– Погоди. Я не о том. – Эдди поглядел с укоризной. – Никто не станет девчонку мучить или пытать. Это ж товар. Его испортить недолго. Будет скандалить, отвесят затрещину-другую, и все. Но и то навряд ли. Есть же травы… тот же морфий. Или опиумная вода. Любая спокойною станет. Мамашке что надо? Чтоб затраты отбились. А от истерящей, рыдающей девицы какой прибыток? Так что будь уверен, писала она сама. И без принуждения.

– Они ее вернут.

– А вот на это я бы не рассчитывал, – покачал головой Эдди и замер, упершись пальцами в подбородок. Бертрам не торопил. – Понимаешь… мамашки – твари скользкие, а еще с немалым чутьем на неприятности. Вот вернут тебе сестрицу. Ты же не забудешь, что она пропадала? Начнешь копать, выяснять, что, да где, да как… этак, глядишь, и до правды дойдешь.

– А так не дойду?

– Ну… я-то тебя знаю. Доберешься. Но они-то к другому, может, привыкли… скажем, дадут тебе адресок, ты туда кинешься и найдешь горящий домишко. В нем же кости. Или вот одежонку знакомую на берегу реки.

– Это вернее. По костям я многое сказать могу.

– Ну вот. Или еще что… возвращать и опасно, и невыгодно. Куда приятнее дважды получить плату за один товар. Ты это… не сорвись, – попросил Эдди.

– Я слушаю.

И так сказал, просто аж до самого хребта холодом и жутью протянуло. Эдди почесал шею.

– Так слушать нечего более… разве что тварь это старая и опытная, а оттого самоуверенная.

– Думаешь?

– Думаю. Письмецо сюда принесли?

Бертрам кивнул.

– Они не могли не знать, чей это дом. И семейка твоя наверняка на слуху. А это плохо… девку продадут, но… понимаешь… такие дела… такой товар – он не для простого человека. Стало быть, съедутся благородные господа.

– Ты преувеличиваешь.

– Ну или богатые. Очень богатые. Такие, которые могут потратить пару тысяч на молоденькую невинную девицу. Не суть. Главное, что… понимаешь, они лишь бы с кем дела иметь не станут.

Бертрам перевел взгляд на стену.

– Тут еще вот что. В нашем городке, например, мамашка местная крепко шерифа привечала, да и мэру не забывала поклониться, хотя, конечно, о том никто вроде как не знал.

Эдди замолчал.

– В полицию идти бесполезно? – уточнил Орвуд.

– Ну… скажем так, ты, конечно, сунулся бы, после того как сестрицу не вернут. Тебя выслушают. Покивают. Учинят расследование, которое ничем не закончится.

Бертрам в ответ выразился вполне определенно.

– Но есть и хорошие моменты.

– Хорошие? – Бертрам стиснул кулак так, что костяшки побелели.

– Время. Оно еще есть. Конечно, существует возможность, что она предложит твою сестру конкретному человеку, но… обычно мамашки предпочитают аукцион. А собрать его не так и просто. Никто не бросит дела ради прихоти старой сводни.

– Сколько?

– Дней пять точно, а там… как повезет.

– Найдешь ее?

Эдди вздохнул.

– Я заплачу!

– Не в деньгах дело. – Эдди указал на кресло. – Да сядь ты уже. Думать мешаешь. Тут не деньги. Другое. Я города не знаю. Людей в нем. Я могу сказать чего-то по верхам, но… там у меня были знакомые. И приятели. Я знал, куда пойти и кому задавать вопросы. Здесь же… я попробую, только как бы хуже не вышло.

– Думаешь, есть куда хуже?

– Всегда есть куда хуже.

– И что мне делать?

– Деньги. Когда их надо отдать?

– Сегодня. Из банка уже должны были доставить.

– Отлично. У тебя найдется это… ну… ливрея побольше?

– Зачем?

– Как я понял, здешние господа сами и до ветру не ходят. Так что приоденусь.

Бертрам закрыл лицо рукой.

– Ты серьезно?

– Чего?

– Боюсь, ты и вправду… Да, там, на Западе, может, кто и нанял бы в слуги подобного… уж извини.

– Головореза?

– Точно. А здесь, боюсь, сразу будет видно, что ты вовсе не слуга. Только спугнешь. Но… – Некромант хищно оскалился. – У меня есть свои способы. Так что не волнуйся. Деньги – тоже инструмент. Если они не вернут Эву, то…

Пальцы хрустнули.

– Слушай. – В голову Эдди пришла мысль. Не сказать чтобы такая уж гениальная. – А может, ты своих порасспрошаешь, из этих… великосветских? Намекнешь, мол, тяжкою поездка была, невеста обидела, а потом и вовсе преставилась, и теперь тебе срочно нужна баба на утешение. Только такая, чтоб чистая и невинная… чего?!

– Боюсь… – Бертрам слегка покраснел, – у меня нет того количества приятелей. У меня вовсе нет приятелей.

– Это ты зря.

– Извини. Не думал, что понадобятся. Некромантов не любят, а вот…

Он замолчал.

– Чарли? – Догадаться, о чем думает Бертрам, было несложно. Следом пришла мысль, что Милли это не понравится. Милли это совершенно точно не понравится.

– Думаешь… согласится?

Эдди вздохнул:

– Он – да…

А вот сестрица вряд ли.

– Я сам ей расскажу, – тихо произнес Бертрам. – Она умная достойная женщина…

Это оно конечно так, но только когда не собирается отстрелить кому-нибудь башку.

Глава 10. О том, что рано или поздно, но утро случается

Утро.

Ненавижу утро.

Особенно когда вот так, неожиданно. Вчера я засиделась, пусть даже из чистого упрямства. Спать хотелось неимоверно, но я сидела и ждала Чарли.

Сидела.

Ждала.

Ждала и сидела, но потом все-таки заснула; кажется, случилось это далеко за полночь. И вот теперь слышу, как со скрипом раздвигаются шторы, распахивается окно, впуская довольно прохладный воздух, а какая-то сволочь и вовсе сдергивает с меня одеяло.

– Чего надо? – поинтересовалась я, успев зацепиться за край.

– Скоро завтрак, – объявила хмурого вида женщина в темном платье. – Госпожа не любит, когда кто-то опаздывает к завтраку.

В животе заурчало, напомнив, что ужин тут был тоже так себе.

И я зевнула.

Отпустила одеяло и сказала:

– Тогда ладно.

В конце концов, может сегодня, на свежую голову, я и проникнусь – что этим местом, что новоявленною родней.

А Чарльз так и не появился.

Или все-таки… спросить? У кого? У этой, что смотрит на меня как на врага? И не скрывает недовольства.

Ну ничего, я тоже посмотрю.

Вот… в последнее время у меня очень хорошо получается на людей смотреть. И женщина не выдержала, отвела взгляд, а потом и вовсе словно вспомнила про неотложные дела.

– Мэри вам поможет, – сказала она, удаляясь с какой-то вовсе уж непонятной поспешностью.

Да я и сама справлюсь, но…

Дверь закрылась.

И вновь открылась, пропуская девицу того сумрачного вида, который бывает у людей, категорически жизнью недовольных. Причем в большинстве случаев их недовольство не имеет какой-то определенной причины, точнее их тысячи и со временем они имеют обыкновение лишь умножаться.

И вот теперь девица стояла поджав губы, отчего унылое ее лицо стало еще более унылым.

– Можешь идти. – Я все же зевнула, как умею, во всю ширь. Запоздало вспомнились матушкины наставления про зевание в обществе и прикрывание рта рукой. – Покажи только, куда одежду дели…

Я оглянулась.

Вчера я, конечно, осмотрелась. В спальне. И в гостиной, но так, осторожно, потому как заставлена эта гостиная множеством всяких бесполезных и еще хрупких с виду вещей.

К спальне примыкает ванная комната, что хорошо.

И еще одна, почти пустая, если не считать полок и деревянных болванов, которые в портных лавках встречаются. Правда, эти исполнены с куда большим мастерством. Но…

Так, Милли, ты, кажется, совсем голову потеряла.

– Госпожа велела выкинуть, – скрипучим голосом сообщила Мэри, причем, как мне почудилось, с огромным удовольствием.

– Что?

– Госпожа велела выкинуть, – повторила Мэри, глядя мне в глаза. Правда, недолго.

– Так… – Я почувствовала, что закипаю. – Выкинуть? Мои вещи?

– Старье.

Может, и не слишком новые, но… но это мои вещи! Какое право имеет эта женщина ими распоряжаться?

Спокойно, Милли.

Дышим глубже. И сдерживаемся. Не хватало еще сжечь тут все на нервах… но вот ведь… слов не хватает! Цензурных.

– Госпожа сказала, что это не годится даже для того, чтобы бедным отдать. – Мэри решительно подошла ко мне. – Госпожа передала вам пару платьев своей дочери. Леди Августа всегда отличалась отменным вкусом, правда, вы для них… крупноваты, но хороший корсет способен все исправить.

– На хрен, – отрезала я.

– Что? – Мэри моргнула.

– На хрен, – повторила я. Мало ли, вдруг да глуховата девица, не расслышала. – И корсет в том числе.

– Но…

– Завтрак где будет? – Я вдруг успокоилась. А и вправду вещи старые, хотя, конечно… – Нет, погоди, куда выкинули?

– Но…

– Куда? – Я постаралась говорить ласково, а еще снова поймала взгляд. – Знаешь?

– Д-да. – Девица вдруг побледнела, точнее приобрела тот серый выразительный оттенок, что свидетельствует о сильнейшем душевном потрясении.

– Чудесно. Тогда иди и принеси.

Старые или нет, но это мои вещи. И если кто их может выкинуть, то только я. А стало быть, нечего тут.

– Но… г-госпожа…

– Тогда отведи меня, – предложила я, чувствуя, как кипит внутри Сила. И главное, она просто есть, не рвется наружу диким пламенем. – Это ты можешь?

Могла.

Мы шли. Поникшая, вздрагивающая от любого шороха девица и я. Я не вздрагивала, но крутила головой, пытаясь понять, насколько мне здесь нравится.

То есть… понять я уже поняла. Ни насколько.

Но сам дом неплох.

Большой. Теплый.

Живой.

И ничего не разваливается, не скрипит, не вздыхает. Обои ярко-зеленые, небось по последней моде, да еще и в золотую полосочку. Сияют позолотой тяжелые рамы. Поблескивает влажно паркет, натертый до того, что еще немного, и отражение увидишь.

Статуи стоят в нишах.

Или вон вазы с цветами.

Мэри свернула куда-то вбок, ну а я за ней, чтобы оказаться на узкой темной лесенке, явно предназначенной для слуг. И еще ниже. Запахло свежим хлебом, мясом и еще чем-то непонятным, но определенно вкусным. Мой рот наполнился слюной, я даже повернулась туда, откуда доносились запахи, но Мэри опять свернула и остановилась перед дверью.

– Там, – дрогнувшим голосом сказала она. – Все… там.

И правда, там.

Моя дорожная сумка, прошедшая пустыню и пропахшая ею. Потертая, исцарапанная, но такая родная, что обнять захотелось. Ее я вытащила первой.

А вот платье… может, не самое роскошное, но его шила матушка.

Вчера я… да, перенервничала, что уж тут. Слишком все… не такое. И понимаю, как чувствовал себя Чарли на Западе. Хреново. Вот прям как я на Востоке.

Я вытянула сумку и прижала к себе.

– Что стоишь? Собирай. Назад понесем.

– Но…

– Собирай, – рявкнула я, и почему-то Мэри присела, а потом с небывалой поспешностью принялась запихивать выпавшие вещи в сумку. Другую. Ту, что матушка собирала.

А ведь она говорила что-то такое… про моду.

Гардероб.

Плевать. Хотя…

Я прищурилась. Кажется, я совершенно точно знаю, что надеть к завтраку. Где там мои родные брюки?

Голова болела. Вот адски болела. Как только может болеть голова после бессонной ночи и выпитого. Пил, правда, Чарльз аккуратно, немного, да и амулет… значит, было еще что-то.

Он застонал.

И взялся за голову руками. Мысли там крутились дерьмовые. Нельзя было соглашаться.

В конце концов, есть же полиция.

Вот только ни хрена она, эта полиция, не сделает, а то и вправду… если верить Эдди. Эдди надо верить, но… как-то оно неожиданно вышло.

Его перехватили у дворца.

Слуга. Короткая записка. Поездка. Разговор. Такой вот разговор, из которого выходило, что он, Чарльз, просто-напросто не может не помочь. Другу.

Да.

И Эдди. Эдди вот точно знал, что ничего хорошего из нынешней затеи не выйдет, но головой качал и глядел с укоризной. Мол, твою сестру нашли, так чего уж тут?

Вот и…

Записка, отправленная Милисенте.

Клуб, в котором Чарльз показывался редко, но числился, ибо человеку его положения никак невозможно не состоять в клубе. Хоть в каком-нибудь. А этот… старый, достойный, с репутацией.