– Сейчас-сейчас я быстренько на кухню и назад к вам. Коли есть захотели, то уж точно на поправку дело идёт! Заживём! – и поспешила к двери, потянув следом за собой счастливо улыбавшегося старичка.

Пока отсутствовала сердобольная бабушка, нашла в себе силы и приподнялась на локтях. Что-то было не так и это связано не с запахами, а с мироощущением, точнее, с телоощущением. Кто-то туго перетянул рёбра, оттого дышалось с некоторым трудом. Но смутило вовсе не это…

– О боже! – прошептала, оглядывая тощую фигурку под тонким шерстяным пледом. В заплатах.

Это же сколько я пролежала в беспамятстве, что настолько отощала? Где мои законные восемьдесят килограмм?!

– Одни кости! – неверяще, прошептала я, с трудом приняв сидячее положение, откинула покрывало и уставилась на своё исхудавшее в край тело.

И тут же схватилась за лицо, мяла, тянула. Кожа упругая, без морщинок, если верить ощущениям. Огляделась в поисках зеркала, не нашла.

Пришлось щупать: нос вроде мой, и губы похожи на прежние, а вот шрама над виском нет. Потрогала шею и всё, что ниже. Грудь небольшая, упругая, талия тонкая, ни грамма жира и противного нависающего "кармашка" снизу…

Та-а-ак. Нужно успокоиться, вдох-выдох. Навести панику – всегда успею. Для начала следует разобраться в ситуации.

Огляделась.

Скудно обставленная комната: узкая кровать, на которой я сидела, подле комода с какими-то глиняными чашками, у единственного в помещении окна с плотно задёрнутыми шторами, квадратный стол, подле него два стула с резными спинками, несколько пустых полок, приколоченных к обшитым деревом стенам, на полу плетёный коврик. И вот вроде, и всё.

Скрипнула дверь, выдёргивая меня из странно-задумчивого состояния.

– Вот, госпожа, милая моя, – в комнату вошла всё та же женщина. В руках она несла увесистый поднос, с дымящейся глиняной чащей на нём, кружкой и кувшином. – Похлёбка мясная, с овощами, ломоть хлеба, и вода с вином.

– Эм-м, – пробормотала я, следя, как аппетитно пахнущий обед или ужин? плавно приземлился на стол. – Кто вы? – решила пойти ва-банк, действительно, рано или поздно придётся с ней заговорить и притворяться, что я её знаю – последнее, обречённое на провал, дело.

Руки старушки дрогнули, посуда звякнула, и женщина, чуть помедлив, обернулась. Глаза круглые, шокированные. Натруженные, заскорузлые пальцы схватились за край старого, но чистого фартука и смяли его.

– О Всевышний! Вы не помните меня? – и слёзы в глазах.

– Я ударилась затылком, – выдохнула, не зная, как быть. Всегда терялась при виде чужих слёз, – в голове туман, никого и ничего не помню. Что это за место? Как я тут очутилась? И вообще, кто я сама такая?

Бабулька подтянула к себе стул и обессиленно на него рухнула. По морщинистой щеке побежала крупная прозрачная слеза.

– И как же нам теперь быть? – всхлипнула она.

– Не плачьте, – мне было искренне жаль несчастную женщину, я свесила ноги с кровати и хотела было встать, чтобы подойти к ней, но не успела ничего из этого сделать.

– Вам пока нельзя ходить! Сил мало, оступитесь, упадёте! Меня Шелька зовут, я ваша помощница, пособляю по хозяйству! – тараторила она, помогая мне вернуться в лежачее положение.

– Шелька, по нужде сходить всё равно придётся! – воскликнула я и дёрнула плечом, чтобы вырываться из её цепких рук. Вышло слабое трепыхание и заболели рёбра.

– Охохонюшки! Сейчас-сейчас, – шмыгая носом, моя сиделка резво наклонилась и вынула из-под кровати… утку. То есть подобие мочеприёмника, допотопный, но вполне определённой формой, которая не оставляла сомнений в назначении сего предмета.

– Ну уж нет! – фыркнула и строго нахмурилась, – веди в уборную!

И меня повели, поддерживая с одной стороны. Пришлось выйти из комнаты, шаркая ногами в кожаных башмаках, и преодолеть некоторое расстояние – туалет находился в другом конце коридора. Что же, я уже потихоньку догадывалась, что не всё так просто и это место далеко не привычная городская квартира со всеми удобствами. И выносной большой горшок, стоявший за ширмочкой, являлся прямым доказательством, что занесло меня неизвестно куда. Страх подступил к горлу, но радовало одно очень важное обстоятельство – я жива, у меня не ломит виски и не идёт носом кровь. А с остальным можно разобраться.

Сделав свои дела, также с помощью Шельки, её присутствие смущало, но без умелых действий женщины я бы провозилась неизвестно сколько времени, подошла к тазу и мне полили на руки из рядом стоящего кувшина. Умылась: плеснула в лицо и на шею, стало полегче. И вгляделась в мутное отражение.

И пусть изображение плыло, было не чётким, но это точно моё лицо. Молодое, симпатичное, курносое, овальное. Шок. Непонимание. Всё это посетило меня с удвоенной силой, но я смогла сдержать возглас и, взяв в руки чистую тряпицу, заменявшее здесь привычное полотенце, насухо вытерлась.

– Как меня зовут, Шелька? – оказавшись снова в своей комнате, спросила я вдруг ставшей молчаливой, женщину.

– Госпожа, ваше имя Эйлианна Бейл. Вы хозяйка этого дома и земель вокруг него, – через минуту, ответила она и снова всхлипнула.

Я же, чувствуя, что этот небольшой променад до отхожего места оказался не самой хорошей идеей – болели-гудели ноги и ушибленные рёбра, устало присела на краешек кровати и выдала:

– А теперь по порядку. Мне нужна твоя помощь, чтобы всё вспомнить. Без тебя я не справлюсь, у меня никого нет. Такое ощущение, что я осталась одна в целом мире, – говорила искренне, поскольку так оно на самом деле и было. Слёзы невольно застили взор. Стало так жаль саму себя, аж выть захотелось. И это моё состояние Шелька очень чутко уловила, потому что перестала шмыгать носом и взялась утешать меня, поглаживая меня по узким плечам, начала рассказ.

Глава 3

– Вы внебрачная дочь графа Лемана, этот дом, территория вокруг и лес – всё это ваше. Он подарил всё это вам. У графа двое законных сыновей, все они наследники большого состояния, но вы единственная, пусть и незаконнорождённая, дочь. Граф любил вашу мать, помершую во время родов, но и взять вас в свой дом никак не мог. И вы со своей няней были отправлены сюда. Ваш отец, заботился о вас, пока не помер, даже посылал учителей, дабы дать вам хоть какое-то образование…

Шелька говорила, глядя в одну точку, словно пересказывая чьи-то слова, хотя, возможно, так оно и было.

– Полли – ваша кормилица и няня, умерла несколько дней назад.

Женщина замолчала, как-то устало вздохнула и перевела взор своих блёкло-зелёных глаз на меня. Я же прилегла, дабы дать отдых измождённому телу.

– Я перешла границу не так давно, и живу здесь всего ничего, но Полли для меня стала самой лучшей подругой. Светлый человек, прекрасный душой и помыслами. Мне её будет не хватать.

Я молчала, не зная, что сказать. Для меня та женщина, о которой с такой теплотой в голосе отзывалась Шелька, была чужой, но чтобы уж совсем не показаться равнодушной, нахмурилась, стараясь не переигрывать и изобразить хотя бы чуточку печальное выражение на лице.

– Вы сильно горевали, – продолжая сверлить меня взором своих больших глаз, продолжила говорить бабулька, – совсем расклеились. Но на зачем-то пошли в его логово…

Какое такое "логово"? Фраза царапнула слух, но вмешиваться в монолог разговорившейся помощницы не спешила.

– Вы упали со скалы, когда шли через ущелье, мужики не поняли, как сие произошло, опомнились, но было уже поздно. С обрыва сорвались, прямо в подземную реку. Я всё ещё сильно удивлена, что вы вообще выжили.

А как я удивилась сему обстоятельству! Если верить интонациям Шельки, я должна была переломать все кости так, что не собрать!

В глубине души ко мне уже пришло понимание, что всё же та девушка умерла. Эйлианна Бейл погибла и в её теле очутилась я, Ирина Полёва. В своём мире или времени я тоже скончалась. В гордом одиночестве в палате. Никому не нужная. И вдруг так жалко себя стало, хоть волком вой!

Слёзы прочертили горячую дорожку…

Шершавые ладони прикоснулись к щекам, отирая солёную влагу.

– Поплачьте авось полегчает, да и вспомните чего важного, – приговаривала Шелька, мягко поглаживая мои волосы и плечи.

Может, я бы и успокоилась вскорости, но проявленное искреннее сочувствие и тепло от совершенно постороннего человека, прорвало плотину – я заревела безобразно, вздрагивая и сотрясаясь всем телом. Всё накопившееся вырвалось наружу. Не люблю проявлять столь сильные чувства, даже будучи наедине с самой собой, но вот сейчас взвыла раненым зверем, честно, оно само как-то так вышло… Никогда в жизни не позволяла себе подобного.

Успокоилась не скоро, продолжать разговор в таком эмоциональном раздрае не было ни сил, ни желания, поэтому отпустила Шельку и обессиленно прикрыла опухшие веки. Засыпая подумала, что каким-то немыслимым образом оказалась тут. Задалась правильными вопросами: что это за место, возможно, какая-то параллельная реальность? Или просто земное прошлое? Судя по масляной лампадке, стоявшей на столе, электричество пока не придумали. Или же блага цивилизации сюда так и не добрались. Ну, ничего, будет время и я непременно выясню, где нахожусь.

Утром меня разбудила скрипнувшая дверь – сон стал чутким, а слух острым. Давно я так прекрасно не слышала! Тут же распахнула опухшие веки – неприятные последствия вчерашнего водоразлива, и посмотрела на деловитую Шельку. Женщина прошла к окну и распахнула плотные занавески. Солнце ворвалось в комнату, заставляя меня зажмуриться от неожиданности.

– Утро добренькое! – поприветствовала меня она, – сейчас Сол завтрак принесёт, уж больно он хочет вас видеть и лично убедиться, что вы идёте на поправку.

– Доброе, – вяло улыбнулась я, хотела было извиниться за вчерашнюю сцену, но смолчала – меня зовут госпожой и хозяйкой, значит, по статусу я выше, и мои порывы просто не поймут. С другой стороны, всегда нужно оставаться человеком, какое бы положение ни занимала, посему сказала так: – Шель, спасибо вам за доброту… за сердечность проявленную, за заботу искреннюю.

И реакция на мои слова, сказанные в порыве благодарности, последовала незамедлительно! Помощница быстро ко мне подошла, присела на краешек кровати и шепнула:

– Не стоит, я вас, как внучку свою полюбила. Вы и ваш дом стали мне родными, – она потянулась к моей руке и мягко сжала.

В дверь негромко постучали, даже как-то неуверенно, отвлекая нас от разговора.

– Войдите! – ответила моя "сиделка" и створка тут же распахнулась. В проёме показался седой высокий мужчина. Худощавый, с прямой спиной, множеством морщин на лице, шее и открытой части рук. Глаза пронзительно-голубые. Увидев меня, лежащую на кровати, сочувственно поджал губы и перешагнул через порог. Пришедший держал перед собой увесистый поднос, на котором стояли какие-то миски и кувшин со стаканом.

– Хозяйка! – осторожно заговорил мужичок, – как же я рад, что вы и правда на поправку идёте! Я ведь сам вас из воды вытащил, потом домой отнёс. Зазря вы с нами к Джеку пошли, сами бы с ним переговорили, просил же вас, не ходить, но вы же упрямая, ничем вас не переубедить было!

Сол оказался ещё тем ворчуном, но очень подвижным: пока говорил, успел пройти в комнату, расставить на столе завтрак, и даже поправил занавески, чтобы покрасивее было, складка к складке.

– Шелька говорит, вы память повредили, так и неудивительно, свалиться с такой-то высоты! А ещё она ревела вчера, глупая баба! Человек, главное, жив остался, а она нас чуть не утопила на кухне своими слезами, – Сол подошёл к моей кровати поближе, словно хотел убедиться, что я всё же дышу, даже голову наклонил чуть вперёд, будто бы прислушиваясь. – Проверяющий прибудет токмо через несколько месяцев, успеем мы спрятаться, нечего раньше времени переживать было и дёргать вечно занятого Джека.

Всё интереснее и интереснее, кто такой Джек, что за проверяющий и зачем им или нам прятаться от него?