– Давай уж с белорыбицей.

Прислушиваясь к разговорам вокруг и посматривая на девчонку, Ермил напустил на себя самый благостный вид… И лихорадочно соображал, думал! Вот эта нищенка… Зачем она подсела именно к нему? Для встречи Ермил оделся уж очень просто – в сермягу да лапти, едва ль не во рвань – а тут, в корчме, были куда более зажиточные посетители… У них бы и выпрашивала! Подали бы не в пример больше… Значит, тут другая цель. Верно, что-то разузнать на первое время. А Ермила выбрала, потому как тот все же производил впечатление человека, которого можно было не опасаться. Этакий простоватый деревенский парень…

– Тя как звать-то?

– Фекла. Паломница я. Из Стародуба.

Ишь ты – Фекла! А ведь не врет, что паломница. «Фиту» – «Ф» – выговаривает уверенно. Местные бы сказали – «Хвекла».

– А на богомолье-то куда?

– Да возвращаюсь уже. С Волыни, с обители дальней. Вот в Турове помолюсь, в ваших краях обителей много! Да тут и сытно все ж, – со всей откровенностью вдруг призналась девчонка. – Осень скоро. Говорят, где-то рядом торжки будут…

– Кто говорит? – Ермил навострил уши.

– Так на пристани… И вон тут, в корчме, болтают.

И впрямь – болтали. Кто-то вспоминал своих знакомых сукноделов, ткачей, кто-то собирался продать на торжках шерсть… Ну, понятно все – событие! Не часто такие торжки проходят… ну, дай Бог – будут и каждый год.

С другого боку уселся на скамью бугаистый парень, по виду – мастеровой, плотник или каменщик. Одежка посконина – и красного атласа кушак! Одна-ако…

Заказав хмельной квас, парняга сразу же намахнул кружку и довольно передернул плечом:

– Ух, и славно ж!

– На здоровьице! – с улыбкой покивал Ермил.

– И тебе… – парняга ухмыльнулся. – Меня Кондратом зовут. Каменотес я.

– А я – Ермил.

– А что ж ты хмельное-то? – испуганно моргнув, нищенка покачала головой. – Пост ведь!

– Так ведь не строгий пост-то – пятничный.

Парниша широко улыбнулся и заказал пива еще. Две кружки! Угостил Ермила:

– Пей, брате… Тебе, дева, не предлагаю – пост.

– Да я б и не стала бы – мне еще в церковь идти… – перекрестившись, Фекла поправила сбившийся на голове платок.

– Тогда вот – пирожка откушай!

– Благодарствую… Так вы оба из Турова?

– Из округи…

– Ой, как славно-то! Так вы мне пути-дорожки подскажете? К обителям славным, или вот… торжки, говорят, тут у вас…

– Так эт осенью, в хмурень-месяц!

– А я и не тороплюсь. Осень – время сытное… Ладно, пора и в церкву… Благодарствуйте.

– И тебе не хворать, дева.

За распахнутой настежь дверью уже фиолетился вечер, тихий, спокойный, летний. Народу в корчме заметно прибавились, правда, некоторые ушли – отстоять вечерню.

– Заказать лодку? – Кондрат почесал кудлатую бороду. – Эт смотря какую. Ежели простой челнок – так к Никодиму, а поболе что – к торговому гостю Никифору.

– Это к тому, у которого в Ратном в боярах родичи? – Ермил хорошо помнил, что Никифор-купец приходился сотнику родным дядькой. Правда, себе на уме был черт!

– К нему… – подняв кружку, каменотес ухмыльнулся. Он, похоже, знал ситуацию куда лучше, чем ее непосредственные участники. – Да какие там бояре, в селе? Так, одно название… Сам-то подумай – как такое быть может, что в семье один – простой купец, а другой – боярин?

– Так там сестра…

– Вот! Я и говорю. Боярином только родиться можно… – хмыкнув, парняга поставил опустевшую кружку на стол и вопросительно глянул на собеседника… или, уж лучше сказать – собутыльника. – Еще по одной?

– Даже не знаю… – растерянно улыбнулся отрок. – Разве что теперь – за мой счет!

– Славный ты парень, Ермиле! Ну, еще разок – за знакомство…

– За знакомство… ага…

– А мастерская Никифора-гостя – на Луковицком вымоле, там, за городом чуть пройти, да к реке… Ну, спросишь – покажут, народу там всегда – тьма. И рыбаки, и перевозчики, и мужики-смерды – кого только нету.

Кто-то вдруг шевельнулся на соседней скамье, сзади – буквально спина к спине… Ермил резко обернулся… и громко захохотал, увидев все ту же девчонку, Феклу:

– Ты что же, не уходила никуда, что ли?

– Да прям! Просто уже пришла, – улыбнулась паломница. – Вечерня-то кончилась.

– Да и мне, пожалуй, пора, – смущенно признался отрок. – Я ж тут не один, со своими… У боярина нашего, на подворье ночуем.

– А что за боярин-то?

Прощаясь, Ермил ответствовал на ходу – просто прокричал что-то неразборчивое – поди пойми…

Выйдя из корчмы, юноша пересек пристань и зашагал по мощенной дубовыми плашками улице. Торопился – темнело уже, и ночная стража вполне могла перегородить главные улицы рогатками – доказывай потом, что ты не разбойник, договаривайся, плати…. Что же касаемо тех, кто до сих пор гулеванил в корчме – так большая часть их явно была с ладей, кто-то жил рядом, а некоторые так и вообще прямо в корчме и ночевали.

Чистенькая и широкая улица, окруженная высоким липами и вязами, называлась Торговой. Смеркалось уже, но пока что было довольно людно. Всяк спешил по домам. Пройдя мимо большого и красивого каменного храма – собора Петра и Павла, – Ермил снял шапку и перекрестился, попросив удачи в делах. Спрямляя путь – чай, не впервые в Турове, – пересек торговые ряды и остановился напротив узеньких деревянных мостков, ведущих в княжескую крепость – детинец. Мощный подъемный мост ввиду позднего времени был уже поднят. Выглядел детинец очень даже солидно – глубокие рвы, валы земляные, укрепления из толстых дубовых бревен – стены и башни. Крепкие ворота, подъемный мост – попробуй, возьми!

– Эй, паря! Ждешь кого? – свесившись из надвратной башни, угрюмо поинтересовался стражник в кольчуге и шлеме.

– Да нет, – улыбнулся Ермил. – Так, смотрю просто. Из деревни мы…

– То-то я и смотрю, что из деревни, – стражник хохотнул и поправил на голове шлем. – Ну и как тебе город – глянется?

– О-чень! Красивый, могучий!

– То-то! – пригладив бороду, довольно покивал страж. – Только ты, паря, это… долго-то не смотри. Стемнеет – никуда по городу не пройдешь, везде стража…

– Да язм про то ведаю. Посейчас и уйду…

– Ведает он… Ну, добрый путь, деревня!

Ермил не сделал и пару шагов – догнали:

– Добрый путь… Дэрэвня…

Стройный подтянутый горожанин лет чуть за тридцать, с круглым простецким лицом. Светлая борода, волосы подстрижены в кружок… Взгляд не простой – пристальный, цепкий. Одет, как все небедные горожане – длинная (ниже колен) туника по византийской моде, изумрудно-зеленого цвета, с оплечьем и кожаным поясом. На поясе – кожаная сумочка – калита – и кинжал в красных сафьяновых ножнах, на ногах – легкие башмаки – поршни.

Слово «деревня» мужчина произнес через «э», с выражением крайнего презрения на лице. Видать, какая-то личная обида на деревенских…

– Артемий Лукич! – узнав Ставрогина, обрадованно воскликнул отрок.

– Тсс! Не орите на всю улицу, дружище… э-э… Ермил… Вас ведь так зовут, кажется?

– Ну да, так… Я от…

– Я понимаю, от кого вы… – дознаватель оглянулся по сторонам и махнул рукой. – Идемте. Давно за вами наблюдаю… Значит, помнит Миша о месте встречи.

– Помнит, помнит… – поспевая за быстро идущим Ставрогиным, покивал Ермил. – Он еще сказывал как-то – место встречи изменить нельзя! А почему нельзя – про то не сказывал.

– Любит он такие непонятные присказки говорить, – тихо засмеялся Артемий Лукич. – Причем никак их не объясняет… Здесь вот налево сейчас…

Высокие заборы, ограды, тыны… Запертые ворота, лающие истошно псы… На улицах людей все меньше и меньше… Стемнело уже… В высоких башенках-теремах замерцали оранжевые огоньки свечей, улицы же так и оставались темными. Так а зачем их освещать? Кто там ночью и шастает? Одни шпыни ненадобные!

Снова забор – дли-инный. За забором, похоже, сад – яблони, груши… Запах-то! Скоро яблочный Спас, праздник…

Закончив все разговоры, Ставрогин быстро шел впереди… лишь на углу вдруг резко остановился.

– Кто-то идет следом… Схоронись здесь, в кустах… погляди… Ежели что – схватим…

Ермил так и сделал, – а Ставрогин быстро свернул в какой-то проулок… Где-то совсем рядом истошно залаяли псы! Юноша невольно поежился – хорошо хоть, за оградою…

Ага! В свете выкатившейся на небо луны чья-то зыбкая тень показалась вдруг из-за поворота!

– Лови-и! – выглянув, закричал Артемий Лукич…

Ермил выскочил из кустов:

– Стой!

Закутанная в плащ фигура взмахнула рукой… и бросилась прочь! Ставрогин метнулся следом.

Что-то ударило Ермила прямо в лицо… царапая щеки…

– Черт… ушел! – возвратившись, Артемий Лукич с досадою выругался. – Где-то ему калитку открыли… Завтра подумаю на досуге – где бы могли… Ты что молчишь-то?

– Что-то бросили… – юноша быстро наклонился, подняв какой-то предмет, совсем небольшой, легкий… Берестяной свиток!

– Вот…

– Ану, дай-ка… Ладно, на свету посмотрим… Идем!

За заборами снова залаяли псы. Да они и не умолкали! Вот ведь заполошные…

– Тут осторожнее – яма… Теперь – сюда…

Было такое впечатление, что путники ходили по кругу. Вернее, Ставрогин вел, Ермил же послушно шел следом. Пока, наконец, дознаватель не остановился у старой покосившейся ограды.

– Пришли…

Осмотревшись, Артемий Лукич стукнул в калитку. Не просто так стукнул, а по-особому: сначала – три раза подряд, потом – после паузы – еще два раза…

Калитка немедленно отворилась. Выглянувший оттуда здоровенный бугай молча пригласил войти…

Деревья… амбары… тут, похоже, конюшня, правда, очень большая, вытянутая… И у кого может быть столько коней?

Ставрогин шагал вполне уверенно, а бугай-привратник куда-то делся… Наверное, остался сторожить калитку.

«Господи! – про себя ахнул Ермил. – Да это ж – заезжий дом! Ну точно, по кругу ходили! Зачем? Ах да, кажется, Ставрогин кого-то ловил…»

Заезжий дом Галактиона Грека – местечко далеко не для всех и каждого – располагался на узкой улочке с платанами и рябиной. Обширный двор, пристройки – конюшня, амбары, кухня, сложенные из толстых бревен гостевые хоромы – два этажа, серебристая крыша из осиновой дранки.

На первом этаже, как водится, располагалась корчма. Туда и вошли путники. В тусклом свете свечей виднелись длинные столы, лавки, чадивший в глубине очаг. Вдоль прокопченных стен тянулись подставки для тарелок, полочки с кувшинами, пучки пахучих трав, на дощатом полу было разбросано свежее сено.

Народу в корчме практически не было, если не считать пары человек в самом дальнем углу – сидели, бросали кости да негромко переговаривались…

– О! Добро пожаловать! – навстречу гостям вышел седовласый дед в длинной вышитой рубахе и накинутом сверху плаще.

– Здрав будь, Христофор, – вежливо поздоровался Артемий Лукич. – Нам бы на часок келейку. И чтоб никто ничего…

– Само собой, господине… За мной ступайте.

Расположенная на втором этаже «келейка» оказалась весьма просторным альковом. Судя по застеленным синим бархатом лавкам, тяжелым атласным портьерам и низенькому резному столику, «келья» сия предназначалась для тайных любовных утех. Впрочем, и переговорить без лишних ушей здесь тоже было можно.

В бронзовом подсвечнике ярко горели свечи. На столе стояли изящный высокий кувшин, два серебряных кубка и большая золоченая братина с колотыми орешками, яблоками и сыром.

– В кувшине – ромейское вино. Захотите чего большего – дерните вон тот шнурочек.

Сделав необходимые пояснения, Христофор тут же получил от Ставрогина серебряную арабскую монетку и, довольный, откланялся.

– А ну, поглядим… – усевшись, Артемий Лукич развернул грамотку. Прочел и, пожав плечами, протянул бересту Ермилу. – Глянь. Тут, скорей, вам – Ратному…