Бегом пересекаю небольшой открытый участок земли и скрываюсь в густой роще серебристых деревьев. Леса со всех трех сторон окружают территорию, расположенную к югу от дома, но те деревья, что растут на юго-востоке, особенные. Они выиграют для меня время, пока я решу, что делать.

Иди дальше, Наоми. Скоро ты проснешься.

Деревья склоняются надо мной, как немые свидетели происходящего. Порыв холодного ветра ударяет мне в лицо, и я поднимаю взгляд на промерзшие ветви. Они мне знакомы. Я добралась до нужного места – это определенно оно. Кладу Фрейю на неровную землю, и меня вновь охватывает то же чувство. Кто-то наблюдает за мной. Что, если полиция и Эйден уже прибыли и последовали за мной? Я оглядываюсь через плечо, сердце колотится, дыхание сбивается.

Я одна.

Сдвигаю одеяло из разложившихся листьев, чтобы добраться до замерзшей грязи, и начинаю рыть мерзлую почву руками. Пальцы покраснели и одеревенели, и по мере того, как они начинают неметь, мои движения становятся все более исступленными. Но я потею: напряжение и стресс вытекают из моей кожи.

Продолжаю копать, а потом… мои пальцы вздрагивают от прикосновения к потускневшему металлу.

Дверь.

Этот лаз я обнаружила в детстве, играя в здешних лесах. Я любила забираться на деревья и сидеть, свесив ноги по обе стороны ветвей. Однажды, спрыгнув с дерева, я услышала странный шум, словно мои ноги ударились о более твердую поверхность, чем листья и земля. Я целую вечность смотрела на листья у себя под ногами, пытаясь понять значение этого звука. Я знала, что там что-то есть, просто не могла сообразить, что именно. Когда мой папа отвез продукты на деревенский рынок и вернулся домой, я выбежала на подъездную дорожку и бросилась в его объятия.

– Я нашла кое-что в лесу! – закричала я.

– И что же ты нашла? – притворился удивленным он.

– Не знаю! – Я побежала вокруг дома, зная, что это будет быстрее, чем прокладывать путь через него. – Пойдем со мной, папа! Мне нужно тебе показать!

Он догнал меня, и я прыгнула на то самое место, куда приземлилась с дерева. Отец поднял брови, глядя на меня, и наклонился. Его губы изогнулись в кривой улыбке. Я тоже наклонилась, и мы вместе начали раздвигать листья. Отец рассмеялся, когда я ахнула при виде металла.

Мне казалось, что я открыла волшебный проход. Дверь в другой мир. В свою собственную маленькую Страну чудес, скрытую там, в лесу.

Это оказался бункер. Мой прадед служил офицером в армии во время войны, и моя прабабушка предложила оставить детей на ферме, чтобы защитить их от опасностей Лондона. Поэтому они построили это убежище, один из многих забытых бункеров, спрятанных по всей стране, память о которых затерялась во времени. Он был построен так, чтобы его нельзя было обнаружить. Коробка, зарытая в землю, армированная бетоном и сталью.

Примерно через год после обнаружения бункера я поскользнулась в нем на лестнице и сломала ногу. Мама была в ярости. Папа положил крышку на место и закопал ее. Я умоляла его откопать дверь обратно, но он отказался.

Его голос эхом отдается в моей голове.

Мы не говорим неправду, не так ли, Наоми? Мы всегда должны быть честными и добрыми.

Прости меня, папа.

Не думай о нем. Не сейчас.

Я хватаюсь за металлическое кольцо двери и стискиваю зубы от напряжения.

Я никогда не рассказывала Эйдену о бункере. Никому вообще не рассказывала. Я отгородилась от воспоминаний о папе, заперев их внутри себя, где только я могу до них добраться.

Наконец, дверь поддается. Я стою, тяжело дыша, уперев руки в бедра, и смотрю вниз на место, которое когда-то давным-давно казалось мне таким волшебным.

Здесь она будет в безопасности.

Я возвращаюсь к Фрейе. Утреннее солнце окрашивает облака в красноватые тона, его лучи падают на мою дочь сквозь просветы в кронах деревьев, и ее пижама с единорогом весело сияет на фоне унылой земли. Я несу ее туда, где ждет открытый люк.

Поднимаю ее голову к своему лицу и прижимаюсь щекой к ее лбу, когда начинаю спускаться по лестнице. Добравшись до последней ступеньки, опускаюсь на колени и баюкаю Фрейю в своих объятиях. Так и вижу, как она выглядела в детстве, – округлый мягкий изгиб лица, маленькие надутые губки. Но я также вижу в ней женщину: длинные темные волосы и скулы Эйдена.

Я осторожно кладу ее на бетонный пол и опускаю ее голову на землю. Теперь Фрейя вновь лежит неподвижно.

– Здесь ты будешь в безопасности, – шепчу я, и моя нижняя губа дрожит. – Никто тебя не найдет, и тебе здесь будет тепло и уютно. Никто тебя не найдет, никто тебя не заберет…

Я могла бы просто задвинуть люк на место, закрыв нас обеих здесь навсегда. Что мне остается без нее? Кто будет скучать по мне? Я могла бы сидеть здесь, внизу, с ней, пока тоже не закрою глаза и не усну навечно.

Нельзя…

Будущий малыш.

– Я вернусь за тобой. Я не оставлю тебя здесь, обещаю. Я люблю тебя.

Как только полиция уедет, я вернусь за ней.

Подползаю к двери и вытаскиваю себя из ямы, ложась животом на листья, которые намертво примерзли к земле.

Тяжело дыша, я поднимаюсь и останавливаюсь, чтобы перевести дыхание…

Иди дальше – они могут появиться здесь в любую секунду.

Бегу обратно через лес, через открытый участок земли к мосту и через фруктовый сад к задней двери. Жгучая боль пронзает мой бок, когда я наклоняюсь, чтобы свернуть половик, и я задыхаюсь, пытаясь наполнить легкие кислородом. Закинув половик на плечо, поворачиваюсь обратно к лесу, но рыдание вырывается из моих сжатых губ, и тяжелое дыхание превращается в мучительные стоны.

Просто еще одна пробежка туда и обратно.

Давай.

Я возвращаюсь в бункер и спускаю половик по лестнице. Накрываю им Фрейю до подбородка, как одеялом.

– Я вернусь за тобой, – обещаю я.

Это всего лишь дурной сон. Скоро вы снова будете вместе.

Я вылезаю из бункера и захлопываю дверь. Звук удара металла о металл грохочет среди деревьев, поднимается над кронами и улетает в открытое небо.

Вернув дверь на место, достаю тряпку, которую засунула за пояс пижамных штанов, и протираю металл. Собрав все силы, я возвращаю грязь и листья обратно на место. Дверь постепенно становится все меньше и меньше, пока не исчезает.

Делаю шаг назад, но мое плечо врезается в кого-то высокого и крепкого. Я подпрыгиваю и оборачиваюсь, не в силах дышать.

Это просто дерево.

Я бегу. Бегу так быстро, как только позволяют мои усталые ноги, и огни, сияющие из дома, ведут меня обратно, как свет маяка в шторм.

Ворвавшись внутрь, я поворачиваю вентиль крана до упора вправо, хватаю из-под раковины первые попавшиеся под руку чистящие средства и выбегаю в коридор, пока горячая вода брызжет, а затем начинает хлестать. Я стою над тем местом, где раньше лежал половик, затем опускаюсь на четвереньки, чтобы осмотреть большие каменные плиты.

Я ничего не вижу. Никаких признаков того, что Фрейя вообще когда-либо была здесь.

Перегибаюсь пополам, и боль пробегает вверх по моему телу.

Продолжай.

Я бегу обратно на кухню. Бросаю все в шкафчик, затем наклоняюсь над раковиной и мою руки, оттирая пальцы и ладони. Я хочу, чтобы они истекали кровью.

Моя нога выбрасывается вперед. Я пинаю, и пинаю, и пинаю шкафчик, ярость поднимается из желудка в горло, и из него рвется гортанный крик.

Ты монстр.

Схватив полотенце со стойки, я наклоняюсь и счищаю грязь со шкафчика. Древесина раскололась, пошла вверх трещинами, волокна отделились друг от друга.

Снимаю туфли и бросаю их обратно поверх беспорядочной кучи, тянусь за кардиганом, который висит у двери, и натягиваю его, пока бегу в коридор к большому серебряному зеркалу, прислоненному к стене. Но растрепанная женщина, которая в отражении смотрит на меня, – это не я. У этой женщины волосы выбились из пучка и спадают на плечи, низ пижамных штанов покрыт грязью, бледное лицо блестит от пота и слез, а глаза полны печали, – и это не я. Она призрак – отражение, которое смотрело на меня из зеркала, когда потеря была навязчивым фантомом, витавшим надо мной, куда бы я ни пошла.

По-моему, я приказала тебе не возвращаться.

Я подпрыгиваю от звука рычащего двигателя и напрягаю слух. Вот он: звук шагов по гравию.

Дыши, Наоми.

Я смотрю на массивную деревянную входную дверь. Представляю, как они стоят по другую сторону, оглядывают фермерский дом, а дом глядит на них в ответ. Наблюдает. Если бы только я могла запереться здесь и отгородиться от всего мира. Но я не могу.

Секундная пауза перед неизбежным…

Вот оно.

Три резких удара в дверь.

6

– Наоми Уильямс?

У двери стоят трое полицейских с застывшими на лицах гримасами обеспокоенности. Мужчина и женщина, оба в униформе, и еще один мужчина в гражданском. Он наверняка главный среди них.

– Да, это я.

Мой взгляд перемещается с одного лица на другое, затем – на небо позади них. Я пытаюсь сфокусироваться на одном лице – на одном человеке, но не могу. Солнце поднимается все выше и выше, и его красные и оранжевые пальцы прочерчивают небо.

– Я детектив-сержант Майкл Дженнинг, а это мои коллеги, констебли Денвер и Каллаган. Это вы звонили нам по поводу дочери?

Распахни дверь. Почему ты смотришь на них через узкую щель?

Я рывком открываю ее, подставляя себя взору внешнего мира.

– Да, да. Пожалуйста, проходите. – Я отступаю в сторону, и они входят друг за другом, слабо улыбаясь мне, когда проходят мимо.

Я закрываю дверь и поворачиваюсь к ним лицом, заламывая руки.

Они ждут, что я заговорю первой?

Мой взгляд блуждает по тому месту у подножия лестницы, где менее часа назад лежала Фрейя. Я сильно прикусываю дрожащую губу.

Возможно, я все еще сплю. Возможно, я нахожусь в самом глубоком сне, когда веки такие тяжелые, что их невозможно приподнять. В той фазе, когда кажется, будто ты куда-то проваливаешься.

Один из констеблей, чье имя я уже забыла, многозначительно откашливается, и я подпрыгиваю.

– Кхм, извините. Не хотите ли пройти в гостиную?

Они переглядываются, и Дженнинг улыбается так, будто явно хочет меня приободрить, но вместо этого просто выглядит грустным.

– Давайте поговорим там, где вам будет удобнее, миссис Уильямс. Отец ребенка здесь?

– Он здесь не живет, – отрывисто бросаю я. – Мы больше не вместе.

Дженнинг на миг стреляет взглядом в сторону остальных.

– Как его зовут?

– Эйден Уильямс.

– Выходит, Уильямс – ваша фамилия по мужу?

Я киваю. Мне нужно сохранять контроль над своим лицом, не показывать эмоций при упоминании Эйдена, но я чувствую, как мое выражение лица начинает меняться. Трещина в фарфоровой тарелке. Одна оплошность, – и я разобьюсь на куски.

Бросив меня, Эйден подал на развод, сославшись на непримиримые разногласия. Несколько месяцев спустя я бесцельно заглянула в почтовый ящик, не ожидая никаких посланий из внешнего мира, и обнаружила там письмо. Я неаккуратно рванула конверт, и бумага разошлась, как рана. До сих пор помню, что мне казалось, будто документ сопротивляется, не желая покидать пределы конверта, хотя на самом деле сопротивлялась я, уже зная, что будет там написано. И я не хотела видеть слова, ровными строками напечатанные черным по белому, несущие такой окончательный в своей формальности приговор: «Решение суда о расторжении брака».

Вот и все: вот так просто мы развелись.

Но я до сих пор не смогла заставить себя сменить фамилию.

– Простите, да. Это моя фамилия по мужу. Вообще-то, Эйден уже в пути. Он должен появиться здесь с минуты на минуту.

– И как давно вы расстались?

– Несколько лет назад.

– Где он живет?

– В Лондоне.

– А ваша дочь живет здесь с вами?

– Нет. Она живет со своим отцом и его женой.

– И как ее зовут?

– Простите?

Пожалуйста, не заставляйте меня говорить это.

– Жена мистера Уильямса. Как ее зовут?