– Никого у меня не было, – хриплю на выдохе. – Только ты, всегда только ты одна. Мне больше никто не нужен.

– Ненавижу! – шипит она, стуча кулаком мне в грудь.

Позволяю ей это, потом сильнее к себе прижимаю и говорю на ухо:

– Люблю! Машенька моя драгоценная, только тебя люблю…

Она дергается в моих руках, пытается отпихнуть, но я не позволяю ей этого. Лишь крепче к себе прижимаю, целую ее макушку.

Постепенно ее сопротивление слабеет, всхлипы сходят на нет, она больше не дергается, не пытается от меня отстраниться.

Пора.

Целую ее в висок, в щеку, а потом решительным движением сдираю с нее полотенце.

Мария пытается его удержать, просит:

– Айк, не надо!

– Надо, – говорю твердо.

Еще как надо. Мне так уж точно.

Отшвыриваю полотенце подальше и целую Марию в губы, точнее вбираю их в себя. Обожаю ее нежный рот, сколько бы ни ласкал его, мне всегда мало.

Наш поцелуй как никогда сладок, он мгновенно меня заводит.

Мария поначалу упирает ладони мне в грудь, но я продолжаю натиск, прижимаю ее к стене, тараню ее губы своими.

И вот она уже впускает мой язык в рот, обвивает шею руками.

Наступает мое блаженное время.

Заниматься любовью с Марией – самое приятное, что вообще есть в этом мире.

* * *

Мария

Я не поняла, как это произошло.

Вот мы ругаемся с Айком в гостиной, кричим, меня всю трясет от обиды и злости. Секунда – и кадр сменяется: он уже рядом, сжимает меня своими ручищами. А потом я слышу признания в любви, которых мне так хотелось, клятвы в верности. И я уже у него на руках. Пара секунд – и мы в спальне.

Айк, прямо как солдат, разделся в считанные мгновения, а потом сразу на меня набросился.

Я и мяукнуть не успела, как он мной овладел.

Это было так ярко, так невыразимо приятно, что мне хотелось кричать, и я кричала, обнимала его, прижималась. Отдавалась ему, как в последний раз.

Но вот все закончилось.

Я остаюсь на кровати, прячу наготу под белым одеялом, а Айк почти сразу встает, принимается одеваться.

Отмечаю, как с каждой секундой все больше меняется его лицо.

Еще недавно он был моим прежним Айком, страстным и любящим, а теперь снова серьезный, чужой.

Муж уже успел натянуть брюки. Теперь как ни в чем не бывало застегивает белую рубашку, поправляет запонки на манжетах.

Он невозмутим, будто и не было у нас тех волшебных минут близости.

Подмечаю, нахмурив брови:

– Ты не пользовался презервативом.

Айк оборачивается ко мне, коротко бросает:

– Родишь третьего.

Вот так просто он за меня все решил. А меня спросить? Сейчас вообще время для третьего? Как по мне – совершенно нет.

Сажусь на кровати, удерживая на груди одеяло.

– Ты опять это со мной проворачиваешь! – возмущаюсь громче, чем собиралась. – Делаешь ребенка, даже не предупредив. Так нельзя, Айк, сейчас неподходящее время. Нам нужно со многим разобраться в наших отношениях…

– С чем, например? – он ведет бровью. – Здесь не с чем разбираться, у нас крепкий брак, таким он и останется. Никаких проблем у нас нет, все только что решили.

Неужели он правда думает, что, переспав со мной, автоматом все решил? Впрочем, по его виду заметно – именно так и обстоят дела в его голове.

– Собирайся, поедем домой, – следует новый приказ.

– Айк, даже если ты назовешь горячее холодным, оно таковым не станет. Бессмысленно замалчивать проблемы, – пытаюсь до него достучаться.

Он снова ведет бровью, смотрит на меня искоса и спрашивает:

– О каких таких проблемах ты говоришь, женщина?

– Да хотя бы о том, как ты со мной разговариваешь! – я тут же вспыхиваю. – Разве сам не замечаешь? Ты мне приказываешь все время, ты…

Айк недовольно пыхтит, обрывает меня на полуслове:

– Зачем ты начинаешь? Только что помирились.

В его взгляде так и сквозит: «Молчи и слушайся».

Вот только я, кажется, слишком долго молчала в этом браке.

– Считай, опять поругались! – эти слова из меня буквально выпрыгивают.

– Собирайся, поедем домой, – повторяет он, сузив глаза. – Я не собираюсь тратить целый день на уговоры.

– Не поеду! – упрямо твержу. – И с места не сдвинусь, пока ты не начнешь учитывать мое мнение тоже. Айк, ты ведешь себя как доморощенный тиран! Может, хватит уже?

Он впечатывает в меня убийственный взгляд и цедит сквозь зубы:

– Ты вконец обнаглела, Мария. Ни в грош меня не ставишь! Я все для тебя делаю, вкалываю как лось последние десять лет – все в семью, все тебе… Ты хоть примерно представляешь, скольких усилий мне стоила покупка дома, машин? Мебель, техника, ремонт – все я, все на моих плечах! Репетиторы для Давида, еда, одежда. Все на мне! Десять лет! Я ежедневно несу на себе огромный груз ответственности. Ты хоть раз спросила, как я устаю?

Сижу на кровати, хлопаю ресницами. Такой отповеди я от него не ожидала.

Но как это я не спрашивала, устает он или нет? Каждый день, едва он приходил в работы, я все делала, чтобы ему было хорошо. Готовила его любимые блюда, старалась, чтобы дети его не беспокоили, разминала ему плечи, расспрашивала про дела на работе, слушала, поддерживала во всем. Вила уютное гнездышко, содержала его в чистоте и порядке, растила наших детей. Все эти десять лет я тоже очень много трудилась на благо нашей семьи. Как он может этого не замечать? Или это типа не считается, раз не приносит доход?

Дом он купил, так он тоже в нем живет, а не на лавочке в подворотне. И я не просила такой большой, это было желание Айка.

Репетиторов он оплачивает для Давида. Ну да, оплачивает, но ведь это и его сын тоже! Айк оплачивает, но именно я трачу по три часа в день, чтобы отвезти ребенка к этим самым репетиторам, разбираю с ним домашние задания и делаю миллион других вещей.

Что по поводу одежды, так его костюмы на порядок дороже моих нарядов и тем более того, что я покупаю для детей. У Айка одни лишь туфли стоят больше, чем некоторые зарабатывают в месяц. И он мне всерьез будет предъявлять за одежду? У меня, конечно, тоже есть дорогие вещи, но их не так много, потому что в повседневной жизни они мне не нужны.

Про еду вообще молчу, нашел чем упрекнуть. Между прочим, он тоже ее ест! Ежедневно поглощает с большим аппетитом все приготовленные мною блюда.

Айк тем временем продолжает:

– Ты ничего не ценишь, не уважаешь собственного мужа и те блага, которые я даю. Кто ты без меня, Мария? Что ты без меня можешь? Ничего! Все, что ты можешь, так это взять мою карту и с ее помощью решить свои вопросы. Еще и умничаешь при этом, осмеливаешься мне что-то там предъявлять. Общаюсь я с ней не так, видите ли…

От его последних слов у меня начинают гореть щеки. Становится так неприятно, что хочется закусить губу до крови, лишь бы хоть как-то унять это чувство. Я не то никчемное существо, каким он меня считает.

– Я тебе написала вчера, что ты можешь сделать со своей картой! – ляпаю это и прикусываю себе язык.

Но слово не воробей, к сожалению.

Четко понимаю – сейчас начнется.

И оно начинается.

Айк звереет на глазах.

– Так, значит? – рычит он, шумно дыша. – Деньги тебе мои не нужны? Может, и я не нужен? Ну, поживи без меня, почувствуй, как оно. Без карты, без машины, без моей поддержки… Думаю, пары дней тебе хватит, чтобы наконец одуматься и начать меня ценить!

И тут он делает то, чего я от него совсем не ожидала.

Подходит к столу у противоположной стены, хватает лежавшие там ключи от моей машины и кладет себе в карман.

Торопею от этого поступка.

Говорю сдавленным голосом:

– Мне же надо забрать Давида из школы, как я…

– Прокатишься на автобусе, – хищно скалится он. – Давно не каталась, да? Тебе полезно… Звони, как придешь в себя, я тебя заберу.

После этих слов он вихрем вылетает из спальни.

Вскоре слышу, как хлопает входная дверь.

С головой забираюсь под одеяло и чувствую, что по щекам снова катятся слезы.

Когда Айк успел стать таким?

Глава 8. (Не) виноватый

Айк

Сажусь в машину и с чувством стучу кулаком по рулю.

Еле сдерживаюсь, чтобы не вцепиться в него руками и не оторвать к хренам. Оно, может, и не получилось бы, ведь я вожу не жигули, а мерс. Немцы умеют делать машины. Но попытаться все же очень хочется.

Спрашивается, я зачем к Марии ходил? Вот за чем, а? Чтобы вконец с ней разругаться? Я ее домой забрать хотел! А в результате что? В результате полная жопа.

Хоть иди обратно, честное слово. Иди и добивайся своего.

Только если я пойду обратно, она ведь опять мне что-нибудь ляпнет и меня опять понесет, разругаемся еще больше.

Мария хороша, ничего не скажешь.

А я ведь старался, деликатничал с ней поначалу, пока она не начала нести чушь.

Жена мастерски взбодрила меня своим ослиным упрямством. Ишь ты, мириться она не хочет, и третьего рожать тоже. Вишня на торте – я опять послан в задницу. Хорошо еще она догадалась не упоминать треклятый развод. Иначе я вообще не знаю, что сделал бы.

Меня до сих пор аж трясет от ее слов.

Оборачиваюсь на многоэтажку, ищу взглядом окна квартиры тещи.

Интересно, Мария до сих пор в спальне голая под одеялом?

На хрена она решила показывать мне характер? Главное, раньше никогда так не делала, а сейчас в нее будто вселился бес. Что вообще происходит, я не пойму. Ведь уже практически помирились, так сладко переспали – и снова-здорово, ее переклинило.

Выходки жены бесят до рези в висках.

Небось, сидит там, дует губы, обзывает меня последними словами.

А вдруг плачет?

От этой мысли меня передергивает.

Сразу вспоминаются ее сегодняшние слезы, и меня снова пробирает, будто вижу их в реальности.

И снова хочется обратно к ней.

Может, все-таки подняться еще раз? Как-то попытаться поговорить в спокойном ключе.

Это разве дело – вот так расставаться? Не хочу уезжать. Вот совсем не хочу.

В то же время понимаю, что идти обратно нельзя. Иначе это будет воспринято как капитуляция с моей стороны. Меня в жопу послали, а я вот он, вернулся. Женщина должна видеть границы, как с мужчиной можно разговаривать, а как нет.

Дабы избежать соблазнов, завожу мотор и трогаюсь с места, рулю прямиком в офис.

Как назло, по дороге попадаю в такую пробку, что хоть эвакуируйся оттуда на вертолете.

Впереди какая-то авария, и машины движутся со скоростью улиток.

Трачу почти два часа на то, чтобы добраться до центра.

За это время успеваю окончательно остыть, заодно пожалеть, что все-таки не поднялся к жене, не попытался еще раз поговорить.

Очень скоро в голову забирается совсем уж неудобная мысль: что если Мария сегодня не позвонит? Или даже завтра? Упрется лбом и будет гонять обиды по кругу. Оно мне надо вообще?

На хрен я забрал у нее ключи от машины? Может, вернуть?

Ага, опять два часа по пробкам. Нет уж. Можно курьером, конечно. Но как это будет выглядеть? Я у тебя забрал ключи, милая, но это я несерьезно. На тебе их обратно, посылай меня в задницу периодически, мне это так нравится…

Такому не бывать!

Да и поздно уже, она наверняка успела уехать за сыном.

Словно в ответ на мои мысли прилетает сообщение от Давида: «Пап, что за дела? Почему мама без машины?»

Мой сын, родное мелкое хамло.

Вот уж кто точно не привык кататься на автобусе, так это Давид. Не знал он той жизни, какая была у меня в детстве, пока отец не занялся доходным бизнесом. Игрушки, прибитые к полу, вечное безденежье вплоть до того, пока я не стал подростком. Но я сделал все, чтобы он такой жизни не знал.

Впрочем, к сыну я сейчас несправедлив, он обычно не хамит. Однако смел не в меру и самоуверен, я в его возрасте никогда бы не осмелился предъявить что-то отцу.

Спрашиваю у него: «Что тебе сказала мать?»

Он отвечает: «Молчит. Вы опять поругались?»