Мальчики аккуратно сложили одежду – потеряй они хоть что-то, им придется вытерпеть родительский гнев, – а потом, обнаженные, собрались вокруг драгоценных свертков и нетерпеливо наблюдали, как их раскрывают признанные капитаны Веллингтон и Роли Табака. В каждом свертке прятались принадлежности воина коса – не подлинные регалии, ибо коровьи хвосты, трещотки гремучей змеи и головные уборы могли носить только настоящие воины-амадода, уже подвергшиеся обрезанию. Это было просто детское подражание, шкурки бездомных городских собак и кошек, но мальчики надевали их с такой гордостью, словно все это было настоящим, обвязывая предплечья, бедра и лбы полосками меха, а потом взялись за оружие.

И конечно, это тоже были не настоящие ассагаи с длинными лезвиями, а просто традиционные палки для драк. Однако даже в руках этих детей длинные гибкие шесты становились грозным оружием. Держа в каждой руке по палке, мальчики мгновенно превращались в визжащих демонов. Они размахивали палками и вращали их, используя уже натренированные запястья, и палки шипели, свистели и пели; мальчишки стучали палками о чужие палки, перекрещивая их, создавая защиту от ударов напарника, подпрыгивали вверх и в стороны, пританцовывали, нанося друг другу удары, пока наконец Роли Табака не дунул в роговой свисток, тогда все сразу выстроились за ним в плотную организованную колонну.

Роли повел их вперед. Особой рысцой враскачку, высоко держа палки, напевая боевые мелодии их племени, мальчики оставили плантацию эвкалиптов и выбрались в открытый холмистый вельд. Здесь росла коричневая трава высотой по колено, а на открытых местах проглядывала красновато-шоколадная почва. Земля плавно спускалась к неширокой реке; ее каменистое русло окружали крутые берега, поднимаясь навстречу бледному сапфировому небу высокогорного вельда.

Когда отряд начал спускаться по склону, дальняя чистая линия берега изменилась, над ней появился ряд колышащихся головных уборов и возник другой отряд мальчишек, тоже в кожаных набедренных повязках, с обнаженными ногами, руками и торсами. Высоко подняв палки, они остановились над камнями, а заметив друг друга, обе группы замерли, как охотничьи псы, почуявшие след.

– Зулусские шакалы! – взвыл Роли Табака, и его ненависть вспыхнула с такой силой, что на лбу у него выступили маленькие капли пота.

Настолько, насколько хватало памяти его племени, зулусы были врагами; ненависть жила в его крови, глубокая и атавистическая. История не уточняла, как часто повторялась подобная сцена, сколько тысяч раз на протяжении веков вооруженные воины-импи племен коса и зулусов сталкивались таким образом лицом к лицу; помнились только жар битвы, кровь и ненависть.

Роли Табака подпрыгнул так высоко, что почти поравнялся с плечом стоявшего рядом брата, и пронзительно закричал, а под конец его голос сорвался, перейдя почти в девчоночий визг:

– Я умираю от жажды! Дайте мне зулусской крови, чтобы напиться!

Его воины тоже подпрыгнули и закричали:

– Дайте нам зулусской крови!

Угрозы и оскорбления полетели к ним с противоположного гребня, подхваченные ветром. А потом внезапно оба отряда импи начали спускаться, распевая и подпрыгивая, в неглубокую низину, пока наконец они не оказались лицом к лицу по разные стороны узкого потока, и их капитаны шагнули вперед, чтобы обменяться новыми оскорблениями.

Предводителем-индуной зулусов был парнишка тех же лет, что и близнецы. Он учился в том же классе государственной средней школы, что и они. Звали его Джозеф Динизулу, и он был высок, как Веллингтон, и широк в груди, как Роли. Его имя и надменный вид напоминали всему миру, что он принадлежит к зулусскому королевскому дому.

– Эй вы, пожиратели дерьма гиены! – крикнул он. – Мы учуяли вас за тысячу шагов против ветра! От вони коса тошнит даже стервятников!

Роли высоко подпрыгнул, развернувшись в воздухе и приподняв края набедренной повязки, чтобы обнажить ягодицы.

– Я очищу воздух от зулусской вони хорошим чистым пердежом! – выкрикнул он. – Понюхайте, любители шакалов!

И он издал стыдный звук такой громкий и продолжительный, что зулусы зверски зашипели и загремели своими боевыми палками.

– Вашими отцами были женщины, вашими матерями были мартышки! – заорал Джозеф Динизулу, почесывая подмышки. – А вашими дедами были бабуины! – Он изобразил обезьяньи прыжки. – А вашими бабками были…

Роли прервал повествование о своей родословной, резко свистнув в рог и спрыгнул с берега в поток. Он приземлился на ноги легко, как кошка, и в один шаг пересек речку. На другой берег он выскочил так быстро, что Джозеф Динизулу, ожидавший продолжения обмена любезностями, отступил перед его натиском.

С десяток других коса откликнулись на свист и вслед за Роли перескочили через речку, и яростная атака Роли дала им преимущество на другом берегу. Они встали за ним, со свистом размахивая палками, и врезались в центр противостоящих импи. Роли Табаку охватила жажда битвы. Он был непобедим, его руки не знали усталости, его запястья вращались так искусно, что казалось, его палки обрели собственную жизнь, находя слабые места в обороне противников. Палки колотили по плоти, стучали по костям, разрезая открытую кожу так, что вскоре стали мокрыми от крови, и маленькие красные капли взлетали в солнечном свете.

Казалось, ничто не могло коснуться его самого, пока внезапно что-то не врезалось в его ребра чуть ниже поднятой правой руки, и он задохнулся от боли, внезапно осознав собственную уязвимость. За минуту до этого он был богом войны, а тут превратился в маленького мальчика, почти на исходе сил, испытывающего сильную боль и настолько уставшего, что он даже не смог испустить новый боевой крик, когда перед ним пританцовывал Джозеф Динизулу, который словно вырос на несколько дюймов за несколько секунд. Снова боевая палка просвистела в воздухе, метя в голову Роли, и лишь от отчаяния он сумел отбить удар. Роли отступил на шаг и огляделся.

Ему следовало подумать, прежде чем так дерзко нападать на зулусов. Они были самыми коварными и хитроумными из всех противников, и их главным приемом всегда было окружение врага. Чака Зулу, бешеный пес, породивший это волчье племя, называл этот маневр «рога быка». Рога обхватывали врага, а грудь давила их насмерть.

Джозеф Динизулу отступил вовсе не от страха или неожиданности, это была его инстинктивная хитрость, и Роли привел десяток своих храбрецов в ловушку. Теперь они остались одни, никто из остальных не поспешил за ними через речку. За головами окруживших его зулусов Роли видел их на дальнем берегу, и Веллингтон Табака, его брат-близнец, стоял во главе, молчаливый и неподвижный.

– Веллингтон! – закричал Роли срывающимся от усталости и страха голосом. – Помоги нам! Мы возьмем этих зулусских псов за яйца! Иди сюда, ударь его в грудь!

Ничего другого он не успел. Джозеф Динизулу уже снова напал на него, и каждый его удар казался сильнее предыдущего. Грудь Роли разрывалась от боли, и вот новый удар пробил его защиту и достал плечо, парализовав правую руку до кончиков пальцев, и палка вылетела из нее.

– Веллингтон! – снова закричал он. – Помоги нам!

А вокруг него отступали товарищи; одних сбили с ног, другие просто бросили палки и съежились в пыли, моля о пощаде, в то время как зулусы продолжали взмахивать палками, нанося удары по мягкой плоти, и боевой зулусский клич звучал победоносным хором, как вой гончих, рвущих в клочья зайцев.

– Веллингтон!

Он успел еще раз взглянуть на брата, стоящего над рекой, и тут удар в лоб, прямо над глазом, разорвал кожу, и Роли почувствовал, как теплая кровь потекла по его лицу. Как раз перед тем, как она ослепила его, он снова увидел лицо Джозефа Динизулу, искаженное жаждой убийства, а потом его ноги подогнулись, и он упал лицом в грязь, в то время как удары продолжали сыпаться на его спину и плечи.

Видимо, он на мгновение потерял сознание, потому что, когда он перекатился на бок и вытер с глаз кровь тыльной стороной ладони, он увидел, что зулусы в боевом строю перешли реку, а остатки его импи убегают в дикой панике к плантации голубых эвкалиптов, преследуемые людьми Динизулу.

Он попытался подняться, но перед ним все кружилось, голову наполняла тьма, и он снова упал. А когда опять пришел в себя, его окружали зулусы, насмехаясь и осыпая оскорблениями. На этот раз он сумел сесть, и тут суматоха вокруг него затихла, сменившись выжидательной тишиной. Роли поднял голову и понял, что это Джозеф Динизулу протиснулся сквозь ряды своих импи и с издевкой смотрит на него.

– Полай, пес коса! – приказал он. – Дай нам услышать твой лай, поскули, прося пощады.

Плохо соображая, Роли тем не менее с вызовом покачал головой, и от этого движения череп чуть не лопнул от боли.

Джозеф Динизулу поставил босую ногу ему на грудь и сильно толкнул. Роли был слишком слаб, чтобы сопротивляться, и опрокинулся на спину. Джозеф Динизулу встал над ним и приподнял переднюю часть своей набедренной повязки. Другой рукой он взялся за свой пенис и направил в лицо Роли шипящую струю.

– Выпей это, пес коса! – захохотал он.

Моча была горячей, воняла аммиаком и обжигала открытую рану на голове Роли, как кислота, – и ярость, унижение и ненависть заполнили всю его душу.

– Брат мой, я очень редко пытаюсь отговорить тебя от чего-то, что ты задумал. – Хендрик Табака сидел на своем стуле, обтянутом леопардовой шкурой, что покрывала его стул, и наклонялся вперед, опираясь локтями о колени. – Дело не в самой женитьбе; ты знаешь, что я всегда побуждал тебя обзавестись женой, многими женами, произвести сыновей… нет, я не саму идею женитьбы не одобряю, тут дело в зулусах, именно это заставляет меня лежать без сна по ночам. В этой стране есть десять миллионов других привлекательных молодых женщин… почему ты должен выбрать какую-то зулуску? Я бы предпочел, чтобы ты уложил в свою постель черную мамбу.

Мозес Гама тихонько хмыкнул:

– Твоя забота обо мне доказывает твою любовь. – Тут он посерьезнел. – Зулусы – самое большое племя в Южной Африке. Одно лишь количество уже делает их важными, но добавь к этому их агрессивность и воинственный дух, и ты увидишь, что в этой стране ничего не изменится без зулусов. Если я сумею создать союз с этим племенем, то все, о чем я мечтаю, не окажется тщетным.

Хендрик вздохнул, что-то проворчал и покачал головой.

– Да ладно, Хендрик, ты же разговаривал с ними. Разве не так? – настойчиво спросил Мозес, и Хендрик неохотно кивнул.

– Я четыре дня просидел в краале Сангане Динизулу, сына Мбежане, что был сыном Джуби, сына Дингаана, а тот был братом самого Чаки. Он считает себя принцем зулусов и очень старается подчеркивать значение этого имени – «Рай», а живет он на широкую ногу на земле, которую его старый хозяин, генерал Шон Кортни, оставил ему на холмах над Ледибургом, и там он содержит множество жен и три сотни голов жирного скота.

– Все это я знаю, брат мой, – прервал его Мозес. – Расскажи мне о девушке.

Хендрик нахмурился. Ему нравилось начинать историю с самого начала и вести рассказ постепенно, не упуская деталей, пока он не добирался до конца.

– Девушка, – повторил он. – Этот старый зулусский плут ноет, что она луна его ночи и солнце его дня, что ни одну дочь никогда не любили так, как он любит ее, и что он никогда не позволит ей выйти замуж ни за кого, кроме вождя зулусов. – Хендрик вздохнул. – День за днем я слушал, как этот шакал перечислял добродетели девушки, расписывая, как та прекрасна и талантлива, что она работает в государственной больнице, что она происходит от длинной линии женщин, рожающих сыновей… – Хендрик умолк и с отвращением сплюнул. – Понадобилось три дня, прежде чем он наконец упомянул о том, что с самого начала было у него на уме, – о лобола, выкупе за невесту. – И Хендрик развел руками в жесте раздражения. – Все зулусы – просто воры и пожиратели навоза.

– Сколько? – с улыбкой спросил Мозес. – Сколько ему нужно, чтобы компенсировать брак вне племени?

– Пять сотен голов первоклассного скота, только беременные самки, и не старше трех лет. – Хендрик нахмурился от возмущения. – Все зулусы – воры, а раз он объявляет себя принцем, то он – принц воров.

– Ты, само собой, согласился на первую цену? – спросил Мозес.