– Да, Джеки-бой. Это важное происходит сейчас. Все мои дети однажды возвращаются, чтобы стать другими. Ты не первый и не последний. Нас так много по миру, ты даже не представляешь. Ритуал освободит тебя. Сделает сильнее. И то важное, зачем ты родился, станет твоим. Не бойся. Будет больно, но так надо!

Сашу трясло. Все эти люди вокруг, ритуал, смысла которого он всё равно не понимал… «Кормильцы» распластали Джека на помосте и пристегнули руки и ноги ременными петлями. Распятый, как кукла, Джек тяжело дышал и дикими глазами наблюдал, как заостренный шест берут несколько человек в цепочку, и самый острый край кладут на доски помоста ему между ног. Все внутри Джека заходилось от мелкой противной дрожи.

Мама махнула рукой Эмме.

– Хочешь помочь ему? Тогда держи голову ему, вот так, крепко держи!

Джек дико вращал глазами, но не мог ничего сказать. Мама говорила какие-то слова, что-то нараспев читала, а ему все хотелось проснуться. Дурной сон, как вырваться из него? Зачем так сложно всё устроено? Где Эмма?

Голова Эммы склонилась над ним, горячие ладони стиснули виски.

Он ещё пытался что-то ей сказать, предупредить, спасти, избавить, не понимая, что уже не может ничего и даже слова не выговаривает. Что-то твёрдое толкнулось между ног, надавило, полоснуло дикой болью по заднице и всё продолжало давить. Он чувствовал, как внутри всё двигается, разрывается, смещается куда-то. Пытался вздохнуть поглубже, справиться с этой волной боли, когда шест, который толкали шесть здоровых мужиков, прорвал наконец лёгкие и с хрустом вошёл в голову через шею.

Из глаз Джека на Эмму брызнуло что-то бурое, тёплое и липкое, с медным запахом крови. Теряя сознание второй раз за вечер, Эмма уже не помнила ничего.

Джек пришёл в себя странно. Руки, разведенные в стороны, не двигались. Ноги были стиснуты. Мир в багровой дымке остановился рамками одного кадра. Он увидел Эмму, которую несли двое «кормильцев», увидел маму, смотрящую на него снизу вверх, приставив ладонь к глазам козырьком. И какой-то долговязый парень стоял с мамой и улыбался. Он. Сам. Стоял рядом с мамой. Такой же, как он. Потом повернулся, подошёл ближе, почти вплотную, посмотрел чёрными, без белков, глазами и, ухмыльнувшись, надел на голову Джеку пустую тыкву. «Поднимайте», – сказал он кому-то, и Джек закачался и почувствовал, что земля стала дальше.

* * *

«Было мне его жалко? Наверное, да. Такое несчастное было у него лицо, такое непонимающее. И весь он был жалкий, слабый, как кролик, судьба которого убегать, путая следы, таиться, ускользать… Чтобы управлять этим миром и драться с ним на равных, нужно было попрощаться с этими эмоциями, полутонами, случайностями и дурацкими свободами. Попрощаться с играми, сочувствием и слабостью. Надевая ему тыкву на голову, я поймал этот взгляд. Он продолжал бояться и хотел спрятаться. Значит, всё правильно. Теперь он здесь, где безопасно, и убегать больше не надо. Всё, что он мог – это стоять и смотреть, не вмешиваясь. Теперь он может это делать сколько угодно»…

* * *

Таня собирала футболки и джинсы по всей квартире. Саша вечно их разбрасывал, да ещё и прятал периодически то в шкаф, то под кровать. Переезжая в Москву, они многое ещё не успели разобрать, и она делала это постепенно, доставая, стирая, вешая в шкаф. Сегодня в кладовке она обнаружила тяжёлый пакет, из которого вытряхнула свои грязные джинсы, которые пропали ещё полгода назад, перепачканную бурым рубашку и два Сашкиных ролевых пистолета. Пистолеты взвесила в руках, прицелилась в зеркало. Нажала собачку. Железка нажалась мягко и не отщёлкнулась обратно. Ну такое… Хотя смотрелись они достоверно и страшновато. «Убрать надо куда-то, не ровён час напугает он ими кого-нибудь до усрачки», – подумала Таня, машинально проверяя карманы джинсов, прежде чем бросить их в корзину для стирки.

В левом кармане обнаружился мятый билет на электричку. «Надо же, когда это я ездила куда? – Таня машинально сложила цифры. До счастливого номера не хватило единицы. – Значит, встреча».

Она посмотрела на дату. «Была, – добавила про себя, – и давненько. Вообще не помню, чтобы на электричках ездила». В ванной машина загудела, начала выжимать. Таня сложила джинсы, а билет сунула в карман. «Надо у Сашки спросить, может, он помнит что?..»

Павел Рязанцев. «Конечная»

Дурное предчувствие давило похлеще тишины. Предчувствие, которое Глеб не мог объяснить или отогнать. Да, с бандой мародёров: четырьмя крепкими мужиками с огнестрельным оружием – путешествуют дети, но пухленький Максим и маленькая Настенька давно в команде, и проблем с ними никогда не было. Тихо ждут в фургоне, не скандалят, чистят оружие. Дети полка, как их назвали бы в Старом Мире.

«Старый Мир. В то время я спал на кровати, а не на чём придётся, – думал Глеб, смотря сквозь кузов фургона в прошлое, – копался в компьютерах, а не в карманах трупов и комодах».

– Чему улыбаешься?

Хриплый голос развеял ностальгию. Напротив Глеба сидел Михаил – небритый лысый сантехник, примерный семьянин и просто хороший человек. Даже сейчас, с охотничьим дробовиком в руках, он не переставал быть таковым. Просто его семьёй стала эта маленькая компания, а основной формой хороших дел – убийство всех, кто ей угрожает.

«Спрашивает, а у самого глаза смеются».

– Заразиться боишься? Не бойся, это не заразно.

Михаил хохотнул в ответ. Хмыкнул сидевший рядом Сергей: страйкболист, стрелок по бутылочкам и командир отряда по совместительству. Остальные за глаза называли его Мамкой – за склонность блуждать по магазинам и теряться в них. И из-за фамилии: Мамкин.

Сергей криво улыбнулся и хотел что-то сказать, но фургон резко затормозил.

– Приехали, на! – рявкнул водитель, хотя смешной акцент не позволил испугаться. Из всей команды Аслан единственный, чья жизнь не слишком изменилась после наступления апокалипсиса: как крутил баранку, так и крутит. – Конечная!

– Чего такой злой? – Мамка мрачно покосился на шумного горца, пока Михаил открывал двери. – Пробки, что ли?

Глеб не стал ждать, пока Аслан сунет голову в пассажирский отсек высказать всё, что думает об этом рейде и о Сергее в частности. Хотелось выпрыгнуть из белого «кадди», этого гроба на колёсах, и размять затёкшие ноги. Максим с Настенькой, наверное, тоже рады бы прогуляться, но никогда не рисковали. Гигантские тараканы, грязные порождения канализационных вод, не были единственной напастью этого мира. И даже не самой страшной.

Мир встретил вооружённую троицу привычными картинами и красками. В прошлом оживлённая улица, примыкавшая к автовокзалу, напоминала беспорядочную свалку автомобилей. Из трещин в асфальте высовывались сорняки и соцветия одуванчиков, что не желали умирать. Возможно, сил им придавали бурые пятна крови, оставшиеся от тел, давно разорванных на куски. Кое-где ещё лежали обглоданные останки; в разбитом черепе копошились то ли муравьи, то ли черви. Кроме собственных шагов, Глеб слышал лишь свист ветра. Михаил вертел головой, высматривая угрозу. Сергей старался не наступать на опавшие листья – привычка, всплывавшая в моменты беспокойства. Похоже, мрачное предчувствие, тревожившее бывшего программиста, оказалось заразнее улыбки и теперь довлело над остальными.

– Ты так и не сказал, зачем мы здесь, – прошептал Глеб и вздрогнул, когда Сергей резко вышел вперёд него.

– Метро видишь? – Сергей указал на наземный вестибюль. – За полгода до Большого Трындеца в шахте начали строить бункер. Ну, типа бункер. Заныкаться туда никто не успел, а вот припасов понатащить – успели. Так что… – Сергей многозначительно улыбнулся. Глеб тоже улыбнулся, но в душе сомневался: столько времени прошло, кто-то мог опередить их.

«Да и откуда Мамка, блин, узнал о каком-то там бункере? Это же государственная фигня, секретная…»

– А откуда ты… – начал было Глеб, но осёкся, испугавшись эха собственного голоса. Мародёры уже достигли вестибюля. «Станция метро Котельники» – гласили красные буквы над головами, а ступени уходили в темноту. Приглядевшись, можно было увидеть узкую полоску плитки. Хмурое осеннее небо не позволяло рассчитывать на большее. Сергей дал Михаилу сигнал идти впереди. По выражениям лиц обоих было видно, что никто не горел желанием спускаться первым – даже с дробовиком наперевес. Однако процесс «слаживания», после которого банда сократилась чуть ли не вдвое, а освободившиеся места в фургоне заняли дети, остался позади. Препираться и спорить никто не стал.

Михаил включил подствольный фонарик и начал спускаться, больше глядя под ноги, чем перед собой. Сергей поспешил высветить терявшуюся во мраке спину нагрудным фонариком и, как командир, пошёл в середине, а Глеб замкнул колонну.

Ближе к низине, где гул ветра слаб, раздавался звук капающей воды; свет от фонариков отражался в мутноватых лужицах. Из тьмы доносились лёгкие шаги, словно кто-то очень маленький убегал от снующих по полу и стенам лучей. Ступени кончились. Тьма окружила команду плотной завесой; вопреки опыту и верному оружию в руках, в глубине души люди чувствовали себя маленькими и беззащитными. Это был не первый спуск Глеба и остальных в подземку. Однажды они сунулись на Кропоткинскую, но вместо чего-либо ценного нашли лишь неприятности: им на голову посыпались тараканы-переростки. Буквально.

«Может, поэтому у меня дурное предчувствие? Жаль, без огнемёта идём. У тараканов панцирь что броня. Аслан, чумазая ты скотина! «Э-э, слышишь, да! Мне бензин тут нужен, слушай!» Сдался бензин мёртвым и обглоданным…»

Привычный в прошлом коридор с типовой облицовкой без освещения казался локацией из фильма ужасов. Фонарик Михаила высвечивал куски сброшенного хитина, разводы коричневой слизи и обрывки ткани. И снующих между ними тараканов. По крайней мере, маленьких. Под ногами то и дело хрустело. Лицо Глеба скривилось. К некоторым вещам тяжело привыкнуть.

Туннель за поворотом стал шире и выше. Заблестело битое стекло. В углу развалился скелет, облачённый в деловой костюм, белую рубашку и галстук. Рядом лежал саквояж. Едва ли в нём могло быть что-то ценное в новом мире, но руки Глеба зудели от желания порыться внутри. И, похоже, не только у него.

– Не трать время, – шепнул Мамка, касаясь спины Михаила, – там мусор, а у нас здесь дела поважнее.

– Где он, твой бункер? – Михаил через плечо посмотрел на командира, но всё ещё держал ружьё наизготовку. У семьянинов сильные руки.

– В шахте. Вход через техническое помещение на краю платформы.

Они дошли до касс. Под ногами лежали кости не одного десятка человек. Они были не просто обглоданы, их буквально разорвали на куски, а остатки растащили в разные стороны. Сергей сплюнул и матюгнулся, досадуя, что у него сейчас не было огнемёта.

– Думаешь, эти твари где-то здесь? Жрать-то им больше нечего.

– Без понятия. Смотри под ноги!

На их шёпот гулко ответило эхо. Направленные в одну сторону фонари не могли показать, сколь обширна платформа, но уходившая далеко за пределы полосы света тьма не позволяла усомниться в её длине. Берцы по-прежнему приглушённо стучали по плитке, но хруст хитина, костей и прочего мусора под ногами как будто прекратился. Это странно: не могло же статься, что кроме бедняг в вестибюле и на лестнице больше никто не погиб.

Глеб хорошо помнил, как всё завертелось, когда по всему миру грянули взрывы. Люди в эпицентрах падали замертво от адского излучения, а потом всё ушло вниз: в канализацию, захоронения, в самые тёмные уголки тоннелей метро – и спустя несколько неимоверно коротких циклов из личинок начали вырастать настоящие монстры.