – о какой сопернице вообще может идти речь? Но чувствам ведь не прикажешь. Каждый кокетливый взгляд Аттавии в сторону Ранвила заставлял меня злиться.

Прозвучало несколько парадных речей.

Мейзамир вещал о новой эпохе для рирров его поселения и Атории. О том, что можно и не убивать, и не умирать. О том, что скоро уникальная сыворотка Ранвила решит многие вопросы питания расы. Как только ее доведут до ума.

Нимайя с Итрилом слушали и переглядывались.

Затем уже Ранвил, не отпуская мою руку, будто это придавало ему дополнительной уверенности или рирр опасался, что ретируюсь, спикерствовал на подобные темы.

Потом общение перетекло в менее официозное русло.

Я стояла рядом с Ранвилом и впитывала информацию, которая казалось важной для меня и моей Земли. Да и вообще – важной, в свете того, как мы недавно начали общаться с принцем.

– То есть, ты выяснил на личном примере, что обмен кровью и энергией между рирром с индиго вообще решает вопросы питания? – заинтересованно уточнял у Мейзамира Ранвил.

– Все верно. Правда, это происходит через перерождение. То есть ты умираешь. Мгновенно разлагаешься и затем восстанавливаешься уже в новом качестве.

– Ты совсем не питаешь себя энергией или кровью индиго?

– Нет.

– Это очень интересно. И важно. Хотелось бы избавиться от необходимости… питаться, – Ранвил вдруг посмотрел на меня с каким-то особенным выражением. Будто сказал отчасти и для меня.

– Вот только не всегда такое возможно. Нужна сильная эмоциональная связь между рирром и индиго. Я обменивался энергией и кровью с охотником, которого спас, фактически – вытащил из лап смерти, – продолжал пояснять Мейзамир. – Так что… Еще можно обменяться кровью и энергией с женщиной, которую любишь… Если, конечно, чувства взаимны.

Ранвил опять на меня покосился, будто невольно, инстинктивно и сразу же отвел взгляд.

Какое-то время еще шли разговоры на военные темы, которые я мало понимала. Аттавия изо всех сил пыталась привлечь внимание Ранвила. То плечом поведет, то захихикает совершенно не к месту и не ко времени. Один раз Еслена ее даже одернула. Однако та продолжала свой флирт. Хотя, вроде бы, Ранвил оставался к нему абсолютно равнодушным. Мне так казалось, во всяком случае.

Наконец, начались танцы. Первыми закружились в каком-то быстром и очень плавном танце Мейзамир и Еслена. Я смотрела на них и думала, что это – идеальная пара, какие редко встретишь в любом мире. Как они чувствовали друг друга, как понимали. Как двигались в унисон: рука в руке, шаг к шагу. Это было просто невероятно.

В самый разгар моих наблюдений Ранвил потянул на танцпол, и я поддалась. Молча, без возражений. Мы присоединились. И это было так…

Уф-ф-ф…

Не зря танцы называют вертикальным выражением горизонтального желания.

В танце, как выяснилось, так просто и так сложно рассказать друг другу о том, что вы чувствуете и желаете… Без цензуры общественного мнения и страха остаться непонятыми.

Потому что смущение лжет, боязнь, что тебя отвергнут заставляет помалкивать. Сомнения обжигают язык на самом важном для обоих моменте. А тела, сплетенные в танце, уже ничего такого не могут… Они разговаривают друг с другом честно до обнажения и откровенно до постыдного, но волнующего и приятного признания…

Его шаг – и мой шаг. Его дрожь – и внутри меня тоже потряхивает. Его рваное дыхание – и у меня грудь будто распирает от воздуха. Ни выдавить, ни избавиться, ничего не изменишь.

Казалось – между нами что-то случилось. Что-то удивительное, естественное, но внезапное. Поразило будто выстрел в упор. У нас не было шансов избежать этого. Не было никакой возможности увернуться от «пули». Одной на двоих, но уникально-убийственной.

Словно прочная оболочка, в которую себя заковывала, вдруг раскололась и рассыпалась в прах. И я чувствовала то, чего даже представить себе не могла.

Это нельзя было объяснить банальным словом «желание» и даже «обоюдное», и даже «сильное». Невозможно описать плоскими терминами «мы нравились друг другу», «мы друг друга возбуждали».

Это было нечто невесомое, как пелена эйфории, что вдруг окутала меня, проникла внутрь, заставляя кровь быстрее струиться по венам.

Все вокруг неожиданно стало каким-то картонным. Как некая незначительная, плоская декорация. Так, фон, разлитый на листе нашей страсти и притяжения неровными пестрыми кляксами.

Лишь мы были объемными, четкими и прорисованными…

Шаг – и мы замираем, прижавшись друг к другу. Это обжигает, заставляет вдруг перестать дышать.

Ранвил обнимает, словно отпустил себя окончательно, бесстыдно касаясь чуть ниже талии горячими пальцами. Они сжимают и едва ощутимо подрагивают.

Смотрит, будто хочет, чтобы я поняла. Чтобы прочувствовала, пропустила через себя.

И я чувствую. Еще как!

Его волнение, его трепет… и… желание тоже.

Более чем. Достаточно отчетливо.

Наконец, он через силу толкает меня, и я отлипаю, шагаю, шагаю… Невольно подчиняясь ритму и музыке. Но руки моей рирр все-таки не отпускает. Удерживает, сжимает так, будто не может расцепить нас полностью даже на минуту.

Тоже шагает, стремительно, наступает. Обозначая, что наше слияние неизбежно. И вдруг, будто не может больше терпеть, нет сил, резко тянет меня на себя. Вжимает в свое возбужденное, знойное тело.

Наклоняется, перекидывая меня через руку. Ведет, чтобы мое тело описало полукруг и наши лица совсем близко. Губы не касаются, нет, но дыхания смешиваются сразу же и бесповоротно. Я ощущаю на себе знойный воздух из губ рирра и от этого просто теряю контроль.

Ранвил чуть ослабляет хватку, поднимает меня и присаживает на колено в поддержке. Даже странно, что я и такое могу. Я ведь танцами ни разу не занималась. Йогой да, и весьма плотно. Но не танцами и даже ничем близким.

Я ощущаю какой же партнер сильный – поднимает меня будто пушинку и как хорошо на него опереться: мощного, мужественного и уверенного.

Почти уже ничего не чувствую, кроме нашей с ним близости: опасно-жадной, исполненной первобытного, естественного голода по телам друг друга и… ощущения какой-то другой, более глубокой привязки.

Однако в воздух взвивается крик сына, и я каменею, выпадаю из дурмана близости Ранвила в холод реальности.

Замираю, останавливаюсь. Суматошно оглядываюсь.

Мимо кружат пары, у стен общаются гости, возле стола собрались страждущие…

– Что случилось? – встревоженно спросил принц, вглядываясь в мое лицо. – Тебе плохо? Я слишком закружил?

– Ты ничего не слышал?

– Кроме музыки и разговоров – нет.

– Мне нужно к Матвею.

Как ни удивительно, но Ранвил не воспринял мои слова как дурь или блажь. Или даже попытку сбежать от него в самый неподходящий момент.

Только сказал:

– Идем!

И жестом позвал Итрила.

Я рванула в портал и очутилась в наших с сыном покоях.

Метнулась в его комнату и бросилась к Матвею. Он лежал на полу: бледный, с испариной на лбу и такими синяками под глазами, будто его били изо всех сил…

О боже!

– Что с ним? – вскрикнула я.

Потому что ни ран, ни травм на теле сына не видела.

Итрил склонился над Матвеем и медленно исследовал его: как обычно, касался точек на теле пальцами и браслета связи. Там загорались искорки. Зеленые, желтые, лиловые, синие…

И это явно было совершенно ненормальным. Ведь при моем обследовании все огоньки были зелеными, за исключением одного.

– Что с ним? – опять испуганно повторила я. И ощутила теплую руку Ранвила на своем плече.

Он вдруг приложил ладони к груди моего сына, чуть вскинул голову и прикрыл глаза.

Я видела, как напряглась шея принца – вены вздулись, мышцы натянулись широкими лентами. Лицо Ранвила стало бледнее мела, зато щеки сына налились румянцем. Он вздрогнул, дернулся и открыл глаза.

А… Ранвил вдруг рухнул на пол. Буквально – распростерся, будто упал в обморок.

Итрил бросился к нему, я тоже.