В поисках солнца (страница 60)
Хотя сессия уже осталась позади, и большинство студентов разъехалось по домам, Руби осталась в Кармидере. Тэнь предполагала, что подруга поступила в университет благодаря махинациям, схожим с тем, что использовала сама Тэнь. По нескольким оговоркам и некоторой нервозности можно было догадаться, что Руби сбежала из дома и опасалась, что отец может догадаться, куда именно она подалась. Они никогда не обсуждали это прямо, но, в конечном итоге, решение Руби остаться на лето здесь не удивило Тэнь – которая, в свою очередь, защитив свою выпускную работу, незамедлительно погрузилась в лабораторные опыты.
В тех редких случаях, когда Дерек и Руби оставались наедине в своей работе над картами, они начинали вполголоса строить интригу о том, как бы изящно свести Тэнь с профессором. Заговорщикам было не занимать фантазии, и парочка подверглась серии массированных атак: дошло до того, что однажды Руби заперла их в лаборатории на ночь.
Провал этой операции был самым сокрушительным: пленники даже не заметили своего положения, проработав всю ночь напролёт, и с утра очень удивились, когда их явились вызволять. И даже выставили спасателей с большим раздражением: интересующая их реакция должна была длиться ещё час.
Как ни искусна была в интригах подобного рода Руби и как ни хорош был Дерек в своём таланте продумывать и организовывать тонкие операции – в этом сводничестве их при любом раскладе ожидал неминуемый провал.
В глазах Тэнь профессор был гением. Молодой учёный – ему стукнуло около тридцати пяти – уже успевший прославиться своими смелыми опытами. На его счету значились многочисленные исследования, открытия, заключения, опыты и разработки. Он был фигурой мирового масштаба и приезжал читать лекции в университетах других стран – и слушали его там не только студенты, но и преподаватели.
Тэнь знала, что никогда и близко не подступит к этой недосягаемой высоте. Её ум не был умом учёного; она лишь подхватывала гениальные идеи своего наставника и работала над тем, на что у него не хватало времени. Не считая себя за равную ему, она и не мечтала о любви – вершиной её надежд была работа под его началом.
Что касается самого профессора, то он не видел со своей стороны возможности ухаживать за Тэнь. В его глазах брак между ними стал бы чудовищным мезальянсом. Тэнь происходила из богатой, знатной, знаменитой семьи, не говоря уж об отце-правителе.
У профессора не было ничего, чтобы предложить ей. У него не имелось своего дома: он жил в преподавательском общежитии. У него не нашлось бы и минимальных сбережений: всё своё жалование он тратил на реактивы. Он не мог подарить своей избраннице даже времени: его день был забит под завязку, он редко спал дольше шести часов в сутки и зачастую пренебрегал обедом, чтобы сэкономить минуты на более важные занятия.
Вся жизнь профессора принадлежала науке: как он считал, ему было просто нечего предложить женщине.
Вершиной его надежд было наблюдать за её успехами.
Они, определённо, любили друг друга – глубоко и трепетно – и со стороны это было очевидно, хотя в общении своём они придерживались формальной манеры.
Она видела в его отношении лишь доброту наставника по отношению к усердному ученику.
Он видел в её чувствах лишь восхищение студентки перед учёным.
Втайне она мечтала когда-нибудь поцеловать его руки.
В глубине своего сердца он ничего иного не желал, как обнять её.
Это было удивительно глупо; настолько глупо, что ни Дереку, ни Руби не приходило в голову, в чём суть того обстоятельства, которое разрушает все их коварные замыслы и интриги.
Они оба раздражались, придумывали всё новые планы – и снова проваливались.
В конце концов, именно Дерек предложил поставить на кампании крест:
– Даже если мы их напоим и запрём в спальне, Руби, – мрачно заключил он, – они просто будут всю ночь увлечённо обсуждать влияние C2H5OH на головной мозг, а утром, чего доброго, ещё и напишут на эту тему статью.
Вздохнув, Руби признала, что он прав.
5. Как разговаривать без слов?
Это лето выдалось для Дерека весьма неожиданным.
Он никак не мог предугадать, что с коммерческой дороги так внезапно свернёт на научную, но работать с систематизацией информации ему нравилось гораздо больше, чем управлять карьером. В университете была прекрасная библиотека, и он повадился торчать там всё свободное время. Кроме того, он быстро и легко – как и всегда это с ним бывало – сошёлся с оставшимися при университете педагогами. Учитывая, что все они принадлежали к разным отраслям науки, было заржавевшие мозги Дерека заработали с новой силой, стараясь угнаться за всем. Он видел вокруг себя уйму людей, которые были умнее его, и ему хотелось теперь знать всё то, что знают они, и он с трудом принуждал себя сосредоточиться на каких-то конкретных задачах, а не распыляться в пустоту.
Другой неожиданностью стала Магрэнь.
С личной жизнью у Дерека катастрофически не сложилось. В юности ему нравилась одна девушка, но она была младше его, и их отношения так и не успели толком завязаться, как грянул тот налёт марианских пиратов. Позже, на службе у Грэхарда, у Дерека не оставалось времени на то, чтобы с кем-то познакомиться и сойтись – а Дерек был не из тех людей, кто мог бы вступить в отношения без глубокой эмоциональной близости.
Потом с ним случилась Эсна; случилась так ярко, нежданно и глубоко, что, ему думалось, он никогда не сможет быть с другой женщиной.
Чувство к Эсне никуда не делось; но семь лет Дерек жил, развивался и рос, а его чувство к ней – оставалось неизменным. И теперь он просто стал больше этого чувства, перерос его, и в сердце его появилось место для новой привязанности.
Он, должно быть, не был влюблён в Магрэнь, – но она интересовала его, цепляла за живое, и, чего уж тут греха таить, волновала и возбуждала. Чувства его, впрочем, не сводились и к банальному вожделению: ему глубоко нравилось само взаимодействие с ней, их беседы, тонкая игра, выстраиваемая интрига. Было логично, что однажды это взаимодействие перейдёт в постельную плоскость; но постель не была самоцелью, а виделась лишь как очередная ступень в развитии игры-противостояния.
И Дерек, и Магрэнь – оба они отчётливо понимали, что станут любовниками. И каждый совершенно точно знал, что и второму эту известно. Однако оба они не спешили на этом пути, и, пожалуй, даже оттягивали момент, когда их отношения перейдут на новый уровень – им слишком нравилось играть друг с другом, и обоим хотелось максимально продлить это чувство предвкушения.
Магрэнь была мастерицей игр такого сорта, но впервые столкнулась с партнёром, который делал процесс настолько интересным. Ей встречались мужчины и умнее Дерека, и сильнее его характером, но у Дерека была удивительная, невиданная ею раньше способность играть не играя. Он был прост и искренен, отвергал любую фальшь и отказывался от малейшего притворства; но он умел как-то так подать правду, чтобы сама эта правда и становилась частью игры и интриги. Магрэнь совершенно не понимала, как он это делает. Ей казалось, что она знает правила этой игры наизусть: когда промолчать – и когда польстить, когда приукрасить – и когда ускользнуть, когда подстроить – и когда пойматься.
Но Дерек не играл по этим правилам. И из желания играть с ним ей приходилось принимать его правила – и это было для неё ново, волнующе и странно. Она могла поклясться, что один разговор с ним доставляет ей больше удовольствия, чем ночь с опытным любовником, – и это был, вопреки её искушённости, определённо, её первый опыт такого рода.
Если бы Дерек пытался выстраивать отношения нарочно, то он бы, должно быть, всё безнадёжно испортил. Но он не пытался чего-то делать нарочно – в это лето он жил и дышал чистым вдохновением, искренне наслаждаясь общением с Магрэнь и вкладывая в него всё то вдохновение, которым был так полон.
Они разыгрывали эти отношения как шахматную партию, чередуя ходы. Приходили друг к другу по очереди с какой-то новой инициативой, сперва раз в неделю – в выходной – потом, постепенно сокращая дни ожидания, два раза в неделю, наконец, через день, уже даже и без предлога – просто с приглашением побродить по городу или посидеть на скамейке в парке.
К концу лета дошло до того, что они стали видеться ежедневно. Напряжение между ними, казалось, можно было пощупать руками.
Обоих это неизмеримо веселило. Встречаясь этими весёлыми, искрящимися взглядами, они знали наверняка, о чём они оба думают, и эти безмолвные переглядки волновали их больше, чем самые откровенные разговоры.
Однажды вечером они сидели на квартирке Дерека и дискутировали о разведении коров в окрестностях Кармидера и способах их защиты от волков. Вспомнить, с чего бы они пришли к этой странной теме было теперь, решительно, невозможно, но оба очень увлеклись беседой.
Парило; собиралась гроза – именно поэтому они и отказались от задуманной прогулки – и было душно и томно, как всегда бывает перед грозой. Дерек настежь распахнул окно, но это не сильно спасало – ветра совсем не было.
– Почему-то именно к концу лета жара становится особенно невыносимой! – жаловалась Магрэнь, обмахиваясь плотным деревянным веером с изящной резьбой.
Веер был её неизменным летним аксессуаром и необыкновенно ей шёл. С его помощью она умела как подчеркнуть свои тонкие и изящные запястья, так и привлечь внимание к глазам – не говоря уж о талантливом использовании выбившихся из причёски прядей, которые элегантно струились под умело посланной на них волной воздуха.
Дерек откровенно любовался и посмеивался – в Кармидере никогда не бывало так жарко, как это привычно было для ньонской Цитадели, и местный климат нравился ему куда как больше.
Тем не менее, он охотно подхватил тему:
– Да, душновато сегодня, – и демонстративно медленно расстегнул пару пуговиц на рубашке.
Его действия сопровождались одобрительным и подначивающим взглядом Магрэнь.
– В ход пошёл манящий торс? – мило улыбнулась она, выгибая бровку.
Дерек выразительным взглядом окинул её платье из мягкого муслина – лёгкое, белое с неяркими цветами, на запахе, скреплённое лишь широким кирпичного цвета поясом, – такие платья, определённо, шьют для того, чтобы они в нужный момент изящно сползали с плеч.
– Тут ещё вопрос, у кого вид более манящий! – парировал он, поскольку платье вполне справлялось со своей задачей и отчаянно дразнило мужское воображение той лёгкостью, с какой от него можно было бы избавиться.
Магрэнь замялась и вместо ответной кокетливой реплики выдала таинственную соблазнительную улыбку, какую она изображала всякий раз, когда не находила слов.
Игровое настроение враз её покинуло: она вспомнила о том, что считала самым критичным недостатком в своей внешности – о плоской фигуре.
В юности Магрэнь переживала из-за этого ужасно. И если узкие бёдра, на её вкус, ещё можно было как-то стерпеть, то почти отсутствующая грудь казалась ей настоящей катастрофой. Она отчаянно завидовала своим более удачливым знакомым, пыталась с помощью одежды всячески сымитировать наличие у себя приятных округлостей и тайком ревела по ночам, переживая из-за собственной женской ущербности.
С возрастом характер её стал сильнее, и она обозлилась на саму себя, что так унизительно переживает из-за такой ерунды. Внутри себя она поклялась, что научится быть соблазнительной женщиной вопреки всему – и вполне сдержала это данное самой себе слово.
Магрэнь отличалась глубоким и живым умом, и быстро научилась понимать, что и как привлекает мужское внимание, каким образом можно зажечь мужское воображение и как заставить мужчину потерять голову – с помощью всего пары жестов, взглядов и выразительной улыбки.
Она особенно полюбила бывать в обществе, куда легко вошла благодаря своему уму, и не пропускала никаких крупных балов и приёмов, с особым типом едкого злорадства раз за разом замечая, что ни одна пышногрудая красотка не способна удержать мужское внимание при себе, если в зал входила Магрэнь. Ей удавалась приковывать к себе все взгляды, очаровывать и волновать.
Женщина Кармидера дружно её ненавидели; её это не беспокоило, поскольку она всегда предпочитала мужское общество.