С теми, кто живет во тьме и долго не видит солнечного света.

– А дальше не помню… то есть, наверное, нас кто-то нашел. Или его? Или он умер? Я уже дома… меня даже не ругали. Но лечили. И свечей стало больше. Я боялась спать в темноте. Боялась. И мне разрешили свечи.

Значит, девочка была из числа тех, кто мог позволить себе такую роскошь, как свечи.

И рабы.

– Все уже в прошлом, – Верховный держал её крепко, такую по-человечески хрупкую. – Сейчас… свечи горят?

– Лучше. В моих покоях есть окна! если их открыть, то видны звезды. И небо. И… солнце тоже!

– Вот и хорошо, – он погладил девочку по голове. – К тому же Ксочитл не позволит тебя обидеть. Никому.

– Знаю. И ты.

– И я… наверное. Я уже стар. И слаб. Вряд ли способен на что-то.

– Брат Ксочитл сказал то же самое. Тот, кого ты назвал своим… тем, кто будет после тебя.

Верховный вздохнул.

Мекатл не был готов, но Владыка Копий прав: преемник был нужен. Хотя бы формально, чтобы прекратить или ослабить эту подковерную возню.

– Брат Ксочитл сказал, что с ним будет легче. Ты упрямый. И несговорчивый. И делаешь так, как полагаешь нужный. А ему, кто после тебя, потребуется помощь. И он будет слушаться тех, кто поможет.

– Я не знал. Ты поэтому его убила?

– Нет, – девочка тихонько вздохнула. – Я не хотела… он… он просто вдруг… лицо стало таким. Страшным. И он потянулся ко мне. Как тот раб… я, наверное, поэтому и вспомнила, что… он вцепился мне в шею. И укусить хотел. Укусил даже.

Она вытянула шею и ткнула пальцем в след.

– Видишь?

– Вижу, – Верховный погладил отпечаток. След и вправду был. – Странно. Он казался мне разумным человеком.

Хотя… он ведь убил жреца, там, под землей. И наверняка скрывал немало тайн.

– Ты держала в руках его сердце, – эта мысль появилась внезапно. – Как тогда?

– Не знаю. Тут… тут другое все. Чувствуешь?

– Нет.

Девочка ненадолго замолчала.

– Тут… – она заговорила не сразу. – Сила… когда тот… отец… кто назвал себя моим отцом. Он принес меня впервые. Я болела. Понимаешь?

– Конечно.

– Вот. Он принес и положил на камень.

– На тот? – Верховный развернулся и указал на грубую плиту, что служила алтарем.

– Да. И он сказал, что предки меня примут. А потом резал руки. И кровь лил. И стало так… хорошо-хорошо. Я слышала их. Тех. Что в коридоре висят. Они говорили. Много так, путано. У меня от них заболела голова.

Девочка поморщилась.

– От болтунов всегда так, – согласился Верховный.

– И я вот думаю. Но потом стало жарко. Я даже думала, что сгорю. Но меня отпустили… вот.

– Что они тебе сказали?

– Не помню.

Ложь. Маленькая, но царапает, как камешек в мягких туфлях. Но Верховный молчит.

– Но теперь иногда они меня зовут.

– И сегодня?

– Нет. Сегодня позвал он. Тот. Как его звали?

– Мекатл.

– Он пришел. Вечером. Сказал, что надо… надо подняться.

– И ты послушала?

– Да.

Все-таки ребенок. Доверчивый. И куда охрана смотрела?

– Не ходи больше одна, ладно? – Верховный провел ладонью по волосам. – Это опасно. А если бы он тебя убил?

– Ксочитл говорит, что нас все равно убьют. Когда придет та, другая…

– Ты её видишь?

– Да. Иногда. Ксочитл говорит, что не нужно рассказывать. Что… она – там. А мы здесь. И боги сами рассудят. Это… мне кажется, это не очень хорошо.

Дитя сомневается в матери?

И её сомнения можно использовать. Даже нужно, ибо влияние этой женщины растет, что опасно для самой Ксочитл в том числе. Но…

– Боги и вправду рассудят, – Верховный произнес это мягко. – И каждому воздадут по делам его.

– А ты говорил, что они далеко.

– Совесть близко, – усмехнулся Верховный. – На деле что мы можем сделать, чтобы помочь ей?

– Не знаю.

– И я не знаю, – он развел руками. – Разве что не позволить Империи рассыпаться, ибо грядут смутные времена. А это всегда… сложно. Ты можешь попытаться поговорить с ней.

– Я пробовала. Она меня не слышит. А теперь и вовсе… она пропала.

Девочка поерзала.

– Я её чувствовала. Всегда. Не прямо, но что она есть. Там. А тут вдруг раз и нет. Это… неприятно. Зато они снова шептаться стали. Сильно.

– Маски?

– Да. Первые. Старые. Старые могут, – она оглянулась. – Говорят, что нужно отыскать сердце.

– Какое?

– Бога. И тогда он восстанет. И все будет хорошо. Только… – Императрица посмотрела снизу вверх и тихо-тихо добавила. – Я им почему-то не верю.

Глава 8

Миха

На рассвете закричал мальчишка, тот, которого нарекли Красавцем. До того он лежал тихо и, кажется, спал. А может, находился в забытьи, что тоже вероятно. Сам Миха придремал. Как сам… Дикарь продолжал прислушиваться ко всему, что происходило вокруг. И это было донельзя разумно. Круг кругом, маги магами, но само место доверия не внушало.

Вот и слушал.

И кажется, не только он.

Во всяком случае, когда предрассветную тишину разорвал дикий вопль, первым к мальчишке кинулся Тень. Он упал сверху, прижимая дергающееся тело к земле. Крик вдруг оборвался. И парень захрипел.

– Что с ним? – впервые, пожалуй, Миха видел наемника растерянным. – Что с ним…

Миха понятия не имел.

Эпилепсия?

Похоже на то, но… из Михи медик-диагност, как из… сравнения в голову не шли. Да и синюшные вывернутые губы не вписывались в общую картину. И пальцы загнутые, которыми мальчишка скреб землю. и глаза раскрытые, выпяченные так, что еще немного и, казалось, выскочат из глазниц. Причем глаза вращались…

– Держи крепче! – Карраго сдавил голову, но стоило ему прикоснуться, и мальчишка захрипел, засучил ногами, пытаясь вырваться из захвата. – Да помоги ему!

Он почти умудрился скинуть Тень, который вцепился в парня, всем своим весом пытаясь вдавить того в землю.

Миха навалился на ноги.

– Миара!

– Тут я, – она не слишком спешила. – Ишь ты как его… что это?

– Понятия не имею! – отозвался Карраго.

Отличный ответ. Вдохновляющий.

– Я могу соврать, но зачем, – он пожал плечами. – Как по мне что-то нехорошее.

А то бы Миха не догадался.

– Да держи…

Парень извернулся и, высвободив руку, рванулся, вцепился в горло наемнику. И губы его исказила улыбка.

– Т-т-сы… – вырвалось из горла.

– Говорил же, держите крепче, – Карраго раздраженно хлопнул мальчишку по лбу и тот вдруг побелел и затих. Пальцы разжались и он просто упал. – А лучше свяжите. И покрепче.

– Что… с ним, – Тень потер горло. Голос был сипловат, да и красные пятна на коже выделялись ярко.

– Вы его парализовали! – Миара склонилась над телом и оттянула парню веко. Поводила пальцем. – Удивительно… так быстро.

– Поживешь с мое, научишься обращаться с неадекватными пациентами.

– Что значит, парализовал?

– А то и значит, – проворчал Карраго раздраженно. – Временно блокировал двигательные функции… да и в целом способность управлять мускулатурой.

Вдруг запахло дерьмом.

– Всякой… главное здесь – не затронуть сердце. Да и ряд иных мышц, иначе может случиться что-то серьезнее опорожнения кишечника.

Миха парня отпустил.

И огляделся.

Тишина.

Ни тумана, ни мертвецов, лес справа, лес слева. И овраг никуда не девался. Из него торчат хлысты колючего кустарника, покачивают ветвями на невидимом ветру. Небо бледное.

Холодок.

Костер почти погас, и чувствуется, что осень, если не наступила, то вот-вот уже. И дрожь пробирает до костей. Холодно… нет, стоп. Минуту назад он не ощущал холода. Во всяком случае такого, чтобы зубы стучать начали.

Это ненормально.

А значит, опасно. Все, что не нормально в этом гребаном мире априори опасно.

Миха подпрыгнул и потер руки. Огляделся.

Миара с Карраго склонились над лежащим парнем, причем Карраго что-то говорил, тыча пальцем в неподвижное тело, а Миара слушала. Может, без почтения, но явно внимательно.

Тень стоял с другой стороны, напряженный и явно готовый напасть, даже если это будет последним, что он сделает в жизни.

Но убить мальчишку он не позволит.

Винченцо…

Спал.

Спал?

Да быть того не может! Парень вопил так, что весь лес слышал. А этот лежит себе, улыбается счастливо, едва ли не пузыри пускает.

– Эй, – Миха опустился рядом с магом. – Просыпайся, мать твою.

Тишина.

И пощечина не возымела эффекта. И то, что Миха мага приподнял и потряс. Стоило опустить, и тело наклонилось, осторожно укладываясь на камнях.

Что за…

А вот и Джер. Тоже лежит. И тоже улыбается…

– Эй! – Миха попытался поднять его. Тяжелый. И длинный. Тощий, как большинство подростков, но еще и жилистый. Меч во сне сжимает, но и только. Но дышит. – Они тут тоже… что с ними?

– Полагаю, – Карраго подошел и коснулся шеи. – Мы имеем дело с…

– Чем-то непонятным? – не удержался Миха.

– Именно, – Карраго проигнорировал укол. – И это нечто непонятное, как вы изволили выразиться, явно воздействует на глубинные процессы, протекающие в мозгу.

– Они спят, – сказала Миара, приложив пальцы к шее брата. – Глубоко спят.

– А…

– И он тоже теперь спит, – Карраго тоже перешел к магу, чтобы повторить действия Миары. – Это и к лучшему.

– К лучшему?

Чтоб вас всех.

– Мы застряли не понятно где. В любой момент может опять появиться туман или… громыхнуть. Мертвецы. Чудовища. Что еще? Главное, что чем дольше мы тут торчим, тем…

– Выше вероятность, – кивнул Карраго.

– И вы так спокойно говорите…

– Могу поорать. И даже попаниковать немного, если вам станет легче, – а вот теперь язвил уже он. – Но смысла в этом немного.

– А в чем он есть?

– Во-первых, сон – это куда лучше смерти… хотя да, три трупа не замедлили бы нашего движения. Однако что-то мне подсказывает, что именно вы, многоуважаемый чужак, им бы не обрадовались.

– Я брата тоже люблю… этого, – Миара опустилась на землю и скрестила ноги. – Хотя он порой зануда и засранец.

– Во-вторых, я ощущаю некоторую активность их мозга, следовательно, он работает, что тоже хорошо. Лучше, чем если бы не работал.

Да уж. Непробиваемый оптимизм.

– Кроме того, есть одно средство… способное пробудить от долгого сна. Но требуется подготовка. И да, пока они спят, они восстанавливают силы. Это в-третьих.

А как проснутся, так сразу и за подвиги.

– На самом деле мне куда интересней другое.

– Что именно?

– Почему они? – Карраго потянулся к сумке и принялся вытаскивать из нее какие-то свертки и сверточки. Он раскладывал их на земле, время от времени меняя местами. – Допустим, я бы решил, что дело в возрасте. Взять ваших… воспитанников. Оба молоды. А разум детей куда более гибкий, чем у взрослых. С одной стороны это, несомненно, преимущество, ибо ребенок приспособится к почти любым условиям существования. С другой – недостаток. Повлиять на него куда проще, чем на взрослого. Наша закостенелость нас спасает.

Вот чего Михе не хватало в этот рассветный час, так это душевной лекции в исполнении старого занудного мага.

– А он? – Миха указал на Винченцо, который продолжил лежать. И улыбаться.

– Именно. Ульграх давно не ребенок, хотя, признаюсь, сохранил некоторую наивность восприятия. Однако опять же, он истощен.

– Я тоже.

– Нет, дорогая моя, – Карраго, наконец, выбрал первый мешочек и, ткнув в котелок, велел: – Подай, будь добра.

Миара спорить не стала.