– Я просто сделала так же! – сказала бабуля. – Давненько я не бывала в компании такого количества красивых мужчин! Если не считать ту последнюю поездку на «скорой». Они просто обожают мне помогать! Мы с вами, говорят. Вы в порядке. Мы с вами. Разве это не чудесно?

Следующим уроком была древняя история (превращенная в современную). Бабуля рассказала мне, что когда она родилась, ее маме было так плохо и тяжело, что она подумала, что умирает, поэтому она ушла из больницы и пошла домой – что еще она могла сделать? Она оставила бабулю в больнице на попечение медсестер. Вот почему бабуля потом захотела стать медсестрой. Они любили бабулю и ссорились из-за того, кто будет ее держать следующей. У бабулиной мамы дома было еще четырнадцать детей, о которых нужно было заботиться, поэтому она поправилась и послала за бабулей. Когда бабуле исполнилось восемь лет, отец дал ей работу. Если дом начинал наполняться дымом, ей приходилось бежать вниз и ворошить лопатой уголь. Она спала в коридоре, и у нее был хороший обзор, чтобы следить за дымом. Когда ей исполнилось восемь лет, родители выгнали ее из своей кровати и положили в детскую кроватку в коридоре, потому что она была маленькой для своего возраста и потому что у них кончились кровати и спальни. Бабуля была достаточно проворна, чтобы выпрыгнуть из кроватки при первом намеке на дым. Остальные члены семьи могли нежиться в забвении, пока маленькая бабуля сгребала уголь и спасала их всех от удушья во сне. Родители ее очень любили. Ее отец был изгоем, который стал богатым лесорубом, а ее мать была набожной тринадцатилетней служанкой в городе, и бабулин папа дважды оставлял ее у алтаря, потому что ему нравилось зависать в лесах с мужиками, и он не знал, готов ли остепениться и завести пятнадцать детей с бедной служанкой. На самом деле он хотел жениться на другой женщине, но братья той дамы сказали: ну уж нет – она не может выйти замуж за какого-то дикого лесоруба. Затем с той женщиной случилось несчастье, и она стала другим человеком. Бабулин отец построил их дом из самого крепкого дерева, дуба, чтобы старшие братья бабули не разрушили его своими хулиганскими выходками. Они буквально свисали со стропил, бросались вниз по лестнице и все время бились телами о стены. Они жили в городе на главной улице рядом с лесопилкой. Когда бабуля ходила играть со своими друзьями, которые жили на фермах, они дразнили ее за то, что она не знает, как извлекать жидкости из животных или убивать их. Один из них заставил бабулю отрезать курице голову. Потом они съели эту курицу на ужин и гнались за бабулей до дома, размахивая куриными лапками и головой. На гравийной дорожке бабуля развернулась и сказала им всем идти к черту – нельзя так обращаться с гостями. Когда она вернулась домой, у нее были проблемы с Уиллитом Брауном из-за того, что она сказала фермерским детям идти к черту, но ее отец велел Уиллиту Брауну перестать лицемерить. Дети – это просто дети. Спуститесь с вашей кафедры. Бабулин папа прогнал Уиллита Брауна с крыльца и дал бабуле плитку шоколада, которую купил в городе. Каждый раз, когда он возвращался из города, он покупал для нее шоколад. А однажды – кружку с надписью Fino alla fine^[19].

Когда бабулин отец умер, ее братья взяли дела в свои руки и оставили своих сестер в нищете. Они даже украли дом, который должен был достаться девушкам. Они заставили всех рабочих на фабрике молиться вместе каждые девяносто минут и пообещать Богу, что они не будут создавать профсоюз. Бабуле было пятнадцать лет. Братья отправили ее в Омаху, штат Небраска, изучать Библию и работать горничной в американской семье. Они хотели, чтобы она нашла мужа или стала миссионеркой, чтобы о ней заботился кто-то другой, а не они. «Это патриархат, Суив, запиши». Я помахала телефоном перед ней.

Однажды жена бабулиного брата почувствовала себя очень виноватой из-за того, что случайно вышла замуж за все семейные деньги, в то время как у законных наследниц, бабули и ее сестер, семейных денег не было, поэтому она выписала бабуле чек на двадцать тысяч долларов. Бабуля со всех ног кинулась в банк, чтобы обналичить его, прежде чем ее племянник успел остановить платеж по чеку. Позже он сказал бабуле, что его мама, жена ее брата, была не в своем уме, когда отдавала бабуле тот чек. Всякий раз, когда она проявляла великодушие, ее семья называла ее сумасшедшей. Бабуля использовала эти деньги, чтобы погасить кучу кредитов и купить сетчатую дверь, с которой она могла чувствовать вечерний бриз и не быть съеденной комарами заживо после того, как весь день бродила под палящим солнцем прерии. Она всю жизнь мечтала о сетчатой двери. За несколько лет до этого она попросила своих племянников продать ей сетчатую дверь, сделанную в их семейном бизнесе, по себестоимости, но ее племянники сказали, что, увы, это невозможно, потому что если они отдадут бабуле сетчатую дверь по себестоимости, то придется раздать всем их теткам по сетчатой двери по себестоимости, и чем тогда все это кончится? Кроме того, племянники сказали, что они производят элитную продукцию, которая, вероятно, не подойдет для бабули. «Что это вообще значит?» – спросила меня бабуля.

Бабуля тренировалась на своей «Газели», когда рассказывала об этом. «У меня в голове стоит образ», – сказала она. Она рассказала, как однажды, когда она была молодой, она шла по улице. Она замерзала до смерти. Было ниже тридцати градусов. Дул сильный ветер. На улице больше никого не было. Это происходило в ее городе. Она не знает, почему она гуляла по улице, когда было так холодно и дул такой сильный ветер. Я спросила ее, было ли ей грустно. Она все еще пыхтела на своей «Газели». Она сказала, может быть, да, может быть, нет. Может быть, ее послали с каким-то поручением в тот день. Она шла и замерзала. Она была в ярости, вдруг вспомнила бабуля. Она была злая, а не грустная. Не было никакого поручения. Затем она увидела трех человек, они шли к ней сквозь клубящийся снег. Им пришлось приблизиться, прежде чем она смогла их разглядеть. Это была пожилая старушка и два ее внука. У бабушки прямо изо рта торчала зажженная сигарета. Она не шевелилась в ее губах. На каждом мальчике было по одной варежке. В руках, тех, что были без варежек, они держали фруктовое мороженое. Они его облизывали. И все они были счастливы. Все они улыбались. Стоял мороз минус тридцать градусов. Выл ветер. Бушевала степная метель. Вокруг никого не было. Бабуля оказалась рядом с ними на тротуаре. Старушка сказала бабуле, которая тогда была молодой и не бабулей: «Не так уж и плохо, а?» Сигарета торчала у нее изо рта, даже когда она разговаривала.

Я спросила бабулю, почему она вспомнила об этом именно сейчас. «Не так уж и плохо, а?» – повторила бабуля. Она сказала, что у нее часто бывают такие воспоминания. Обычная вспышка-воспоминание.

Мама вышла из своей комнаты в слезах. Она пошла с бабулей в спальню, и они закрыли за собой дверь. Я поставила кипятиться воду для макарон. Затем мама вышла из спальни и спросила, не хочу ли я сходить с ней в канцелярский магазин, чтобы купить мне блокнот, а помощнице режиссера – открытку, которая бы объяснила, как она сожалеет обо всей этой фигне из-за Нетфликса. Бабуля подошла следом за ней и сказала, что сама закончит готовить ужин.

В магазине канцелярии мама слетела с катушек в очередной раз. Я уже понимала, что она в ярости, потому что она назвала невинных белок на крыльце засранцами. «Свалите, засранцы!» Им пришлось спрыгнуть с перил в соседский двор, как камикадзе, чтобы спастись от мамы. «Братья Уалленда»^[20], – сказала мама. «Они же просто белки», – сказала я. Маме плевать, кто они. Они маленькие мстительные уродцы. Из-за них начинаются пожары. Мы стояли у кассы двадцать минут, которые мама потратила, записывая свое извинение в открытку. Когда мы наконец добрались до кассы, чтобы заплатить, мама воспользовалась поверхностью прилавка, чтобы быстро написать адрес на конверте, но мужчина с сияющими резцами, владелец магазина, который стоял за прилавком, попросил нас с мамой отойти, если мы будем так добры, чтобы он мог рассчитать других клиентов. Мама сказала, что просто напишет адрес на конверте, это займет пять секунд, и потом он сможет продолжать содействовать капитализму. Владелец магазина сказал, что им нравится поощрять своих клиентов брать открытки домой, а затем не торопясь делать с ними что-нибудь креативное. Тогда мама действительно перестала торопиться, пока дописывала адрес, облизывала конверт и клеила на него марку. Когда она закончила, то огляделась и сказала, что единственная креативная вещь, которую она увидела в этом тусклом и стильном магазинчике, – это наценка на дрянной ассортимент, который тут продается, и, возможно, его хозяину следует накреативить место, где платежеспособным покупателям будет удобно подписывать свои конверты, те самые, которые они покупают с креативной наценкой в этом самом магазине, и не ждать, что люди купят чертову открытку и конверт, вернутся домой, прочитают «Путь художника», вдохновятся, скреативят милое сообщение, опять выйдут на улицу, найдут сраный почтовый ящик, который еще не своротили нарколыги, забросят эту штуку в щель, трижды поскользнутся на льду, сломают себе копчик и вернутся домой, пока на каждом гребаном углу стоят копы, а гребаные инновационные холодильники следят за каждым твоим гребаным движением. Владелец магазина сказал, что это невероятно интересная идея, он подумает над ней, но пока ему нужно позаботиться о покупателях. Мама сказала, что, когда владелец магазина открыл рот, она почувствовала себя тем ребенком в «Близких контактах третьей степени», который открыл дверь инопланетянам и почти ослеп.

Я потянула маму за руку и очень тихо сказала владельцу магазина, что мама беременна. Мама закричала: «Дело не в беременности!» Когда мы уходили, она попыталась сорвать звенящую штуку с двери. В магазине все молчали. Мама пыхтела всю дорогу домой. Она не могла вынести, каким стильным был тот магазин и какими белыми были зубы у владельца. Я начала было говорить: «А ты и правда ненавидишь инновационные холодильники, да?» Но к тому времени мама ушла в свой собственный мир, тихо рыча и пытаясь снизить частоту сердечных сокращений с помощью своего драгоценного метода Александера.

Бабуля приготовила для нас макароны, сервировала их на гватемальских тканых салфетках, со свечами в особых подсвечниках из синего стекла, которые тетя Момо подарила ей за две недели до смерти. Бабуля пыталась расслабить маму, заставить ее смеяться или хотя бы раздвинуть губы в подобии улыбки. Она спросила маму, знает ли та позы для секса во время беременности. Ее подруга Уайлда сказала, что ее дочь ведет предродовой курс в благотворительной ассоциации «Уай», и это просто удивительно, на что способно тело и что оно может принять в себя. Мама сказала:

– О господи, мама, да с кем мне заниматься сексом?

Бабуля сказала: нет, ну конечно нет, она в курсе, это она так говорит, вообще. Она начала перечислять позы, в которых удобно заниматься сексом.

– Стоп! – сказала я.

– Хо! – сказала бабуля. – Почему бы не поговорить об этом?

– Потому что это не смешно.

– Смешно! – сказала бабуля.

– Это не должно быть смешно!

Мама сидела скрестив руки. Ее голова была сильно наклонена вправо.