Из толпы выступил невысокий толстяк в коричневом фраке и с дурно повязанным галстухом, настолько неприметный, что до начала представления на него вряд ли кто-нибудь обратил внимание. На плече толстяка висела кожаная сумка, из которой он достал пачку патронов – пятьдесят штук. Эмед Эрекем вытащил патрон из упаковки и щелкнул пальцами. Вспыхнула искра.

В дальнем конце сада Арден Тенати прицелился и выстрелил.

Раздались аплодисменты.

Варис окинул Эмеда Эрекема пристальным взглядом. Сумка из искусно выделанной кожи, кожаные пуговицы, из-под манжет выглядывают браслеты, сплетенные из кожаных шнуров. Судя по всему – чароплёт, творящий заклинания через скорняжный промысел. Интересно, где в данном случае сосредоточена его магия, подумал Варис, – в упаковке патронов, в браслете или где-нибудь еще?

Варис повернулся к Ардену Тенати, собираясь получше разглядеть ремень многозарядного ружья, но тут воздух дрогнул.

В дальнем конце сада сверкнула молния, послышался раскат грома. Туда быстро зашагали гвардейцы. Пока все гости смотрели на них, Варис заметил, что чародей удивленно разглядывает свои руки, а центурион едва не выронил ружье. Немного погодя капитан гвардейцев вернулся и объявил, что все в порядке, какие-то юнцы озорничают.

– У нас что, места в тюрьмах не осталось? – пробормотал издатель Пиннер, ухмыляясь в бакенбарды.

Гости внезапно вспомнили, что на улице прохладно, и потянулись в залу.

– На этой счастливой ноте представление окончено, – сказал Варис. – Не хотите ли еще потанцевать?

– С удовольствием, – ответила Лумивеста таким тоном, что у Вариса вспотели ладони.

Оркестр заиграл риколетту, парный танец. Музыка накатывала мягкими волнами, пары изящно кружили по зале.

Как только танец закончился, Лумивеста спросила:

– А когда можно уйти без того, чтобы показаться невежливым?

«Это зависит от того, чародей вы или нет», – чуть не сказал Варис под влиянием пунша, но все-таки сдержался и предложил:

– Пойдемте со мной.

Ферангардский посланник дружелюбно беседовал с Извором, но в том, как эти два здоровяка стояли друг против друга, было что-то угрожающее. Роха Серестор то и дело косился на орден, которым Извора наградила оппозиционная партия.

– …но многое из того, что люди считают нужным и необходимым, на самом деле всего лишь то, к чему они привыкли, – говорил Роха Серестор. – Если они какое-то время поживут без этого, то забудут, почему считали его нужным.

Как оказалось, посланник прекрасно изъяснялся на лесканте.

– Таинство причащения – очень важный ритуал, – сказал Извор.

– Он способствует расколу и многое ставит под сомнение. Священнослужители утверждают, что это явление божества. А что, если они ошибаются?

– Естественно, я не осуждаю действия вашего правительства. Вы вправе поступать по-своему. Но, к вашему сведению, я вынужден сказать, что запрет причащения не встретит поддержки среди лескорийцев. По крайней мере на нашем с вами веку.

– Но вы же запретили королевское причащение, которое представляло угрозу для общего политического курса.

– Мы не запрещали Богине изъявлять свою волю через королей. Мы просто отменили королей. – Извор обернулся, как по сигналу. – О, Варис!

Он представил посланнику Вариса и Лумивесту.

– Мы с вашим отцом были знакомы, – сказал Роха Серестор Варису. – Несколько раз вместе выезжали на охоту. Вы тогда, кажется, были в отъезде… В школе?

– Да, вероятно, ваша честь.

– Нам с вами надо будет встретиться. Может, съездим на охоту. В ваших краях много дичи. Хотя и не так много, как в нашей Вировневской пуще.

– С превеликим удовольствием, – ответил Варис.

По слухам, дичи в Корварисе почти не было, но Варис даже этого не знал наверняка, потому что в последний раз выезжал на так называемую охоту десятилетним мальчишкой – гонялся за стреноженным оленем.

– И вы, коронесса из Западного Края, – продолжал посланник. – Мы восхищаемся вашим народом. Ваша сила несгибаема.

– Прошу прощения, ваша честь, – сказал Варис, – позвольте нам откланяться. Миледи коронесса уезжает завтра рано утром, я должен проводить ее в гостиницу.

– Да-да, разумеется, – кивнул посланник. – Доброй вам ночи. Мы с вами еще встретимся. Я всегда к вашим услугам.

– Доброй ночи, – сказал Извор, подкручивая ус.

Варис очень надеялся, что этот жест не нес в себе какого-то тайного смысла.

Они попрощались со знакомыми в зале – герцогиня крепко обняла Лумивесту, чем надежно привлекла внимание присутствующих, – надели плащи и сели в кэб.

Варис хотел было назвать кэбмену адрес, но Лумивеста спросила:

– А что ближе, моя гостиница или ваш дом?

– Мой дом, но…

– И где находится ваш дом?

– В квартале Целительного Камня.

– Везите нас в квартал Целительного Камня, – велела она кэбмену и, откинувшись на спинку сиденья, кивнула на мелькающие мимо фонари. – Варис, вы хорошо знаете столицу. Расскажите, где мы едем. Мне интересно.

Варис начал называть улицы и скверы, Бутербродную площадь и Сапожные ряды, Перекрестный парк и улицу Удачи, мосты и монументы, кверцийские памятники и паровые заводы и фабрики.

Лумивеста прервала его лишь однажды, чтобы спросить:

– Этот юный красавчик с герцогиней… Винтерс?

– Винтерхольм.

– Он назвал вас братом. Вы родственники?

– Нет, он ко мне так в шутку обращается. Считает, что это смешно. Наверное. А родственников у меня не осталось. Никого.

Кэб остановился перед домом Вариса. Все было кончено. Варис потянулся к дверце.

– Доброй ночи, миледи коронесса.

Она посмотрела на него:

– Вы это хотите сказать?

– По-моему, я это сказал.

– Птичий хвост.

– Простите?

– Вороний помет, как говорят горцы, – сказала она, по-западному растягивая слова, но тут же вернулась к столичной манере, – хотя в приличном обществе негоже так выражаться. Вы со мной прощаетесь? Вам действительно этого хочется? Вы не женаты, я специально узнала у Извора. И в интимных отношениях вы ни с кем не состоите. Или он ошибся?

– Нет, не ошибся, – честно сказал Варис, потому что отношения с Агатой таковыми не были. – А вы?

– Есть один очаровательный юный палион. Мы нравимся друг другу, все очень мило, но через год зачахнет от недостатка солнечного света. – Она наклонила голову. – Он не станет вас за это уважать. Наоборот, назовет вас идиотом. Я ни на что не претендую, но доверяю его мнению.

Все складывалось чересчур совершенно: так спонтанно и непринужденно, что кровь стыла в жилах, так искренне, что явно добром не кончится. Внезапно на Вариса накатило необоримое желание, настолько физиологическое, что все его чувства разом воспротивились. Это его и спасло.

– Миледи коронесса, – сдавленно произнес он, – я не вижу ни одной причины, по которой мы не можем провести ночь вместе. А поскольку причина не делать чего-либо есть всегда, значит, я что-то упускаю, и это заставляет меня усомниться в целесообразности такого поведения.

– По-вашему, мне неведом страх, – сказала она. – Но сейчас…

– Послушайте, – сказал он, понимая, что вот-вот уступит своим желаниям, – в Листуреле невозможно что-либо утаить. Это не касается того, что происходит в заведениях на Студеной улице, они для того и предназначены. Но если вы придете ко мне в гости, об этом узнают. И вспомнят об этом, когда вы снова направите петицию в парламент. Одни сочтут, что я на вас повлиял, другие решат, что вы на меня повлияли, но все подумают, что мы с вами в сговоре. Я не могу с уверенностью предположить, как это скажется на рассмотрении вашей петиции. Я просто не представляю, как на это отреагирует ассамблея. Так что принимайте решение взвешенно, понимая, что эти отношения не ограничиваются текущим моментом.

– Я не стала бы ловить момент, если бы думала, что моментом все и ограничится, – невозмутимо сказала Лумивеста. – Хотя, безусловно, я понимаю, о чем вы… – Она рассмеялась.

Оценив шутку, Варис тоже усмехнулся. Напряжение спало.

– Знаете, такого вечера у меня не было с тех пор, как… – сказала Лумивеста. – Нет, такого вечера у меня вообще никогда не было. Благодарю вас, Варис.

– И вам спасибо, Лумивеста.

Он вышел из кэба. Кэбмен, трогая, оглянулся и покачал головой. Варис тоже покачал головой, отпер дверь и включил газовый рожок в прихожей.

На столике лежал сверток, перевязанный лентой. В нем оказался небольшой летний пирог, пахнущий изюмом и овсяной мукой, – подарок на Равноденствие от жены Хламма, камердинера Вариса. Она была прекрасной кухаркой и готовила праздничные ужины в те редкие дни, когда Варис приглашал к себе гостей. Пирога как раз хватило бы на двоих, но в доме был только Варис.

Он завернул подарок в оберточную бумагу и уложил его в саквояж, собранный для завтрашнего путешествия. Агате пирог понравится. Они съедят его вдвоем с Агатой, и Варис будет счастлив, что провел сегодняшнюю ночь в одиночестве.

Нет, подумал он, поднимаясь к себе в спальню. Агата обрадуется его приезду, и он будет этим счастлив. А сегодняшняя ночь – это другое.

В начале одиннадцатого дверной звонок развеял смутные сны. Варис надел шлафрок и спустился в прихожую. Свет резал глаза. Дверь раскрылась в невыносимо яркую белизну, хотя небо было пасмурным и пелена туч затянула солнце.

– Тобой только детей пугать, – сказал Винтерхольм, проскальзывая в прихожую. – Надеюсь, ты честно заработал эти шевроны под глазами. – Он многозначительно посмотрел на лестницу.

– Мне уже второй день подряд заявляют, что у меня невыспавшийся вид, – кисло сказал Варис. – Помнится, разгульный образ жизни подразумевает хоть какие-то удовольствия.

– А что, ее нет… Она ушла? Ты ее не пригласил?

– Вообще-то это не твое дело. Мы с ней поговорили, и она уехала домой, потому что устала. С чего тебя вдруг так интересует моя личная жизнь?

– Вот я же говорил Извору! С коронессой ты ни за что не свяжешься, даже если б в нее воплотилась сама Шиара.

– Винтерхольм, я сейчас заварю себе чая покрепче и, может, после чашечки-другой начну понимать, о чем ты вообще.

– Дружище, ты, конечно, гений, но все-таки идиот. Ты так и не понял, что наш главный лорд-парламентарий не хочет оставлять тебя одного – ни вчера вечером, ни сегодня утром?

Варис вошел на кухню. Незаменимый Хламм с вечера приготовил все для чаепития, и Варис мог бы заварить чай вслепую.

– Если Извор решил заделаться сводником, то ему… – Варис умолк и тяжело оперся ладонями о столешницу. – Ферт.

– Вот оно, озарение, – сказал Винтерхольм. – Видишь ли, те, кто организовал эту заварушку, не так уж стремятся тебя устранить. Мы сделали все, чтобы доставить им как можно больше неудобств, и они утратили интерес. Устраивать несчастный случай в посольстве слишком рискованно, тем более в присутствии важных персон и спутницы благородных кровей. Куртизанку можно подкупить, а вот коронессу… – Он вздохнул. – Что ж, можно только радоваться, что они не проявили настойчивости.

– Понятно, – сказал Варис.

– Да ладно, не расстраивайся, братишка. – Винтерхольм картинно зевнул. – Давай уже, заваривай чай. Я всю ночь был очень занят и теперь еле на ногах стою от усталости, хотя готов заколоть тигра столовым ножом. – Он схватил нож со стола и проиллюстрировал свои слова.

– Герцогиня… Ты шутишь? А если не шутишь, то я тебя слушать не стану.

– Меня никто и никогда не слушает, – уныло сказал Винтерхольм и вытащил из кармана бумажный пакетик. – Вот, печенье. Угощайся. – Он взял чашку с чаем. – А, вот тут еще. – Порывшись в кармане, он протянул Варису блестящий холодный предмет – медную гильзу от ружейного патрона. – «Мирит опрана» тридцатого калибра.

– Что это?

– Это то, чем вчера стрелял центурион в посольстве.

Варис поглядел на гильзу – самая обычная, ничего особенного.

– И где ты ее нашел?