3. Как спровоцировать семейный скандал?

Как водится, к развитию своей интриги Руби подошла основательно, и пару недель вела предварительную подготовку. Оная заключалась в тоскливых взглядах, которые Руби бросала на Райтэна в присутствии Кайтэнь, тяжёлых беззвучных вздохах, лихорадочных попытках быстрее перевести разговор всякий раз, как Тэнь упоминала брата, и тщательно продуманной подавленности, включавшей, ко всему, пренебрежение питанием. Руби вполне заметно осунулась, ещё больше побледнела и довела круги под своими глазами – до идеала, а Тэнь – почти до паники.

Оставалось дождаться повода для хорошей натуральной истерики – и здесь долго ждать на пришлось. Руби вполне обоснованно полагала, что ничто так не оправдывает натуральную истерику, как банальная ревность – а причины ревновать у неё были самые веские.

Потому что Илмарт и Олив повадились таскаться к Тогнарам на ужины, поэтому три-четыре раза в неделю за столом собиралась компания, которая вполне себе чётко делилась на две половины. С одной стороны сидящую на торце тётушку обрамляли Тэнь и профессор – Руби обычно ютилась рядом с Тэнь, чтобы не действовать своей близостью на нервы Райтэну, – а другой торец оккупировали совместно Олив – со стороны Райтэна – и Илмарт – со стороны Дерека.

Застольная беседа с самого начала делилась на два этих полюса, которые почти никогда не пересекались. В день намеченной истерики, избежав искушения ввязаться в дискуссию, которую Тэнь и профессор вели по поводу некоего светящегося яда – продукта экспериментов с фосфатом кальция – Руби прислушалась к тому, что происходит на другом конце стола.

Непривычно оживлённая Олив – выглядевшая сегодня весьма привлекательно благодаря чистым распущенным волосам – со смехом рассказывала, как пыталась вчера вместе с Айлэнь выпечь пирог с солёными огурцами. Дело не задалось из-за того, что они не додумались дать огурцам сперва стечь, и в итоге тесто безбожно размокло, и то, что у них получилось, выглядело совершенно неаппетитно – хотя по вкусу оказалось вполне себе терпимым.

«Как из болота вылезла» – раздражённо и зло оценила Руби попытку Олив быть красивее, чем обычно: за волосами она не ухаживала, и намётанный взгляд Руби, конечно, сразу отметил и секущиеся концы, и непослушные пушинки вокруг головы, и неровную структуру причёски.

Надо сказать, что все трое мужчин совершенно не замечали всех этих мелких недочётов, и действительно считали, что Олив сегодня особенно красива.

– Не могу себе представить, как такое вообще возможно есть! – веселился Дерек, которому идея использовать солёные огурцы при выпечке пирога показалась странной.

– Очень даже вкусно! – вступился за идею Олив Илмарт.

– В другой раз угощу! – пообещала та и тут же добавила: – Если снова где-то не напортачу! – выпечка явно не входила в число её сильных сторон, поэтому внезапный опыт такого рода и вызвал у неё такое оживление.

– А я однажды пытался испечь пирог в кружке, – неожиданно признался Райтэн, поглядывая на Олив, как ему казалось, незаметно.

– Что? – повернулись к нему одинаково удивлённые Дерек и Олив.

Илмарт не удивился: он умел выпекать в походных кружках нечто, могущее претендовать на звание пирога.

– Да ехал как-то, – принялся слегка смущённо, но увлечённо рассказывать Райтэн, – остановился на привал, а с собой всякая гадость вроде сухарей. Дай, думаю, грибов наберу, напеку на костре. Пока набирал – нашёл гнездо с яйцами. Ну, яйца есть, вода есть, крупа была какая-то вроде манки – я и решил, а что бы пирог не испечь?

Руби с досадой и раздражением отметила, что во время своего рассказа Райтэн то и дело бросал короткие взгляды на Олив и только на неё, словно говорил для неё одной и лишь её реакция его интересовала.

Что-то изображать даже и не пришлось; Руби совершенно естественно сжимала столовые приборы с большой злостью, и от того они звякали по тарелке весьма ощутимо.

– Ты их вообще когда-нибудь пёк до этого? – со смешком уточнила Олив, которая и вообще не сводила с Райтэна глаз, как будто считала вполне допустимым так нагло разглядывать чужого мужа! «Стерва болотная!..» – стиснув зубы, выругалась про себя Руби.

– Естественно, нет! – рассмеявшись, не разочаровал друзей Райтэн.

На этом месте все трое уже откровенно смеялись, прекрасно вообразив себе эту картину.

– Вышло вкусно! – почти обиженно защитился Райтэн, но потом задумчиво добавил: – Правда, ни в одном месте не похоже на пирог.

– Да вот снег чуть подтает, – задумчиво почесал бороду Илмарт, – давайте выберемся, я вас научу. Как пироги в кружке печь в походных условиях, – пояснил он.

Чуть подпрыгнув на стуле, Олив тут же загорелась идеей:

– Хочу, хочу, хочу! – глаза её сияли неподдельным задором, и она даже захлопала в ладоши от предвкушения.

Это привлекло к ней внимание другой половины стола – разговор о фосфатах прервался. Руби решила, что момента лучше не найти, и уставила демонстративно тоскливый взгляд на Райтэна.

Тот, конечно, даже не заметил, что на него кто-то смотрит: увлечённо обсуждал с друзьями нюансы будущей вылазки.

Убедившись, что находится прямо на траектории взгляда Тэнь, Руби дёрнулась, звякнув тарелкой – чтобы взгляд подруги обратился на неё – часто заморгала, задрожала губами, бросила ещё один отчаянный, полный боли взгляд на Райтэна – точно так же оставшийся им незамеченным – и, пробормотав почти неслышные извинения, чуть ли ни бегом выскочила из-за стола.

Пронзив брата недовольным взглядом, Тэнь рванула догонять – весёлая компания, обсуждавшая разнообразные блюда походной кухни, не обратила на них внимания.

Руби не убежала далеко – осталась рыдать на диванчике в гостиной. Правда, разрыдаться оказалось неожиданно сложно: она чувствовала больше раздражения, чем жалости к себе. Интрига шла не туда и не так, и Руби, решительно, не могла понять, почему дело не складывается. Она же им понравилась! Она им всем понравилась – так какая разница, как и почему она вошла в их компанию? Ведь всё, в конце концов, сложилось наилучшим образом – так зачем они теперь всё усложняют и делают вид, что её для них больше не существует?

В общем, слёзы вышли так себе; но Тэнь хватило, потому что она любила Руби, искренне переживала за неё и, к тому же, так и не была в курсе сложившейся ситуации. В её глазах всё виделось так, что бедняжка-Руби влюбилась в Райтэна, а тот, бесчувственная скотина, держал её на расстоянии и не давал ни шанса на сближение.

Пережив первый шквал утешений и нападок Тэнь на брата, который «не видит дальше собственного носа!», Руби позволила себя успокоить – всё равно не плакалось – и стала разыгрывать нервозность. Достаточно наблюдательная Тэнь заметила и начала мягко, но настойчиво расспрашивать – и Руби «раскололась».

– На самом деле… – с заметным усилием выдавила из себя она, позволяя рукам задрожать, а голосу – начать срываться. – Ты просто не знаешь, Тэнь… но я… – слёзы неудачно не шли. – Я… сделала кое-что плохое… – призналась она почти неслышно.

– Руби! – с теплотой в голосе Тэнь обхватила её ладошку, успокаивая дрожь. Горячее сочувствие на её лице ярче любых слов говорило, что она верит: что бы ни натворила подруга – всё можно исправить!

Дальше всё прошло как по нотам: сбиваясь, замолкая, шмыгая носом и используя прочие выразительные спецэффекты, Руби рассказала новую версию своей истории.

В этот раз она звучала так: мол, отец, желая усилить своё политическое влияние, высказал идею, что было бы неплохо, чтобы Руби вышла замуж за Райтэна. Руби идея показалась интересной – она была наслышана об уме и таланте предполагаемого супруга – и она согласилась попробовать себя в интриге, задуманной отцом.

– Я думала – почему бы и нет? – пряча глаза, ломко объяснялась она. – Приеду, присмотрюсь, и…

Тэнь, бледнея и качая головой, прижимала кулачок ко рту и жалобно моргала.

– И мне… – сгорбившись, Руби спрятала ладошки между коленей и лихорадочно продолжила: – Мне, понимаешь, все вы так понравились… И я… и, мне подумалось, что лучше и быть не может… и вот…

Хотя это так и не прозвучало прямо, вся её речь сводилась, в сущности, к тому, что она обрела в Тэнь настоящую подругу, а в Райтэне – настоящую любовь, и решила, что от интриги отца все только выиграют.

– И вот, они узнали, – тут ей всё-таки удалось немного расплакаться, потому что обидно было по-настоящему, – что… что отец планировал этот брак, и что я ему подыграла… и они мне этого не простили, – она спрятала лицо в руках и оттуда сдавленно продолжила: – И я теперь не знаю, как это исправить… Я понимаю, я должна была признаться сама, раньше! – натурально зарыдала она. – Но я так боялась… – горестный всхлип. – И, видишь, теперь меня все ненавидят, и ты… ты тоже теперь…

– Что ты говоришь такое! – возмущённо воскликнула Тэнь, захватывая её руки в свои и отводя их от её лица. – Руби, милая!.. – она порывисто обняла её, гладя по волосам.

Тэнь, конечно, была крайне потрясена этим признанием. Но у неё было горячее и верное сердце, и позади оставалось полтора года дружбы – и, разумеется, Тэнь верила всею своею душой, что эта дружба была настоящей. Она нарисовала перед своим мысленным взором картину, в которой бедняжка-Руби совершенно запуталась в интригах отца, не чает, как из них выбраться, а суровые мужчины не готовы предоставить ей шанса оправдаться и доказать, что она действительно достойна и доверия, и любви.

Не колеблясь ни одной секунды, Тэнь встала на сторону Руби бескомпромиссно и горячо.

– Ну я им покажу! – вскочила она, готовясь нестись и защищать подругу.

– Нет, пожалуйста! – вскочила вслед за ней Руби, хватая её за руку. – Они же не знают, что я действовала заодно с отцом! Они меня просто убьют!

– Они – идиоты без мозгов! – развернувшись, буквально рявкнула на неё Тэнь – и за руку потащила её обратно в столовую.

Поскольку после их ухода профессор счёл нужным откланяться, а тётушке было скучно сидеть в стороне от основной беседы, и она тоже ушла, там теперь располагалась лишь четвёрка друзей.

– Вы! – с порога возмутилась Тэнь, едва не наскочив на них с разбегу. – Вы совсем с ума сошли с этими вашими играми?!